Seven Crashes - Harold James Страница 3

Центральной особенностью модели роста является предположение об общей скорости технических изменений. Но можно возразить, что открытие - это случайный процесс, хотя при большем количестве ученых и экспериментаторов, вероятно, будет больше инноваций, причем на более широком фронте и в течение длительного периода времени. Критическая трудность заключается в применении технологий. На практике между потенциально преобразующей инновацией и ее более широким полезным распространением часто возникал длительный разрыв. Мэтью Боултон и Джеймс Уатт создали лучший паровой двигатель в 1776 году, но первая железная дорога в Великобритании, короткая линия Стоктон - Дарлингтон, была открыта только в 1825 году, чтобы соединить металлургические заводы с Северным морем, а первый пароход, "Грейт Вестерн" Изамбарда Кингдома Брюнеля, пересек Атлантику в 1838 году. Таким образом, только в середине девятнадцатого века железные дороги открыли внутренние пространства по всему миру, а пароходы стали перевозить товары по всему миру. Орвилл и Уилбур Райт в 1903 году в Северной Каролине совершили полет на самолете тяжелее воздуха, но только в 1960-х годах реактивные самолеты открыли путь к крупномасштабным перевозкам. Анилин был выделен в 1826 году Отто Унвердорбеном, но только в 1854 году метод восстановления, разработанный Антуаном Бешамом, позволил наладить крупномасштабное производство красителей. Использование в медицине или фармацевтике заняло больше времени: синтезированное в 1908 году производное сульфаниламида нашло широкое антибактериальное применение. Некоторым другим медицинским открытиям потребовалось еще больше времени, чтобы распространиться по всему миру: Эдвард Дженнер разработал практику вакцинации против оспы в 1796 году, но прошло 1977 лет, прежде чем оспа была полностью искоренена. А сын, сестры и жена Дженнера умерли от туберкулеза - болезни, против которой вакцина (Bacillus Calmette-Guérin, BCG) была впервые применена в 1921 году.

Длительные периоды, в течение которых разрабатываются и применяются новые инновации, могут быть изменены новыми политическими констелляциями. Например, одна из революционных движущих сил - контейнеровоз - была разработана в 1950-х годах, но оказала значительное влияние на стоимость и практику перевозок только в 1970-х годах из-за изменений в регулировании деятельности перевозчиков и их взаимодействия с грузоотправителями. Крупные потрясения, в частности войны, ограничивают торговлю, но также стимулируют интенсивный поиск быстрых решений - например, синтез селитры для производства взрывчатых веществ и удобрений для сельскохозяйственных культур в Первой мировой войне и разработка пенициллина во Второй. Поэтому неверно полагать, что распространение технологий - это постоянный, равномерный процесс. Он в значительной степени определяется государственными приоритетами: выбором того, почему те или иные продукты имеют значение: железные дороги, пароходы, самолеты, вакцины и так далее.

То, что верно для технического развития, применимо и к финансовым инновациям. Мышление о новых подходах, новых финансовых инструментах или формах организации часто развивается медленно в течение длительных периодов времени; но затем внезапно ценовые сигналы указывают на возможность необычайной прибыли и необходимость нового мышления и радикальных инноваций.

Проблему можно рассматривать в более общем плане. Глобализация и современный экономический рост представляют собой единое целое, причем пределы глобального обмена регулярно замедляют и тормозят развитие. Рост сопровождался обещанием изобилия. Начало позднего шедевра Генри Джеймса "Золотая чаша" вызывает в памяти историю империи и ее материальных продуктов, помещая Соединенные Штаты в преемственность с имперской проекцией власти Великобритании XIX века и Древнего Рима. Перед нами предстает римский принц, делающий покупки в Лондоне: "Принцу всегда нравился его Лондон, когда он приезжал к нему; он был одним из тех современных римлян, которые находят на Темзе более убедительный образ истины древнего государства, чем тот, который они оставили на Тибре. Воспитанный на легенде о Городе, которому отдавал дань весь мир, он признавал в нынешнем Лондоне гораздо больше, чем в современном Риме, реальные размеры такого дела." Принц Джеймс то и дело останавливался "перед витриной, в которой массивные и громоздкие предметы, из серебра и золота, в формах, которым способствуют драгоценные камни, или из кожи, стали, латуни, применяемые для сотни применений и злоупотреблений, были так же нагромождены друг на друга, как если бы в дерзости империи они были добычей далеких побед". Но насилие связанности - это не только перевозка товаров на расстояния. Люди производят, становясь более продуктивными в условиях глобализации. Джефф Безос сказал своим акционерам в последнем письме в качестве генерального директора Amazon: «Если вы хотите быть успешным в бизнесе (вообще-то, в жизни), вы должны создавать больше, чем потреблять. Вашей целью должно быть создание ценности для всех, с кем вы взаимодействуете. Любой бизнес, который не создает ценности для тех, с кем он соприкасается, даже если внешне он кажется успешным, не предназначен для этого мира. Он на пути к выходу». Если бы каждый создавал больше, чем потреблял, у нас был бы постоянный профицит.

Человеческое взаимодействие также пробуждает потребности и желания, которые глобализация обещает удовлетворить, тем самым положив конец циклу дефицита. Именно над этим обещанием размышляет принц Америго, которого Генри Джеймс назвал подходящим именем. Если каждый хочет удовлетворить свои потребности или желания, возникает дефицит: а дефицит побуждает к новой глобализации для удовлетворения неудовлетворенных потребностей.

Идеи о связях

Одним из самых постоянных споров при анализе глобализации является вопрос о том, в какой степени она формируется под влиянием идей. В простой версии многие люди предполагают, что всплеск глобализации в середине девятнадцатого века был вызван влиятельными, риторически одаренными людьми, которые взяли идеи великих оригинальных мыслителей Адама Смита и Давида Рикардо о сравнительных преимуществах и популяризировали их. В конце концов, это был еще век Наполеона, в котором процветала теория истории "Великого человека", пропагандируемая такими пророками, как Томас Карлайл. Антикукурузная лига Ричарда Кобдена и Джона Брайта выглядела как модель политической мобилизации, стоящей за отдельной экономической моделью - свободной торговли и laissez faire. В конце двадцатого века Милтон Фридман и Фридрих Хайек должны были стать движущей силой новой неолиберальной глобализации. Однако экономисты в целом довольно скептически относятся к этим заявлениям об интеллектуальном влиянии экономистов и предпочитают объяснения, основанные на интересах. Историки также выступают против теорий Великих людей: они отмечают, что реформирующий британский премьер-министр XIX века Роберт Пиль действовал в додемократической системе, но все равно должен был реагировать на вполне прямые экономические интересы и решать проблему столкновения между землевладельцами и аграриями, которые зависели от тарифов для поддержания своих доходов, и работодателями и рабочими, которые