Мария Вечканова - Предание Страница 7

– Спой из ваших древних песен твою любимую…

Такая у меня есть. Не знаю, кто и когда ее сочинил, но для меня эта баллада почему-то была всегда чрезвычайно важна. И я никому ее не пела. Вот только что ему…

Мой голос звонким бубенцом звучал в рассветных лучах. Странно, но я совершенно не волновалась! Я чувствовала, как сияние наполняет каждую росинку на его перьях и каждую душу. Его и мою.

Слезами синего дождя,

Ветрами южных гор,

На крыльях облака летя,

Он покидал мой двор.

Он знал, что не вернется вновь,

Я верила – дождусь.

И неизведана любовь

Лишь добавляла грусть.

Слезами серого дождя

Пролились небеса…

Он знал, что не придет, пройдя

Все гиблые места.

Он так и не сказал тогда

О том, чего хотел.

Лишь знала чистая вода —

Война его удел!

Слезами алого дождя

Лилась честная кровь.

Когда врага семьи рубя,

Он вспоминал любовь,

Которая осталась там,

За тридевять земель,

В краю, где братом облакам

Он был… А что теперь?

Слезами острого дождя

Пронзала сердце боль.

Он не придет ко мне, пройдя

Несправедливость доль…

Улыбкой вешнего дождя

Не озарится двор,

На крыльях облака летя,

Не спустится он с гор…

Песня давно стихла. Мы стояли и молча смотрели друг на друга. Я не спрашивала, но его глаза ясно говорили, что мы больше не увидимся. В них читалось такое сожаление и грусть, что у меня внутри, кажется, все перевернулось, раскололось и снова попыталось срастись. Я почувствовала, что меня начинает бить легкий озноб.

Молчание затягивалось. Эббе вздохнул.

– Пора!

Дракон развернулся, взмахнул крыльями и взлетел. Не обернулся.

И хотя он давно уже исчез, я долго стояла и смотрела ему вослед. А потом, переполненная впечатлениями, залезла на дерево и уснула в ветвях старой яблони.

Глава 5

Хорошо все видится с высоты птичьего полета! Как на ладони в яблочном саду моя сестренка Ингрид собирает спелые фрукты. Непросто достать до сочных плодов. Сразу видно, что ей это в новинку. Раньше всегда это делала я.

Теперь же я в изгнании. У меня больше нет права стоять на земле своих предков и говорить с родными. Но наблюдать за ними мне запретить никто не может. Я вздохнула и направилась на вершину холма.

Пожухлая трава спутывала босые ноги. В воздухе парило, и редкие птицы летали очень низко. Вдали собиралась гроза. Надо успеть до старых развалин – там довольно уютно обосновался мой временный приют. Пока усталые ноги мерно шагали в его сторону, я мысленно вернулась к событиям вчерашнего дня.

В то утро я проснулась на ветвях старой яблони. Солнце стояло уже высоко, но день еще не дошел до полуденной черты. Я открыла глаза и попыталась сообразить: где я и что со мной произошло. Яркие солнечные лучи слепили и мешали сосредоточиться. Я аккуратно приподнялась на руках и потянулась. Затекшие члены сладко отозвались. Спрыгнув с последней ветки, моя сущность каждой своей клеточкой устремилась к реке. Этот осенний день выдался на редкость жарким, так что окунуть еще спящее разомлевшее тело в студеную воду оказалось чрезвычайно приятно. Обтерев ладонями надоедавшие капли, я стала спешно натягивать уже заношенную одежду, еще хранившую на себе грязь того дня, когда я покинула дом. Воспоминания нахлынули нескончаемым потоком… Надо еще придумать, что сказать отцу.

Я сбежала из дома, ослушалась вождя, по сути, ушла из рода. У нас так говорили о людях, которые умерли. Мои поступки равносильны этому. В итоге, я не надумала ничего лучше, нежели привести себя в полный порядок и пойти в деревню, а там уже действовать по ситуации.

Родная тропка прямиком вывела меня к нашему поселению, не обманула. Люди стали замечать изгнанницу, останавливались. Я теперь здесь чужая. Что еще хуже: подумают, вдруг это оборотень в моем обличии. Тогда придется доказывать, что я – это я и ничего хорошего от этого точно не жди.

Я увидела его. Отец стоял, склонившись над сгоревшими развалинами. Рядом парни, способные держать топор, уже отесывали первые поваленные бревна. Я поняла: хотят сладить на старом месте новую избу. Добро́. На негнущихся ногах я смело стала приближаться к вождю. Отец замер, увидев свою пропавшую дочь. Люди вокруг тоже побросали свои дела и смотрели во все глаза.

