Секрет Сибирского Старца - Юлия Ефимова Страница 10

Сильвестр решил зайти в дом и найти хозяина. Вдруг тому стало плохо? Помня про собаку, он очень аккуратно ступал по скрипучим половицам дома. Из маленького коридора вышел в большую комнату с печью, которая, в свою очередь, тоже оказалось проходной, и вышел на веранду. В сумерках Сильвестр увидел со спины хозяина, сидевшего на стуле, и Татарина, уютно расположившегося у его ног.

– А я вас там жду, – сказал он громко, и это почему-то прозвучало зловеще в тишине комнаты.

Татарин лишь лениво повернул в сторону вошедшего голову и, видимо, не увидев для себя ничего интересного, опять улегся в ногах у хозяина.

Сильвестр уже более уверенно обошел стул и увидел безжизненные глаза старика, открытые навстречу вечности. То, что старик был мертв, не вызывало никакого сомнения – Сильвестр уже видел такие глаза, тогда, когда страх пришел к нему в первый раз и, сев на горбушку верхом, до сих пор ехал на своем усталом носителе.

На мгновение глаза старика сменились теми, которые он видел каждый день во сне, и Сильвестр побежал. Он не отдавал себе отчета, зачем и куда он бежит. Впереди была не дорога, а чернота и грустные глаза, смотрящие в вечность. Возможно, он мог бы бежать так еще долго, но в лицо ударил резкий свет и удар в бок отбросил его в кусты. Сознание решило, что это избавление, и заставило мозг выключиться, одним щелчком, как выключают в комнате свет.

Глава 4. Полина

– Ну, Васильевна, ты, конечно, тот еще водитель, – произнес в образовавшейся после столкновения гробовой тишине Вовка и тяжело вздохнул: – Ну что, примем на веру, что это была прекрасная лань, и поедем дальше или все же пойдем, посмотрим, кого убили? – спросил он у замерших Полины и Герасима.

– По-по-почему сразу убили, – заикаясь, спросила Поля, пытаясь оторвать руки от руля. – М-может, все еще обойдется.

– Оптимистка ты, Васильевна, – усмехнулся Вовка и открыл дверь машины. В свете фар никого не было видно, видимо, тело отбросило в кусты. – Пошли Герасим, проверим.

– Никуда я не пойду! – неуверенно, но громко и почти истерично ответил Гера. – Я же говорил, этот лес проклятый. Ты меня уверял, что это неправда. Вам что, мало доказательств?! Разворачивайтесь, Полина Васильевна, надо уезжать. Вовка, я беру свои обещания обратно, я не смогу никого здесь спасти.

– Герасим, возьми себя в руки, – велела Поля, увидев истерику студента и устыдившись своего недавнего поведения. Она выдохнула, чтоб немного унять сердцебиение и вышла из машины вслед за увязавшимся с ними родственником.

Все в этом парне было странным: и поведение, и внешность. Копна пшеничных волос, голубые глаза и широкие плечи – это были, по ее мнению, атрибуты русского богатыря из сказки, но парень словно не знал об этом и постоянно улыбался всем вокруг, будто бы хотел понравиться. На вид он был ровесником Полины, но при этом называл себя как-то по-детски Вовкой и надо всем старался шутить.

В свете фар Полина видела, как он подошел к кустам и что-то там рассматривал, но ей было до тошноты страшно туда идти. Полина боялась узнать о непоправимом, о том, что она стала причиной смерти какого-то человека, и тогда все, ее жизнь остановится, подведется черта, после которой ее, Полины Мохнорукой, такой, как сейчас, уже не будет. Потому что смерть непоправима.

И опять это ощущение конечности, оно словно преследовало ее в последнее время, накрывая ужасом, как покрывалом.

Наверное, самое страшное ощущение – это понимание конечности и даже не важно, чего именно, ощущение конца бьет по человеческому мозгу сильнее всего. Потому что мозг, защищая человека от страха и депрессии, запрещает размышлять в этом направлении. Даже если и разрешает иногда, то так, поверхностно, в духе игры не давая заходить в полном понимании так далеко. И вот когда, вместе с обстоятельствами в жизнь приходит вязкий привкус конца, он накрывает человека, словно лавиной. Все, это точка, изменить ничего нельзя. Именно это страшное понимание сейчас оттягивала Полина, словно смаковала минуты, где еще была надежда, что все обойдется, что все еще можно изменить.

– Васильевна, ты везунчик, ну, или он везунчик. Однозначно кто-то из вас имеет собственного ангела на небесах, – крикнул из кустов Вовка и, выглянув, опять неуместно улыбнулся.

Но Полине вместо обычного желания треснуть его по голове захотелось кинуться к парню на шею и расцеловать. В его голосе звучало главное – надежда, то, с чем Полина до этого так тяжело прощалась.

– Он жив? – осторожно спросила Поля, медленно подходя к кустам, словно дав время Вовке ей все рассказать до того, когда она увидит размах трагедии. – Это олень?

– Жив и даже в сознании, только почему-то молчит. Может, у него того, сотрясение мозга. С оленем ты перегнула, мало ли что у человека случилось, – крикнул он Поле и уже тише обратился к кому-то в кустах: – Мужчина, вы как?

– Там труп, – вместо ответа послышался голос, и Полина его узнала.

– Сильвестр Васильевич! – крикнула она удивленно и тоже заглянула в кусты. Там на земле вполне целый, по крайней мере, внешне сидел преподаватель по кличке Пират и бредил.

– Ты его знаешь? – удивился Вовка.

– Это мой коллега, он тоже, вернее, он главный от института в лагере, ну, то есть в группе, – ответила Поля.

– Вот умеешь ты объяснить, – похвалил ее молодой человек. – Ладно, давай смотреть масштаб бедствия.

– Там труп, там труп, я видел, деда убили, он хотел что-то сказать, и его убили, – повторял бессвязно мужчина.

Вовка тем временем ощупал Сильвестра Васильевича и недоуменно хмыкнул:

– Что ж, ушиб ребер, синяк будет на всю бочину, а так, Васильевна, ты в рубашке родилась, или, как я уже говорил, он. Тут уж и не поймешь, кому больше повезло. Хотя… – Вовка почесал затылок и добавил: – Возможно, ты ему башку сдвинула.

– Ну, это ведь мелочи, – постаралась закрепиться на радостной ноте Поля.

– Это для кого как, – вздохнул Вовка. – Некоторые с рождения так живут, а кому-то и некомфортно будет.

– Вы не понимаете, надо полицию вызывать, – прервал их спор потерпевший и встал на ноги. Было видно, что голова у него идет кругом, но он, схватившись за бок, где был ушиб, все же сделал несколько шагов на дорогу к машине.

– А может, ну ее, полицию, – предложил Вовка,