The Cold War: A New History - Джон Льюис Гэддис Страница 21

и был убежден, что советская ракетная мощь сделает это возможным. "Теперь, когда у нас есть трансконтинентальная ракета, - объяснял он ранее Мао, - мы держим за горло и Америку". Они думали, что Америка недосягаема. Но это не так". Берлин, говорил он своим советникам, был "ахиллесовой пятой Запада". Это была "американская нога в Европе, на которой образовался больной мозоль". Позже он использовал еще более поразительную анатомическую метафору: "Берлин - это яички Запада. Каждый раз, когда я хочу заставить Запад кричать, я давлю на Берлин".

Но только до определенного момента, поскольку Хрущев также хотел более стабильных отношений со сверхдержавами, уважения к себе и своей стране и возможности посетить Соединенные Штаты. Когда Эйзенхауэр отказался уступить по Берлину, но нехотя передал долгожданное приглашение, Хрущев ухватился за возможность посетить страну, которую он грозился испепелить. "Это невероятно, - сказал он своему сыну Сергею. "Сегодня они вынуждены считаться с нами. Именно наша сила привела к этому - они должны признать наше существование и нашу силу. Кто бы мог подумать, что капиталисты пригласят меня, рабочего?"

Визит Н.С. Хрущева в США в сентябре 1959 г. представлял собой сюрреалистическую феерию. Озабоченный тем, чтобы вести себя подобающим образом, но и тем, что к нему будут относиться неподобающим образом, он был полон решимости не впечатлиться увиденным, но в то же время был полон решимости убедить американцев в том, что его страна скоро догонит их. Он настоял на том, чтобы прилететь в Вашингтон на новом, еще не испытанном самолете, чтобы его размеры устрашили хозяев. В тосте, произнесенном в Белом доме, он признал богатство страны, но предсказал, что "завтра мы будем так же богаты, как и вы". А на следующий день? Еще богаче!". Он принимал ведущих капиталистов, сидя под картиной Пикассо в нью-йоркском таунхаусе; посетил - и якобы был потрясен увиденным - голливудскую съемочную площадку; обиделся, что ему по соображениям безопасности отказали в возможности посетить Диснейленд; вступил в перепалку с мэром Лос-Анджелеса; осматривал кукурузу на ферме в Айове; обсуждал с Эйзенхауэром вопросы войны и мира в Кэмп-Дэвиде - после того как его заверили, что приглашение на эту дачу - это честь, а не оскорбление.

Никаких существенных договоренностей в результате встреч Хрущева с Эйзенхауэром достигнуто не было, но эта поездка подтвердила, что в Советском Союзе появился новый тип лидера, совсем не похожий на Сталина. Стал ли он от этого более или менее опасным, пока неясно.

 

IX.

Потемкинские деревни работают до тех пор, пока никто не заглядывает за фасад. В сталинские времена единственным способом сделать это для США и их союзников было посылать разведывательные самолеты вдоль границ Советского Союза, выпускать воздушные шары с камерами, чтобы они дрейфовали над ним, или внедрять в него шпионов. Ни одна из этих мер не сработала: самолеты обстреливали, а иногда и сбивали, воздушные шары запускали не в том направлении, а шпионов арестовывали, сажали в тюрьму и часто казнили, потому что советский агент Ким Филби оказался британским офицером по связям с американским Центральным разведывательным управлением. Сталинский СССР оставался закрытым обществом, непрозрачным для тех, кто пытался заглянуть в него извне.

Стратегия Хрущева, заключавшаяся в том, чтобы бряцать ракетами, которых у него не было, требовала поддержания этой ситуации. Именно поэтому он отклонил предложение Эйзенхауэра на их первой женевской встрече на высшем уровне в 1955 г. разрешить США и СССР совершать разведывательные полеты над территорией друг друга: это было бы, по его словам, все равно что "заглянуть в наши спальни".Хрущев не знал, что у Эйзенхауэра был секретный запасной вариант плана инспекций "под открытым небом", который вскоре должен был в точности выполнить поставленную задачу.

4 июля 1956 г. новый американский самолет-шпион U-2 совершил первый полет прямо над Москвой и Ленинградом, сделав отличные фотографии с высоты, значительно превышающей радиус действия советских истребителей и зенитных ракет. В тот же день Хрущев принимал ежегодный прием по случаю Дня независимости в саду Спасо-Хауса, резиденции американского посла в Москве: был ли он виден на фотографиях, так и не удалось выяснить. Полеты продолжались с регулярными интервалами в течение следующих четырех лет. Русские, которые могли обнаружить их на радарах, но не могли сбить, ограничивались лишь формальными протестами, не желая афишировать свою неспособность контролировать воздушное пространство. Американцы, зная, что полеты нарушают международное право, вообще ничего не говорили, получая при этом выгоду от разведки.

Фотографии, сделанные U-2, быстро подтвердили ограниченные размеры и низкие возможности советских дальних бомбардировщиков. Однако определение советского ракетного потенциала заняло больше времени, поскольку самих ракет в тех количествах, о которых заявлял Хрущев, не существовало. К концу 1959 года его инженеры располагали лишь шестью пусковыми площадками для ракет дальнего действия. Поскольку на заправку каждой ракеты топливом уходило почти двадцать часов, что делало их уязвимыми для атак американских бомбардировщиков, это означало, что общее количество ракет, на запуск которых мог рассчитывать Хрущев, было именно таким: шесть.

Но что у Советского Союза к тому времени было, так это усовершенствованная зенитная ракета. "Учить этих умников надо кулаком, - сказал Хрущев сыну, - а не кулаком". . . Пусть только сунут сюда свой нос еще раз". 1 мая 1960 г. они так и сделали: русские сбили, возможно, последний полет U-2, который Эйзенхауэр мог разрешить, захватили пилота Фрэнсиса Гэри Пауэрса и пригрозили ему судом за шпионаж. Президент убедился в том, что ракетные заявления Хрущева были ложными, но он также начал беспокоиться об уязвимости U-2. Первый американский разведывательный спутник вот-вот должен был выйти на орбиту, и Эйзенхауэр справедливо ожидал, что он сделает U-2 устаревшим. Таким образом, самолет упал в конце срока эксплуатации, но Хрущев все равно превратил катастрофу в кризис.

Следующая конференция на высшем уровне с участием Эйзенхауэра должна была состояться в Париже через две недели. Хрущев явился на нее, но только для того, чтобы сорвать ее. Перед самым отъездом из Москвы он решил, что инцидент с U-2 делает невозможным дальнейшее сотрудничество с "хромой" администрацией Эйзенхауэра. "Я все больше и больше убеждался, что наша гордость и достоинство пострадают, если мы продолжим конференцию как ни в чем не бывало". Поэтому он решил дождаться преемника Эйзенхауэра. Это было импульсивное решение, но оно отражало неудобную реальность: увидев качество фотографий со сбитого самолета, Хрущев должен был понять, что его потемкинская стратегия терпит крах.

Джон Ф. Кеннеди не спешил воспользоваться этим. Во время предвыборной кампании 1960 года он много говорил о якобы существовавшей "ракетной