The Founding of Modern States New Edition - Richard Franklin Bensel Страница 29

Вторая тема развивалась в связи с тем, что парламент отверг утверждение о том, что колонии не давали согласия на введение налога на сахар и гербового налога. Этот отказ также основывался на двух аксиомах: (1) колонии были представлены в Палате общин "виртуально", точно так же, как британские женщины, дети и мужчины, не имевшие права голоса, тем не менее были представлены членами парламента; и (2) парламент, включая короля и Палату лордов, представлял собой суверенную власть над имперской системой, включая американские колонии. Британское правительство практически вскользь отвергло интерпретацию, согласно которой королевские хартии представляли собой прямую связь между колониями и короной, исключающую парламентскую власть. Парламент высказался по всем этим пунктам однозначно.

В своем ответе колонисты должны были учитывать два факта политической практики, существовавшей в рамках древней английской конституции. С одной стороны, существование "виртуального" представительства было эмпирически неоспоримо в том смысле, что значительная часть британских граждан не принимала участия в выборе членов Палаты общин, и тем не менее эти члены учитывали их интересы (если не желания) при принятии законов, отвечающих общим интересам королевства. С другой стороны, большинство членов Палаты общин либо проживали в Америке, либо, по крайней мере, были знакомы с избирательными округами, которые направляли их в Лондон. Учитывая этот факт, колонисты могли утверждать, что те члены, которые якобы представляют их интересы, должны проживать в Америке или хотя бы время от времени посещать колонии. И в этом была определенная поддержка "британской традиции", поскольку, по словам Грина, "истинная свобода всегда требовала общности интересов между законодателями и избирателями". Далее Грин перефразирует Дэвида Хьюма: "[Чтобы законодательный орган имел право [управлять], он должен был иметь общий интерес и прямую связь с народом, для которого он предполагал законодательствовать".

Тем не менее американским колонистам было трудно опровергнуть аргументы метрополии по нескольким причинам. Во-первых, парламент утверждал, что мнимые недостатки теории представительства, на которые ссылались колонисты, на самом деле глубоко укоренены в правах англичан, поскольку они возникли в результате более чем тысячелетней традиции, обычая и практики.

Более того, эти же традиции, обычаи и практика, включая понятие "виртуального представительства", определяли отношение членов колониальных ассамблей к своим избирателям. Колонисты могли утверждать и утверждали, что их собственные отношения с ассамблеями были более тесными, поскольку в выборе членов ассамблей могла участвовать большая часть населения, а сами члены ассамблей проживали вблизи, а то и внутри избирательных округов, которые они представляли. Однако эти факты (а они были фактами) не опровергали утверждения парламента о том, что "виртуальное" представительство может распространяться через Атлантический океан и, таким образом, уполномочивать Палату общин представлять колонистов в Америке. Напротив, позиция колоний означала лишь то, что колонии предпочитали парламенту свои собственные собрания.

Однако у этой проблемы был еще один аспект, который в итоге оказался неразрешимым. Наиболее очевидным решением проблемы представительства было бы создание колониальных округов в Палате общин, чтобы колонисты были представлены непосредственно (а не "виртуально") при взимании с них налогов. Однако и парламент, и колонисты отвергли это решение. Колонисты отказались от формального представительства в Палате общин, поскольку считали, что из-за огромного расстояния между колониями и метрополией все, кого они посылали в Лондон, со временем становились все более незнакомыми с условиями и интересами своих избирательных округов. Кроме того, поддержка этих депутатов на таком расстоянии была бы дорогостоящей. Эти доводы могли бы показаться слабыми, если бы не два других, возможно, более важных соображения. С одной стороны, парламент вряд ли выделит колониям больше, чем небольшое число членов, и эти члены, таким образом, будут вытеснены теми, кто проживает на Британских островах. Кроме того, если бы колонисты добивались официального представительства в парламенте, они бы признали, что парламент имеет право принимать законы в колониях, и тем самым отказались бы от своего самого главного принципа в борьбе с метрополией. Если бы они признали, что парламент может принимать законы в колониях, то автономия колониальных ассамблей была бы фатально подорвана, а значит, ликвидирована в качестве основного институционального оплота колониальных прав. В совокупности эти возражения привели к тому, что ни один важный колониальный лидер никогда не добивался представительства в парламенте от колоний.

По сравнению с этим возражения парламента против колониального представительства выглядят в лучшем случае туманными. Как и в случае с большинством других направлений британской политики, отчасти отказ был продиктован высокомерием, поскольку парламент уже заявил о своей ответственности за "виртуальное" представительство колоний и, как часть этой ответственности, за принятие законов в их интересах. И на этом все закончилось. Однако на далеком горизонте таились два довольно долгосрочных соображения, которые также могли послужить причиной отказа парламента от формального представительства. Во-первых, колонии быстро росли, и если бы им был предоставлен принцип "местного" представительства, то в ближайшие годы число депутатов, прибывающих из-за Атлантики, вероятно, увеличилось бы. Наступит время, хотя и в отдаленном будущем, когда население и экономика колоний, вероятно, превзойдут население и экономику родной страны. С этой точки зрения, сохранение позиций в настоящем могло рассматриваться как принципиально важное условие будущего политического доминирования метрополии в имперской системе. На том же политическом горизонте парламент, возможно, не хотел создавать прецедент для колониального представительства в целом. К концу XVIII века Великобритания имела множество колониальных владений, и, хотя многие из них управлялись напрямую из метрополии посредством различных механизмов, по крайней мере, часть поселенцев в этих владениях, скорее всего, захотела бы иметь представительство в Палате общин, если бы такая привилегия была предоставлена американским колониям. Но ни одно из этих соображений, по-видимому, не обсуждалось во время революционного кризиса, и поэтому более подходящим объяснением может быть высокомерие (или, возможно, упрямство). И, конечно, парламент мог не захотеть предоставлять представительство колонистам, если они, скорее всего, откажутся от этого предложения.

Колониальная интерпретация английской конституции проводила границу между внутренними и внешними делами колоний. К внутренним делам колоний относились внутренние отношения и коммерческие сделки между тринадцатью колониями. Внутренними они считались в том смысле, что не имели последствий для других частей имперской системы, включая метрополию. По этой и другим причинам внутренние дела колоний, юрисдикция их ассамблей и колониальные права англичан точно совпадали. Таким образом, колонисты утверждали, что парламент не может налагать налоги на внутренние дела колоний, поскольку не может быть налогообложения без представительства, а колонии не представлены в парламенте.

Он признал, что парламент может принимать законы в отношении внешних