История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович Страница 33
- Категория: Старинная литература / Мифы. Легенды. Эпос
- Автор: Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович
- Страниц: 92
- Добавлено: 2020-09-16 06:14:16
История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович краткое содержание
Прочтите описание перед тем, как прочитать онлайн книгу «История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович» бесплатно полную версию:История русской литературы с древнейших времен по 1925 год. Том 2 - Святополк-Мирский (Мирский) Дмитрий Петрович читать онлайн бесплатно
Г. Дж. Уэллсу.
Литературное творчество Горького, не считая его чисто политических и
журналистских произведений, можно разделить на три четко разграниченных
периода: первый включает в себя рассказы, написанные с 1892 по 1899 г.,
заложившие основу его популярности; второй, продолжавшийся с 1899 по
1912 г., заполнен романами и пьесами с претензией на социальную значимость;
третий период начинается в 1913 г., когда Горький перешел главным образом к
автобиографии и мемуарам. Первый и последний периоды более важны, чем
72
средний, в течение которого творческие силы Горького претерпели некоторый
спад.
В ранних произведениях Горького реализм сильно смягчен романтизмом, и
именно этот романтизм обеспечил Горькому успех в России, хотя именно
реализм перенес его славу через границу. Для русского читателя новизна
ранних рассказов Горького была в их бодрой и бесшабашной молодости, а для
иностранного читателя – в безжалостной резкости, с которой он описывает
жизнь низов общества. Отсюда огромная разница между русскими и
иностранными оценками раннего Горького – она проистекает от разницы фона.
Русские увидели Горького на фоне мрака и уныния Чехова и других прозаиков
восьмидесятых, а иностранцы – на фоне благопристойного, сдержанного
реализма викторианских времен. Самые первые рассказы Горького чисто
романтичны. Таковы Макар Чудра и Старуха Изергиль (1895), как и его ранние
стихи и известнейшая Песня о Соколе, с припевом «Безумству храбрых поем
мы славу».
Этот очень театральный и безвкусный романтизм был действительно
заразителен и внушил обкормленному Чеховым русскому читателю больше
любви к Горькому, чем все остальные его произведения. Этот романтизм
выкристаллизовался в философию, откровеннее и проще всего выраженную в
очень ранней притче О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины,
которую можно сформулировать как предпочтение угнетающей и низкой правде
возвышающей лжи.
К 1895 г. Горький отказывается от традиционного набора форм своих
рассказов о цыганах и разбойниках и переходит к манере, где реалистическая
форма сочетается с романтическим вдохновением. Первый рассказ Горького,
опубликованный в «большой» прессе, – Челкаш (1895) – является и одним из
лучших. Тема его – контраст между веселым, циничным и беззаботным
контрабандистом Челкашом и парнем, которого он берет в помощники в этом
опасном деле, – типичным крестьянином, робким и жадным. Рассказ хорошо
построен, и, хотя романтический ореол вокруг Челкаша никак нельзя назвать
«реалистичным», образ его нарисован с убедительной живостью. Другие
рассказы такого же рода: Мальва (1897), где Мальва – женская ипостась
Челкаша, и Мой спутник (1896) – по созданному характеру лучший из этой
серии. Примитивный и аморальный грузинский князь Шакро, с которым
рассказчик идет пешком из Одессы в Тифлис, – действительно замечательное
создание, достойное стать рядом с самыми лучшими горьковскими зарисовками
характеров. В рассказе нет ни капли идеализации Шакро, хотя очевидно, что
«художественная симпатия» автора целиком на его стороне. Многих
поклонников завоевала раннему Горькому его манера «описывать природу».
