Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города Страница 34

И взгляд открытый и прямой ты демонстрируешь умело…

Но снова врешь ты, мальчик мой… я знаю — я всегда так делал.

Как я люблю тебя, малыш! Ты, зная это, колобродишь —

И целый день, пока не спишь, меня проказами изводишь.

Ты подрастаешь… Все ясней в тебе видны мои привычки —

И порох облаком огней взметнется ввысь от малой спички…

Смогу ли я сберечь тебя, чтоб пламя не спалило душу,

Смогу ли?... Жизнь свою губя, я никого тогда не слушал…

Я так люблю тебя, мой сын! Уже сейчас подумать больно,

Что ты войдешь в чадящий дым, в котором жил я так привольно.

Ты мой — ты кровь моя и плоть… Как в отражении зеркальном,

Я вижу все, что дал Господь когда-то мне рассветом ранним…

Действие пятое. ОТЦЫ ЦЕРКВИ

Январь 1839, Генуя. Из окон кафедрального собора Сан-Лоренцо открывается

завораживающий вид на изрезанное побережье Генуи — виден кусок глубокой

синевы, и сразу не ясно, где разделяется вода и небо… Епископ Гальвано заво-

роженно смотрит на открывшуюся ему картину, невольно сравнивая с побере-

жьем Ниццы…

А в т о р : Архиепископу Генуи, кардиналу Тадини, примерно 57

лет, он ровесник Никколо Паганини. Выросший вместе с Никко-

ло, он всю жизнь завидовал его таланту. Ради того, чтобы добиться

успеха и миновать неотвратимую нищету, он принял сан и стал

уверенно продвигаться по кардинальской лестнице. Принадле-

жит к ордену иезуитов. Доменико Гальвано, епископ Ниццы, при-

ехал в Геную по приказу своего духовника — кардинала Тадини…

В умиротворенные размышления епископа Гальвано резким криком чайки вры-

вается голос кардинала Тадини…

Та д и н и ( з л о б н о - р а д о с т н о ) :

Осталось ждать уже недолго, мои собратья донесли,

Что ждет последняя дорога, и он уйдет за край земли…

Великий Мастер! Паганини! Скрипичный гений, виртуоз!

Ты, прежде, чем сойдешь в могилу, узнаешь вкус соленых слез!

Гальвано, сын мой, постарайтесь, чтоб слухи расползлись быстрей —

Пускай растет обида братьев и возмущение людей!

Пусть знают все о богохульстве и одержимости его,

И что на лбу багровым пульсом сияет дьявола клеймо!

Пусть разнесет молва, чтоб миру о преступленьях рассказать —

Наш гений растерял все силы, он едет в Ниццу умирать!

Епископ Гальвано отрывается от своих наблюдений и подобострастно смотрит

на кардинала.

Га л ь в а н о ( у в е р е н н о ) :

Архиепископ, все готово — о Паганини знают все,

Уйдет он без прощенья слова, уйдет, не преданный земле!

И если в Ницце оборвется богопротивный путь его —

Благословенье не коснется, проклятье ляжет на чело!

Никто из верных сынов церкви не примет исповедь глупца,

Что ради славы предал веру, отринувши любовь Творца!

Он не найдет приют в тех землях, и погребения процесс

Не совершится, где значенье имеет Христианский крест!

Та д и н и :

Отлично, сын мой, приступайте… Господь поможет вам в пути —

Немедля больше, выезжайте, чтобы живым его найти…

Епископ Гальвано целует перстень кардинала, тот благосклонно кивает ему на

прощание, Гальвано уходит. Кардинал Тадини подходит к окну…

А в т о р : Кардинал Тадини всматривается в безбрежную синь,

расстилающуюся вдали, от блеска играющего на воде солнечного

сияния на глазах выступают слезы, Тадини переводит взгляд на го-

род, словно пытаясь отыскать маленькую улочку, потерявшуюся

среди плотно наседающих друга на друга домов — переулок Чер-

ной кошки, где осенним вечером 1782 года родился тот, чей талант

отравил всю жизнь кардиналу…

Та д и н и ( я р о с т н о ) :

Нет… Я не верю! Господи! Не верю! Как мог ты дар такой ему отдать?!

На лбу его сияет метка зверя! Вокруг толпится дьявольская рать…

Пусть зависть пеленой глаза застила, пусть сердце мне прожег

тлетворный яд —

Я ненавижу музыку и имя того, кто нес с рожденья Твой талант!

