Последние магнаты. Тайная история - William D. Cohan Страница 2

конце концов, кто может позволить себе ослушаться человека, который кладет столько денег в карманы своих партнеров и при этом берет гораздо меньше, чем ему полагается? Когда Феликс звонил или заходил в спартанские офисы Lazard в One Rockefeller Center, его партнеры мгновенно привлекали внимание, бросали все свои дела и выполняли любое его желание. С годами его мастерство в заключении сделок не ослабевало, но при этом он каким-то образом находил в себе силы добровольно тратить свое драгоценное время и несравненную проницательность на разрешение двух крупнейших финансовых кризисов второй половины двадцатого века.

Сначала, в начале 1970-х годов, он работал круглосуточно, чтобы найти решения, которые остановили кровотечение, вызванное "кризисом бэк-офиса", поразившим многие из крупнейших старых брокерских компаний Уолл-стрит. Благодаря серии слияний, которые были смело задуманы, Феликс предотвратил крах значительной части индустрии ценных бумаг. Во-вторых, ему приписывают почти единоличную разработку пакета финансовых мер, спасших Нью-Йорк от банкротства в 1975 году, противостоя президенту Джеральду Форду и его яростному отказу помочь. Когда все эти вопросы были благополучно решены, Феликс стал Гамлетом, одиноким голосом, демократом в изгнании в годы застоя Рональда Рейгана и Джорджа Буша, призывая верных партии к действию своими регулярными депешами на страницах "Нью-Йорк Ревью оф Букс", создавая то, что стало не чем иным, как Рохатинским манифестом. Он обхаживал великих интеллектуалов и лидеров того времени в своем изысканном салоне на Пятой авеню и на ежегодных пасхальных охотах за яйцами в своем поместье в Саутгемптоне. Он был воплощением Великого человека.

К моменту избрания Билла Клинтона в 1992 году он не только отчаянно хотел стать министром финансов, но и считал, что заслужил это. Возможно, он даже был обязан это сделать. Действительно, некоторые считают, что он хотел получить этот пост еще в администрации Картера. Если бы Джимми Картер смог выиграть еще одни президентские выборы и если бы Феликс был менее критичен по отношению к Картеру в своих работах, выступлениях и интервью, у него, возможно, был бы шанс. Но в 1980 году Картер с треском проиграл Рональду Рейгану. Поэтому Феликс стоически ждал возвращения демократа в Белый дом на протяжении двух сроков правления Рейгана и первого Буша. Наконец его момент настал, как и момент Клинтона, в ноябре 1992 года. Феликс энергично лоббировал пост министра финансов, используя тайные каналы, существующие для такой деликатной пропаганды, и манипулируя рычагами, которые он дергал годами с ловкостью маэстро: его легендарная оркестровка печально известной переменчивой тройки корпоративных вождей, нью-йоркского общества и прессы была предметом зависти всех инвестиционных банкиров и корпоративных юристов на планете.

И все же усилия Феликса не увенчались успехом по причинам, которые начинают раскрывать многочисленные нюансы и противоречия одного из самых могущественных - и наименее изученных - людей Америки. Когда Клинтон пришел к Феликсу в его маленький, украшенный фотографиями офис Lazard во время предвыборного сезона 1992 года, наполеоновский Рохатын принял его прохладно и загадочно, по какой-то причине не сумев в полной мере воспринять джаггернаут Клинтона. Вместо этого он предпочел отдать свой значительный престиж кандидату от третьей партии Г. Россу Перо, техасскому миллиардеру и основателю корпорации EDS, который был его бывшим клиентом.

Феликс впервые встретился с Перо в начале 1970-х годов по настоянию Джона Митчелла, первого генерального прокурора Ричарда Никсона. Митчелл решил, что Перо поможет Феликсу в разрешении кризиса на Нью-Йоркской фондовой бирже. Тогда Феликс выступил посредником в сделке, в результате которой Перо вложил почти 100 миллионов долларов в DuPont Glore, обанкротившуюся брокерскую компанию старой линии. Инвестиции Перо на тот момент представляли собой самую большую сумму денег, когда-либо вложенную одним человеком в фирму на Уолл-стрит. DuPont Glore все равно провалилась, и Перо потерял свои инвестиции. Однако его дружба с Феликсом расцвела. Феликс вошел в совет директоров EDS и консультировал Перо при продаже EDS компании General Motors. Он вознаградил Перо за его преданность, поддержав его на протяжении большей части президентской кампании 1992 года - и сегодня, оглядываясь назад, Феликс пытается это понять. Но президентские устремления Перо предсказуемо не увенчались успехом, как и, что неудивительно, желание самого Феликса стать министром финансов после избрания Клинтона.

Несмотря на то что многие важные и влиятельные люди считали Феликса безмерно достойным, в результате высокомерия, невезения и политических просчетов он не получил премию. Клинтон обратился сначала к сенатору Ллойду Бентсену, а затем к Роберту Рубину, бывшему генеральному директору Goldman Sachs - человеку на двадцать лет младше Рохатина, не имевшему ни малейших следов его гражданских достижений или репутации. Но Рубин делал то, что Феликс не хотел делать, что Феликс чувствовал себя неловко: Рубин собрал миллионы долларов для Клинтон и Демократической партии. За такие дела полагается награда.

В своих мемуарах "В неопределенном мире" Рубин не упоминает о том, что считал Феликса конкурентом в борьбе за должность в казначействе. Но он с некоторым разочарованием вспоминает статус Феликса как великого человека и его превосходство как банкира. Рубин повредил спину незадолго до заседания совета директоров одного из своих клиентов, Studebaker-Worthington, на котором Рубин и Голдман должны были играть двойную роль - членов совета директоров и инвестиционных банкиров. Рубин рассказал, как по просьбе генерального директора Деральда Руттенберга он присутствовал на субботнем заседании совета директоров, лежа на спине, поскольку совет рассматривал вопрос о продаже компании.

"Я подумал, - вспоминает Рубин, - что если я не пойду, он наймет Феликса Рохатина - известного инвестиционного банкира из Lazard, о котором Руттенберг тоже упоминал. В то время я не мог пройти больше нескольких ярдов или даже сесть, но я пошел в офис Руттенберга и лег на его сиденье у окна. Мы заключили сделку, хотя, к моему ужасу, Руттенберг отдал Феликсу часть гонорара. (Прошло более двадцати пяти лет, но я все еще помню сумму.) Руттенберг сказал, что хотел бы, чтобы Феликс был доволен, учитывая его значимость в мире".

Его значение в мире. Рубин, столь же способный на лесть, как и следующий монументально успешный инвестиционный банкир, просто и без обиняков признавал каноническое положение Феликса в элите консультантов по слияниям, редкой породы павлинов, яркость оперения которых, как известно, тускнеет из года в год.

Независимо от десятилетия Феликс неизменно занимает лидирующие позиции среди консультантов по слияниям и поглощениям. Даже сегодня, в семьдесят восемь лет, когда его дипломатическая карьера завершена, он по-прежнему консультирует влиятельных руководителей компаний по важнейшим сделкам и получает миллионы долларов гонораров за свою работу.

В Lazard Феликс стал олицетворением уникальной - и уникально успешной -