Реформация. История европейской цивилизации от Виклифа до Кальвина: 1300—1564 гг. - Уильям Джеймс Дюрант Страница 38

сильным, чтобы обратиться к баронам, которые так часто воевали с ним и так редко подчинялись его призыву выступить на стороне Франции. Многие из лордов, устроивших заговор против него в 1465 году, были мертвы или недееспособны по возрасту. Их преемники научились бояться короля, который отрубал головы изменникам-аристократам и конфисковывал их поместья, который создал сильную армию наемников и, казалось, всегда мог собрать огромные суммы на покупки и взятки. Предпочитая тратить деньги своих подданных, а не их жизни, Людовик купил у Испании Сердань и Руссильон. Рошель он приобрел благодаря смерти своего брата; Аленсон и Блуа он взял силой; Рене он убедил завещать Прованс французской короне (1481); год спустя Анжу и Мэн вернулись к монархии; в 1483 году Фландрия, ища помощи Людовика против Священной Римской империи, уступила ему графство Артуа с процветающими городами Аррас и Дуэ. Покорив баронов, подчинив королю муниципальные парменты и коммуны, Людовик добился для Франции того национального объединения и централизованного управления, которого десятилетием позже Генрих VII добился для Англии, Фердинанд и Изабелла - для Испании, а Александр VI - для папских государств. Хотя это заменило одну тиранию на множество, в то время это был прогрессивный шаг, укрепляющий внутренний порядок и внешнюю безопасность, стандартизирующий валюту и измерения, формирующий диалекты в единый язык и способствующий росту народной литературы во Франции. Монархия не была абсолютной; дворяне сохраняли большие полномочия, а для введения новых налогов обычно требовалось согласие Генеральных штатов. Дворяне, чиновники и духовенство были освобождены от налогов: дворяне - на том основании, что они сражались за народ, чиновники - потому что им плохо платили и подкупали, а духовенство - потому что защищало короля и страну своими молитвами. Общественное мнение и народные обычаи поддерживали короля; местные парламенты по-прежнему утверждали, что ни один королевский эдикт не может стать законом в их округах, пока они не примут и не зарегистрируют его. Тем не менее путь к Людовику XIV и L'état c'est moi был открыт.

На фоне всех этих триумфов сам Людовик приходил в упадок душой и телом. Он заточил себя в Плесси-ле-Тур, опасаясь покушения, подозрительно относясь ко всем, почти ни с кем не видясь, жестоко наказывая за проступки и отступничество, то и дело облачаясь в одеяния, великолепие которых контрастировало с бедной одеждой его раннего царствования. Он стал таким исхудалым и бледным, что те, кто его видел, с трудом верили, что он еще не умер.8 В течение многих лет он страдал от кипы,9 и периодически испытывал апоплексические удары. 25 августа 1483 года очередной приступ лишил его речи, а через пять дней он умер.

Его подданные ликовали, ведь он заставлял их невыносимо платить за свои поражения и победы; под его безжалостной государственной властью народ становился все беднее, а Франция - все величественнее. Тем не менее последующие века должны были извлечь пользу из его подчинения знати, реорганизации финансов, администрации и обороны, поощрения промышленности, торговли и книгопечатания, формирования современного единого государства. "Если бы, - писал Коминс, - подсчитать все дни его жизни, в которых радости и удовольствия перевешивали бы его боли и неприятности, то их оказалось бы так мало, что на двадцать скорбных пришлось бы один приятный". 10 Он и его поколение заплатили за будущее процветание и великолепие Франции.

II. ИТАЛЬЯНСКОЕ ПРИКЛЮЧЕНИЕ

Карлу VIII было тринадцать лет, когда умер его отец. В течение восьми лет его сестра, Анна де Божо, всего на десять лет старше его, мудро правила Францией в качестве регентши. Она сократила государственные расходы, простила народу четверть налога на подати, отозвала многих изгнанников, освободила многих заключенных и успешно противостояла попыткам баронов в ходе "Глупой войны" (1485) вернуть себе полусуверенитет, который был свергнут Людовиком. Когда Бретань вместе с Орлеаном, Лотарингией, Ангулемом, Оранжем и Наваррой подняла новое восстание, ее дипломатия и полководческий талант Луи де ла Тремуя нанесли им всем поражение, и она триумфально завершила смуту, устроив брак Карла с Анной Бретанской, которая принесла в качестве приданого к короне Франции свое великое герцогство (1491). После этого регентша отошла от дел и прожила оставшиеся тридцать один год в мирном забвении.

Новая королева была совсем другой Анной. Невысокая, плоская, худая и хромая, с курносым носом над просторным ртом на готически вытянутом лице, она обладала собственным умом, проницательным и скупым, как и положено бретонке. Хотя она одевалась просто, в черное платье и капюшон, в торжественных случаях она могла сверкать золотыми украшениями и тканями; именно она, а не Карл, благоволила к художникам и поэтам и заказала Жану Бурдишону картину Les heures d'Anne de Bretagne. Никогда не забывая о своей любимой Бретани и ее укладе, она скрывала свою гордость в скромности, усердно шила и боролась за исправление нравов своего мужа и его двора.

Шарль, по словам сплетника Брантома, "любил женщин больше, чем могло выдержать его слабое телосложение". 11 После женитьбы он ограничился одной любовницей. Он не мог пожаловаться на внешность королевы; сам он был макроцефалом-горбуном, черты лица у него были домашними, глаза большими, бесцветными и близорукими, подгубная жилка толстой и обвисшей, речь нерешительной, руки спазматически подергивались12.12 Однако он был добродушен, любезен, иногда идеалистичен. Он читал рыцарские романы и задумал отвоевать Неаполь для Франции и Иерусалим для христианства. Анжуйский дом владел Неаполитанским королевством (1268-1435), пока не был изгнан Альфонсом Арагонским; претензии анжуйских герцогов были завещаны Людовику XI; теперь они были провозглашены Карлом. Его совет считал его последним человеком в мире, способным вести армию в большой войне; но они надеялись, что дипломатия может облегчить ему путь, а захваченный Неаполь позволит французской торговле доминировать в Средиземноморье. Чтобы защитить королевские фланги, они уступили Артуа и Франш-Конте австрийскому Максимилиану, а Сердань и Руссильон - испанскому Фердинанду; они думали получить половину Италии за части Франции. Тяжелые налоги, заложенные драгоценности, займы у генуэзских банкиров и Лодовико, регента Милана, обеспечили армию в 40 000 человек, сто осадных орудий, восемьдесят шесть военных кораблей.

Карл отправился в путь (1494), возможно, не желая оставлять позади себя две Анны. Его радушно приняли в Милане (у которого были свои счеты с Неаполем), и он нашел его дам неотразимыми. Он оставил за собой шлейф естественных детей, но красиво отказался прикоснуться к неохотной девице, которую его камердинер призвал к своему удовольствию; вместо этого он послал за ее возлюбленным, провел их помолвку и дал ей приданое в 500 крон.13 В Неаполе не было сил, способных противостоять его силе; он вошел в него