О Боже! Звуки, что летят как искры и опадают ворохом листвы,

Кружатся в поднебесье ветром быстрым, низвергнутся на землю

с высоты…

Он слышит… слышит! Мир, что я не вижу, что Ты мне

не откроешь никогда —

Ему тот мир стал и родней и ближе земного… Словно вешняя вода

Разбудит к жизни ледяное сердце и уведет в неведомую высь —

А мне… в удушье злобном не согреться… И в темный лабиринт

уводит мысль…

Одна лишь мысль! Не я Тобой был избран! И дар услышать жизнь

ты дал не мне!

А мне остался только жалкий призрак мечты, что растворилась

в тишине…

Как я любил мелодии и звуки и я играл… Но вдохновенья дар

Ты дал ему! И скрипку в его руки вложил. Как свет, как истины пожар!

Ты так решил… Но я решу иначе, пусть за чертой, но я реванш возьму —

Покуда мое слово что-то значит, Маэстро сгинет в проклятую тьму!...

Кардинала трясло, судорога проходила по его телу, словно от удара молнии…

А в т о р : Тадини снова явственно увидел себя и.. того, другого,

кого он так неистово теперь ненавидел и проклинал — им было

по 14 лет, но Паганини уже восхищалась вся Генуя, у него уже тогда

сыскался покровитель, а у Тадини не было ничего: ни восхищения,

ни покровителя, ни надежд. Он любил музыку, не мог жить без нее,

но он не мог извлечь из скрипки звуки, от которых замирала душа,

и уж тем более, не мог сам написать такую музыку… Не мог, как

ни старался. Именно тогда он избрал единственно возможный для

него путь к вершинам — пусть не светским, но вершинам. Он про-

шел всю церковную лестницу с показным смирением и неистовым

честолюбием — он шел на вершину, чтобы когда-нибудь иметь воз-

можность поквитаться с тем, кого считал недостойным Божьей

милости. Кардинал походил по комнате и снова подошел к окну,

но чистая синева не развеяла его мрачных мыслей, наоборот, он

принял решение идти до самого конца.

Та д и н и ( с н е н а в и с т ь ю ) :

Ну что ж, Никколо… Ты узнаешь, что зря тягаешься со мной —

Теперь все то, что испытаешь, ты будешь помнить за чертой…

Ты смог уйти от гнета будней, достиг богатства и хвалы…

А я ступил на путь мой трудный, чтобы избегнуть злой нужды…

Почти что вместе мы взрослели, но нечего мне было ждать —

Тебе же открывали двери везде, где мог ты пожелать…

Я отказался от земного, чтоб выжить и достичь высот…

Ты жил развратно, непристойно, не зная никаких забот…

Да, ты не знал, как это страшно — любить, желать! Но не иметь!

От страсти гибнуть ежечасно и в адском пламени гореть!

Тебя же — нищего когда-то, судьба ласкала, не скупясь —

И возвышала музыканта Фортуна, радостно смеясь!

Какие женщины любили! Аристократки, знати цвет —

Их имена уже забыли… Но для тебя забвенья нет!

Твой гений превзошел живущих, и будет в памяти людей

Твой образ жить в годах грядущих! Но сгину я во мрак теней!

Я ненавижу! Проклинаю! Ведь я жил музыкой одной,

Но воля Господа иная — им избран был совсем другой!

Тебе был гений предназначен, а мне — монашеский обет —

Я жить хотел совсем иначе… Теперь ты дашь за все ответ!

Твои посмертные гастроли устрою я! Хотя бы так

Пусть на века меня запомнят — мой импресарио талант!

Действие шестое. ОТВЕРГНУТОЕ ПРИЧАСТИЕ

Хорошо обставленная комната на втором этаже уютного дома, увитого плю-

щом и виноградом. У стены на кровати лежит Николо Паганини, он умирает,

силы оставили его, но время от времени сознание возвращается и тогда он си-

лится сжать рукой свою скрипку.

У его постели сидит Ахилл, он уже совсем взрослый — 15 лет. Он с болью, не

отрываясь смотрит в лицо отца, ловя каждое его дыхание и движение, он сидит

так уже много дней, сменяя друзей Маэстро, которые также в последние его

часы пожелали быть рядом.

Здесь же, в комнате, находится Ангел, который то стоит у окна, наблюдая за тол-

пой, которая постепенно заполняет улицу перед домом, то отходит к постели

умирающего…

А в т о р : 27 мая 1840 г. Франция, Ницца. Никколо Паганини

умирает, он давно потерял голос, пальцы онемели. Он уже не мо-

жет играть, это мучает его больше всего, потому что он страдает

без той, что дарила ему самые прекрасные минуты и самые тяжкие