Елена Воробьева - Летописи Арванды. Легенды спящего города Страница 5

В живых твоей семьи уж нету, я сам убил их всех! Сейчас

Умрешь ты, Феникс, зная это — настанет твой последний час!»

Король от горя задохнулся, и сердце замерло в тоске —

Забывшись, к Морину рванулся в бессильном яростном броске…

Но цепи лязгнули металлом, колдун захохотал, велев:

«Зажечь костер!» — и тут же пламя взметнулось вихрем, заревев…

Тогда средь пламени и дыма явился старый Альбигар,

Сказав: «Не верь — они все живы! Вот Эрики последний дар…»

Король, в руке сжимая вереск, на чародея посмотрел —

От счастья плакал гордый Феникс, а взгляд надеждой просветлел.

Земли пещерной бросив в пламя, заклятье Альбигар сказал…

И тут же тяжким пленом камень костер горящий заковал!

Он на столетье под твердыней, непроницаемой для тьмы,

Скрыл короля… И он отныне ждет исполнения судьбы…

В великой злобе крикнул Морин: «Ты жив?! Но ведь я слышал — ты

Не вынес юдоль земной доли, решив уйти за край черты?

Ты стар и слишком слаб для битвы — не стой же на моем пути!

Теперь удел твой — лишь молитвы, а мой — власть тьмы живым нести!»

Но Альбигар ответил: «Морин, пусть сердце мне сожгла тоска,

Но в этом мире зла и горя оставлю я ученика!

Он не оставит без ответа, без состраданья и любви

Ни одного созданья света, рожденного в лучах земли.

Твое же время истекает — та власть, что здесь тебе дана,

С твоею жизнею растает, рассеется в тумане тьма.

Ты не увидишь пораженья — кровь колдовская упадет

До окончания сраженья, начнется время новый счет!

Прощай!» — и с этими словами исчез с Ордэном он в ночи,

На площади у глыбы камня остались только палачи.

Колдун взбешенный, размахнувшись, о камень бросил меч…

Но твердь застыла, не пошелохнувшись, храня надежно его смерть…

4. СТОЛЕТНИЕ СУМЕРКИ

Звезда на западе погасла — Арванда погрузилась в тьму…

Лишь отблеск прошлого неясно напомнит прежнюю страну.

Не освещает больше солнце ее леса и города —

Свет сумеречный тихо льется, как в темном омуте вода.

И птицы скрылись в дальних странах, одни лишь вороны кружат

Среди бескрайнего тумана, которым мир теперь объят.

Народ Арванды постепенно покинул родину свою,

Чтобы в печали неизменной отныне жить в чужом краю.

Всем дали кров и тень покоя соседи: на востоке — Брант,

На севере — Дарнидикоя, на юге — жаркий Ясинбард.

А там, на западе Арванды граница проклятой страны —

Из злой, холодной Тарзиланды явились сумрака сыны…

Второй столицей Морин сделал, назвав ее Моринегард,

Поруганную Арвадею, и мрак укрыл прекрасный сад…

Вдоль новой сумрачной границы поставил мудрый Альбигар

Дозорных… Каменные птицы заклятьем мир хранят от чар.

Сквозь сомкнутые плотно крылья не может войско колдуна

Проникнуть тенью или пылью — на камнях выбиты слова…

Слова заклятья и надежды, слова прощанья и мечты

Народа, изгнанного прежде — свет веры, правды, чистоты:

«Мы принимаем без роптанья свой горький и тяжелый путь,

Мы верим в правду мирозданья, что нам дала земную суть.

Когда минует злое время, Арванда сбросит тьму оков,

Звезда воскреснет — Арвадея из тяжких, сумеречных снов!

Мы возвратимся! В час заветный нас поведет предвечный свет —

Для сил же тьмы пусть под запретом останется ушедших след…»

Не раз, не два колдун пытался заклятый перейти рубеж —

Но только в бешенстве метался пред светом праведных надежд…

В отчаянье решился Морин тьму разрушения призвать,

Чтобы охранной силы волю сломила сумрачная рать —

Но в миг, когда слова проклятья упали комьями к ногам,

Огни взметнулись в высь в объятье, скользнувши к каменным орлам…

И зашумело пламя — крылья, взлетели стражники границ —

Исчезла, дрогнув, вражья сила, от огненных спасаясь птиц!

Колдун, как громом пораженный, издалека смотрел на них

И так стоял, завороженный, пока шум битвы не затих…

С тех пор он в сумрачных раздумьях в Моринегарде пребывал,

Лишь в помрачениях минутных кружа среди лесов и скал:

Он вновь и вновь безрезультатно, пытался отыскать следы

Их, ускользнувших безвозвратно от темной власти и беды —

Четыре принца, три принцессы… Лес неприкаянных хранит

Под сенью призрачной завесы их жизни крепче, чем гранит.

