Будущее упадка. Англо-американская культура на пределе своих возможностей - Jed Esty Страница 11

Многие американцы - не только приверженцы MAGA - испытывают вязкое отвращение к концу господства США. Они по-прежнему привязаны к решающей национальной фантазии о бесконечном росте и бесконечном динамизме. Но ни один гегемон не стоит вечно. Еще в 1951 году Рейнхольд Нибур предвидел грядущее:

[Богатство американской жизни увековечило иллюзии Джефферсона относительно человеческой природы. Ведь до сих пор мы пытались решить все наши проблемы за счет расширения экономики. Это расширение не может продолжаться вечно, и в конечном итоге мы должны решать некоторые неприятные вопросы социальной справедливости в терминах, которые не будут слишком сильно отличаться от тех, которые были вынуждены использовать мудрейшие нации Европы". (29)

Момент бесконечной экспансии уже прошел. Если судить по наболевшим вопросам социальной справедливости, стоящим перед Америкой в 2020-х годах, наступил момент новой мудрости. Будущее упадка - будущее после упадка - даст американцам возможность мыслить по-другому, представить себе США не как сжавшееся захолустье, а как нацию, готовую двигаться вперед, не доминируя над всем миром.

Тезис 4: Деклинизм предполагает дефицит и жесткую экономию, но даже на спаде элитные нации и элиты внутри наций сохраняют богатство на протяжении многих поколений.

Трудно поспорить с тем, что экономика США, как и Британии до нее, подверглась процессу дерегулирования в течение десятилетий своего относительного упадка. Одним из следствий этого дерегулирования стал рост фундаментализма фримаркета - идеи, которая позволила американской элите с 1980 года претендовать на все более непропорциональную долю сокращающегося пирога. Иначе говоря, антидемократическая сила строительства империи длится от фазы апогея до фазы спада. Неравенство в благосостоянии - узнаваемая грань упадка как в США, так и в Великобритании. Менее часто отмечается общая экономизация политической и интеллектуальной жизни США за последние сорок лет (Эпплбаум). Кажется, что теперь все следуют за рынками и прислушиваются к лидерам бизнеса. Экономическое мышление и мышление экономистов (это не одно и то же) приобрели огромное влияние на государственную политику и на то, как простые американцы думают о своей жизни, семьях, ценностях и идентичности. Так называемая "мрачная наука" возвысилась на фоне падения уверенности американцев в себе. Странно, но неэкономисты считают экономистов надежными пророками как бесконечного роста, так и внезапного упадка. В турбулентных потоках новостного цикла эти пророки говорят о том, что экономика каким-то образом всегда находится в опасности, но при этом всегда восстанавливается. Американцы приучены день и ночь беспокоиться об экономике, а также верить и вкладывать свои пенсионные сбережения в идею фондового рынка, который всегда растет. Основные противоречия деклинизма тесно связаны с мистифицированным и противоречивым авторитетом экономических экспертов.

Две доминирующие модели современной макроэкономики принадлежат Кейнсу и Хайеку. Они были разработаны в среде двух европейских империй, переживающих упадок, - Британской и Австро-Венгерской. Несомненно, это проливает свет на связь между американским упадком и особой - то есть ограниченной - точкой зрения экономики. Технократические и эконометрические способы мышления обладают огромной властью над настоящим, но, похоже, очень мало способствуют глубокому осмыслению прошлого (истории процветания человечества) или будущего (пределов капиталистического роста). Экономическое мировоззрение заманивает общественность в ловушку запутанного настоящего времени. Оно является коренным источником неоднозначной информации о том, что американское процветание находится под неминуемой угрозой и в то же время мыслимо безграничным. Способность американской элиты продавать неэлитной публике видение скудости в настоящем и изобилия в будущем является ядром деклинистского мышления. Это базовая предпосылка для финансиализации. Это алиби для свирепого распределения богатства по восходящей. Чтобы смириться с тяжелым трудом и низким уровнем накопления, неэлиты должны верить в ценность своих жертв. Они должны верить в нынешнюю хрупкость и будущую стабильность экономики США. Здесь мы ощущаем когнитивный диссонанс, лежащий в основе иррациональной привлекательности деклинизма, - величие должно вернуться. Вместо того чтобы описывать реальные риски и потенциальные выгоды медленного упадка, американский деклинизм (в котором MAGA является ярким вариантом) предложила своим приверженцам действительно вызывающую привыкание таблетку, навсегда соединяющую тревогу с уверенностью (Берлант).

Американцы из рабочего и среднего классов, естественно, жаждут истории национального возвращения. Принадлежащая к собственности элита тоже по-прежнему верит в возрождение американского капитализма как в окончательный счастливый конец нынешних проблем. Последняя группа, по крайней мере, может быть успокоена историей в одном вопросе. Богатство не так легко теряется привилегированными и собственническими семьями. Оно медленно перераспределяется даже на склоне. Особенно на склоне. Исследования Раджа Четти, Томаса Пикетти и многих других показали, насколько ограниченной была восходящая мобильность - суть американской мечты - в последние пятьдесят лет. Их исследования идут вразрез с доктринами фундаментализма свободного рынка, которые правят политическим ландшафтом со времен Рейгана.

Тезис 5: Гегемония описывает внутринациональный и международный набор отношений.

Угасание могущества США ставит под вопрос будущий статус американской элиты, даже если при этом ее богатство остается нетронутым. И в британском, и в американском случае первые десятилетия упадка характеризовались ослаблением власти элиты (внутри государства) и имперской власти (во всем мире) в рамках того, что мы можем назвать бинарной схемой упадка-доминирования.1 Доминирующие державы доминируют, не ссылаясь на общечеловеческие интересы в качестве своей моральной платформы, тогда как истинные гегемоны настаивают на том, что их власть служит общему делу.

Доминирование - признак упадка. В этом смысле Трамп обозначил решающий переход к доминированию, когда он изолировал американскую власть как исключительно самодостаточную. Это ознаменовало конец модели гегемонии согласия, в которой американские элиты определяли и присваивали себе "лучшие интересы" других стран. В соответствии с доктриной либерального империализма они добивались согласия подчиненных классов и наций. Милитаризованная сила чаще подразумевалась, чем демонстрировалась, хотя государственное насилие США, как и насилие викторианской Британии во времена Pax Britannica (Хенсли), определяло холодную войну.

По мере того как нынешний кризис власти США переходит в свою следующую стадию, вновь открывается будущее упадка. Новейшие столкновения национальной власти дестабилизируют иерархические связи, сформированные и защищенные внутри США. Именно этот связующий механизм лежит в основе теории гегемонии в том виде, в каком она была сформулирована итальянским социальным теоретиком Антонио Грамши. По сути, происходит механическая передача энергии между национальной властью и контролем элиты. На пике они усиливают друг друга. На спаде они деста-билизируют друг друга.

Рост благосостояния среднего класса был как причиной, так и результатом гегемонии США в середине XX века. Сокращение богатства среднего класса является ведущим экономическим индикатором утраты гегемонии в настоящее время. Оптимистично настроенные сторонники