Seven Crashes - Harold James Страница 15

очарован числами и считал, что бельгийский математик и астроном Адольф Кетеле заложил основу для новой дисциплины "социальной физики". Маркс предчувствовал, что, собрав данные о ценах на различные товары, об оценке финансовых инструментов, акций и облигаций, о работе и резервах Банка Англии и Банка Франции, а также о производстве и занятости, он сможет выявить связи и обнаружить эмпирические причинно-следственные связи. Он был очарован тем, как колеблются цены, документально подтверждая, что они не могут отражать неизменную "потребительскую стоимость" (Gebrauchswerth) товаров. Изучение данных позволило бы выявить фундаментальные и окончательные законы движения капиталистического общества. Но ему не хватало статистических инструментов, чтобы действительно провести этот анализ.

Одним из тех, с кем Маркс вполне мог столкнуться во время своих ежедневных посещений читального зала Британского музея, был Стэнли Джевонс, который также был поражен работой Кетеле и гораздо глубже знал математику и исчисление. Как и Маркс, Джевонс работал с длинными рядами цен и пытался обнаружить закономерности, которые определяли колебания делового цикла. Он стал отцом маржиналистской экономики. Однако Маркс, похоже, не сталкивался с его работой и никогда не ссылался на нее.

Возможно, слишком легко перенести современные представления и особенно методы на поиск связей и соответствий в середине девятнадцатого века. Современный ученый, вооруженный STATA или даже просто Excel, возможно, смог бы выявить больше закономерностей и ассоциаций в данных и на основе этого анализа сделать общие выводы о широких экономических тенденциях. Томас Пикетти, смело назвавший свой главный (и очень успешный) труд "Капитал", в этом смысле является настоящим наследником Маркса. Пикетти обнаружил в своей долгосрочной оценке r (норма прибыли на капитал) и g (темпы роста) именно тот долгосрочный "закон движения", тот философский камень, который искал Маркс: наблюдение, что прибыль на капитал неизменно в течение длительных периодов времени опережает рост экономики и тем самым порождает рост неравенства. В таких условиях единственный способ заработать - это унаследовать деньги или жениться на них. В краткосрочной перспективе это приложение может работать не так хорошо. В современных портфельных моделях ожидаемая доходность капитала превышает рост, но тогда опережение часто обусловлено некоторой премией за риск по отношению к безрисковому активу, а в кризисные времена риски возрастают.

Проблема с наследием Маркса заключается в том, что никто в 1850-х или 1860-х годах не смог бы статистически воспроизвести ни один из выводов, которые Маркс считал установленными ранее: закон падения нормы прибыли (эта тема особенно заметна в Grundrisse, неопубликованной рукописи "Основания критики политической экономии", которую он подготовил, но затем забросил в 1857-1858 годах) и растущей иммисерации рабочего класса. Сочувствующий выразитель марксистской мысли Дэвид Харви заметил: «К сожалению, его аргументация неполна и ни в коем случае не является строго определенной. Текст изобилует всевозможными двусмысленностями».

Во-вторых, Маркса все больше интриговали условия, в которых происходит смена политического строя. Вначале, в 1857 году, он считал, что наблюдает последний кризис международного капитализма. Ему особенно хотелось показать, как самая мощная новая политическая форма, возникшая после провала революций 1848 года, Вторая империя Луи Наполеона, была обречена на крах. В заключение серии статей, опубликованных в "Neue Rheinische Zeitung" и посвященных французским событиям 1848-1850 годов, Маркс выдвинул теорию о международном распространении кризисов: "Процесс зародился в Англии, которая является демиургом буржуазного космоса. На континенте различные фазы цикла, неоднократно переживаемого буржуазным обществом, принимают вторичную и третичную форму. Во-первых, Континент экспортирует в Англию несоизмеримо больше, чем в любую другую страну. Когда кризисы на континенте приводят сначала к революциям, основы для них всегда закладываются в Англии". И он пророчествовал: «Новая революция является лишь следствием нового кризиса. Один из них, однако, наступит с такой же уверенностью, как и другой».

Но и международная экономика, и бонапартизм изначально оказались достаточно устойчивыми, и общего краха не произошло ни в 1857 году, ни сразу после него. Глобализированная экономика вскоре возобновила свой динамичный рост, и Наполеон III даже попытался разработать правила ее функционирования на Международной валютной конференции 1867 года, которая должна была создать основу для единой универсальной валюты и фактически заложила некоторые принципы работы, которые будут реализованы в международном золотом стандарте. В конечном итоге император потерпел поражение из-за просчетов во внешней политике, а не в результате экономического кризиса.

Анализ Маркса 1857 года не был связан с тем, что станет ключевыми элементами "Капитала", теорией недопотребления или законом падения нормы прибыли. Вместо этого Маркс в это время основывался на современной теории делового цикла.

Для авторов марксистской традиции стало нормой называть 1857 год первым глобальным экономическим кризисом. Но это неверно: 1825 год, последовавший за обвалом суверенного долга Латинской Америки, был глобальным, как и крах 1837 года, который произошел в Соединенных Штатах. Прежде всего, конец 1840-х годов ознаменовался общим кризисом, но его нелегко описать в марксистских терминах как возникший в результате перепроизводства или недопотребления.

Ключевую роль в истории 1847 года, повторившейся десятилетие спустя в кризисе 1857 года, сыграло финансовое напряжение, потребовавшее от самого мощного в мире центрального банка, Банка Англии, нарушить свои собственные правила. Маркс увидел ключевые уроки этих кризисов в том, что Банк Англии приостановил действие Акта Пиля 1844 года, важнейшего законодательного акта, который ограничивал эмиссию банкнот Банка его золотым запасом. Это выглядело как массовый сбой конструкции основных институтов капитализма, который привел к системным нарушениям. Маркс так прокомментировал крах 1857 года: «Дело в том, что англичане в значительной степени участвовали в спекуляциях за границей, как на континенте Европы, так и в Америке, в то время как дома их избыточный капитал был в основном вложен в фабрики, так что нынешнее потрясение, более чем когда-либо прежде, носит характер промышленного кризиса и поэтому бьет в самые корни национального процветания». Международные потоки обеспечивали центральный механизм возмущения, как это видел Маркс: «Если первая реакция Великобритании на наш американский крах выразилась в денежной панике, сопровождавшейся общей депрессией на рынке товаров, а затем, более отдаленно, в бедственном положении промышленности, то промышленный кризис теперь стоит на вершине, а денежные затруднения - внизу». Денежные затруднения вызвали бы общий кризис.

Денежный хаос, который наблюдал Маркс, возник в результате опоры денежной политики XIX века на сложный механизм вексельных брокеров и банков, работающих с финансовыми инструментами - векселями. Векселя могли использоваться по-разному: они могли относиться к настоящим коммерческим сделкам (грузы, перевозимые через океаны), но также часто были просто кредитным инструментом (векселя на размещение). Любой читатель литературы XIX века - Бальзака, Троллопа - знаком с экономическими и эмоциональными переживаниями, связанными с опротестованными векселями. Маркс почерпнул много информации из