Типичный пример этой манеры – начало Мальвы с знаменитым первым абзацем,
состоящем из двух слов: « Море смеялось». Но надо признаться, что сегодня эти
описания утратили свежесть и уже не поражают. Около 1897 г. реализм
начинает перевешивать: в Бывших людях (1897) реализм доминирует, и
героические поступки капитана Кувалды не могут развеять унылую атмосферу
места действия. В этом рассказе, как и в других рассказах тех лет, появляется
черта, гибельная для Горького: неумеренная страсть к «философским»
разговорам. Пока эта страсть его не обуяла, Горький проявлял себя как мастер
композиции. Такое редко бывает у русских писателей: в некоторых его ранних
рассказах была прочность сцепления, почти что сравнимая с чеховской. Но у
него не было чеховской экономности, и, хотя у таких рассказов как Болесь
(1896) и Скуки ради сильный и крепкий костяк, сама ткань рассказа не несет в
себе той непреложности, которая является отличительной чертой Чехова. Кроме
73
того (и в этом отношении Чехов был не лучше), русский язык Горького –
«нейтрален», слова остаются знаками, не имеющими собственной жизни. За
исключением некоторых словечек, они могли бы быть переводом с любого
языка. Только один из ранних рассказов Горького заставляет забыть о всех его
недостатках (кроме посредственности стиля) – это Двадцать шесть и одна
(1899), рассказ, который можно считать завершением периода. Действие
происходит в подвале булочной, где двадцать шесть мужчин работают по
шестнадцать часов в день без свежего воздуха за нищенскую плату. Молодая
девушка каждый день приходит туда за свежими булками, ее свежая и невинная
красота – единственный луч света в их безнадежной жизни. Солдат,
занимающийся в том же дворе более легким трудом, заключает пари, что
соблазнит ее, – и выигрывает. Когда девушка появляется в булочной после
падения, все пекари улюлюкают. Рассказ жестоко реалистичен, но он
пересекается таким мощным потоком поэзии, такой убежденной верой в
красоту, свободу, естественное благородство человека; повествование ведется с
такой точностью, с такой достоверностью, что сомнений не остается: это
шедевр. Шедевр, который ставит Горького, молодого Горького, среди
подлинных классиков нашей литературы. Но по своей совершенной красоте
рассказ Двадцать шесть и одна остается единственным, и это последний
рассказ хорошего раннего Горького – последующие четырнадцать лет Горький
скитался по скучным и бесплодным лабиринтам.
Горький рано попробовал выйти за пределы социальных границ,
наложенных на него его ранними переживаниями. Еще в 1897 г. он написал
рассказ Варенька Олесова, в котором пытался изобразить образованные
классы, – забавно, что этот рассказ предваряет написанные на несколько лет
позже рассказы Арцыбашева и других. Из мемуаров Горького мы знаем, что ему
не нравилось быть просто писателем из народа, а хотелось стать вождем и
учителем. Это стремление отразилось в ряде его романов и пьес, написанных
между 1899 и 1912 гг. Они – наименее ценная часть его творчества. Их
объединяют две черты: полное исчезновение композиционного мастерства,
которое казалось таким многообещающим, и неумеренное многословие в
разговорах о «смысле жизни» и тому подобное. Горький не написал ни одной
хорошей пьесы и ни одного хорошего романа, и если есть достоинства в его
произведениях этого периода, – то вопреки тому, что это пьесы или романы.
Главные романы этого периода: Фома Гордеев (1899), Трое (1900–1901), Мать
(1907), Исповедь (1908), Городок Окуров (1910) и Жизнь Матвея Кожемякина
(1911). Все они ставят перед собой задачу: показать широкие картины русской
провинциальной жизни, ее бессмысленной жестокости, грязи и тьмы, в которой
просветы возникают только благодаря усилиям отдельных людей познать
«смысл жизни», вырваться из омута провинциального застоя и указать путь
невежественным и угнетенным массам. Первые два романа менее тенденциозны
и менее отчетливы по своей социальной заданности. Послереволюционная
серия более очевидно связана с идеями большевиков, хотя эти идеи отражены в
странно-мистической интерпретации. Из этой серии лучше всего Фома Гордеев.
Хотя, как и остальные романы, Фома Гордеев испорчен отсутствием
Жалоба
Напишите нам, и мы в срочном порядке примем меры.