Разросся лес — и даже Дерен теперь укрыт его листвой…

Отверженные души верны своим словам в тиши ночной.

В обличье разном проникая под сень дубравы, вновь колдун

Вспять уходил, изнемогая от слабости и мрачных дум:

Лес проникал в его сознанье, душил, изматывал, давил!

И раз за разом истязанья все больше отнимали сил…

Тогда он устремился в горы — там, на вершине режет взгляд

Сиянье… А среди предгорья разлился вересковый сад.

Скрывают заросли густые от вражьих глаз и злобной тьмы

Надежды свет… В тоске пустые для Морина проходят дни…

В Пещеру он не смог проникнуть, казалось воздух напоен

Враждой, опасностью безликой — его раздавят своды гор!

Он знал, что Призракам Пещеры подвластны будущие дни,

Но свет их первозданной веры хранят застывшие огни —

Одиннадцать свечей вовеки не загорятся для того,

Кто тьмы и ненависти реки направил в мир, сгубив его…

И Морин понял: он бессилен! Он покорил страну… Теперь

Он пленник в покоренном мире — лишь загнанный в ловушку зверь!

И он метался по Арванде, ища в ней признаки живых —

Не находил… В Моринегарде лишь отдыхал средь масок злых.

Колдун решился в Тарзиланде искать совет своей беде —

Там, в омутах у Черной Пасти живут безликие Хэй-тэ…

Никто из проклятого царства, страны древнейших колдунов

Без наказанья их пространство не нарушал во тьме их снов…

Все, кто пришли тропой незримой и получили их ответ,

Ценою зла неисчислимой им заплатили за совет.

Но Морин был давно на грани — отчаянье, смертельный страх

Невыносимым грузом, камнем, лежали на его плечах.

Покинув новую столицу, скрываясь за туманной мглой,

Он в Тарзиланду возвратился в безлунный, мрачный час ночной.

Он миновал Леса Забвенья, Болота Призрачных Огней,

Где колдуны без сожаленья сгубили тысячи людей.

Он пролетел над черным сводом нависших над обрывом скал,

Где некогда пучины вод нес Мертвый Черный Океан…

И вот открылись Злые Горы — сначала сумрачной страны

Хранили Черные Озера безликих духов глубины.

В ночь трех стихий явился Морин на камень у озерных вод —

Ревела буря… Ветер вскоре, устав, в прибрежный сумрак лег…

Тогда в глубинах появились пятном в холодной темноте,

По камням тенями разлились, встав кругом, шестеро Хэй-тэ —

«Ты потревожил нас напрасно, расплаты ты не избежишь,

В твоих глазах мы видим ясно, как оборвется твоя жизнь!

Но... есть и для тебя надежда: пусть королевская семья

В разлуке пребывает, прежде угаснет луч последний дня

Того, что завершит столетье… И, знаменуя битвы час,

Взметнет огонь уснувший ветер... Колдун, вот твой последний шанс!

Когда объятьями, слезами они скрепят судьбу свою —

Взовьется Феникс ввысь, и пламя его отнимет жизнь твою!

Так не позволь соединиться им вновь, и каменный костер

Огнем не сможет возродиться, и канет в сумрачный простор…

За то, что ты ответ услышал, мы забираем навсегда

Твое бессмертие… И к жизни ты не вернешься никогда!

Из тела, праха или тени — ты не вернешься в этот мир,

Забыт и проклят будешь всеми, великий в прошлом властелин!»

Хэй-тэ вкруг Морина сомкнулись, и закружился темный смерч —

Из вод озерных улыбнулась, на колдуна взирая, Смерть…

Потом в беспамятстве три ночи он пролежал у тех озер,

Забыть стараясь, что пророчит ее холодный, властный взор…

Но наступил рассвет четвертый, и Морин поднялся с камней,

Покинув край живых и мертвых, жестоких призрачных теней.

Вернувшись, поседевший Морин повсюду выставил дозор,

Последовав веленью воли, что слышал он у Черных гор.

Впервые он боялся правды и дал немедленно приказ

Закрыть врата Моринегарда, подняв мосты в последний раз.

Он древним колдовским обрядом создал всевидящий кристалл —

И знал, что происходит рядом у города, дубравы, скал…

Из мрака проклятого мира он вызвал Воинов земли,

Чью жизнь вела заклятья сила лишь для убийства и войны.

Так Морин ждал конца начало, почти прошел столетний срок —

Теперь Арванды ему мало, он тьму направит на Восток!

5. СОЮЗНИКИ СВЕТА

Пока еще над Брантом солнце сияет в вышине небес,

И словно сердце пульсом бьется — шумит листвой бескрайний лес.