Видок, конечно, у меня еще тот – я уже сказывала, какая грязная и перепачканная одежда скрывала мою наготу. Однако лицо мое сияло и чуть-чуть покраснело при столь пристальном внимании. Говорят, в подобных случаях меня покрывал совершенно прекрасный румянец, и я смотрелась милее, чем когда-либо. Ох, к добру или нет?

Вождь молча смотрел на меня. В его глазах читалась радость и ликование оттого, что я жива; суровость из-за моего ослушания; вопрошение о драконе и небольшая растерянность от незнания: что же дальше-то делать?

Мне казалось, что мое ликующее лицо ясно говорило: опасность нам больше не угрожает. Я пыталась передать во взгляде свои мысли и чувства, вселить в отца уверенность и понимание моего поступка.

Рядом с ним появилась мать так легко и непринужденно, что никто ее поначалу даже не заметил. Я залюбовалась. В моем воображении иногда непроизвольно появлялось сравнение ее с белой лебедушкой, мягко качавшейся на волнах. Столько грации и красоты в ее походке! Иногда создается впечатление, будто она ничего не весит, как перышко…

Я посмотрела на маму и попыталась снова все передать ей мысленно.

В этот момент отец провозгласил:

– Кто ты и зачем явилась на нашей земле?

Всегда перед знакомством главное узнать имя человека. В старые времена считалось, что в настоящем имени кроется недюжинная сила, и узнавший его имеет поистине безграничные возможности над проговорившимся. Люди всегда старались при первой встрече назваться так, чтобы имя звучало как прозвище, а еще лучше, если скажет его за тебя кто-нибудь дугой. Возможно, именно поэтому дракон не захотел мне открываться – не доверял…

Мне же нечего скрывать. Я знаю род, и его древние традиции и обряды. Этот разговор – один из них.

– Я Элин, дочь Эмиля и Меты, живущих на Потерянном острове, который можно рассмотреть только в лучах восходящего и заходящего солнца; правнучка прославленного Орвара, спасшегося от дракона.

– Ты называешь себя, как моя ушедшая старшая дочь. С чего мне знать, что это Элин вернулась из царства мертвых?

– Я уходила, чтобы стать жертвой дракона, который летал над островом и причинял неприятности. Крылатый ящер пощадил нас и улетел. Он просил меня передать всему роду, чтобы мы ничего больше не боялись. Драконы нас не тронут.

Дракон. Мне становится как-то не по себе, когда я называю его крылатым ящером, но расскажи я, как все было на самом деле, мне точно никто бы не поверил.

Я вспомнила пушистые перья и горячи мышцы; чарующую ночь и бескрайний полет. И самый прекрасный в моей жизни рассвет. А потом вмиг спохватилась: как бы сии приятные мысли не отразились на моем лице, иначе я буду выглядеть очень глупо.

– Ты говоришь, поистине, странные вещи, называющая себя Элин. Никогда еще кровожадные змеи – здесь, ко всему ужасу трагической ситуации, меня чуть не стало распирать от смеха – не щадили наших прадедов. С чего бы им менять свои привычки?

Вопрос отца прозвучал грозно. Я вздохнула.

– Дракон передо мной не стал отчитываться: почему, да как. Просто сказал и улетел. – Я вспомнила, как его силуэт тает в рассветных лучах. – У вас есть полное право мне не верить, но разве потревожила род крылатая тень с тех пор, как я ушла?

– Ты права. С тех пор, как исчезла Элин, ничего плохого с нами не происходило. Раз ты утверждаешь, будто являешься моей старшей дочерью, то должна знать, что происходит с ослушавшимися вождя.

– Я знаю. Изгнание.

– Верно. Я приговариваю тебя к изгнанию на три дня и три ночи. И если кто-нибудь заметит твой след на нашей земле – не будет тебе пощады. Если ты пройдешь это испытание, тем же сроком будешь поститься взаперти. Третье же испытание тебя ждет такое. Элин была великой мастерицей петь. Если после всего вышеперечисленного ты споешь так, что соловьи будут заворожено слушать, я и весь род признаем тебя. Если ты действительно моя дочь, то сделаешь все правильно и выдержишь. Если же не осилишь хоть одно испытание – останешься в изгнании навсегда. Оборотням здесь не место!

Мать смотрела на отца умоляющим взглядом, но он остался непреклонен. И я его поняла. Он – вождь. Никто не сомневался, что я – это я, но традиции есть традиции. Если бы отец не устроил мне испытаний, люди стали бы говорить недоброе – мало ли что. А так я докажу, что не злой оборотень, и тогда уже никто не будет сомневаться в моих словах.

Возможно, мне удастся даже убедить их, что драконы нам больше не опасны, хотя, как справедливо заметил Эббе, древний ужас слишком прочно засел в наших головах. Ну да ладно, сначала надо вернуться в род, а потом уж думать, что да как. Я ведь, действительно, ослушалась отца. А он мне дает второй шанс. Это немалого стоит.