Seven Crashes - Harold James Страница 41

займе в 125 миллионов долларов под 6 процентов для правительства Германии, испытывающего нехватку денег, в обмен на предоставление спичечной монополии. Деньги должны были быть привлечены на американском рынке с помощью одного из новомодных инструментов, представляющего собой смесь облигации и опциона. 24 октября в американской прессе появилось большое рекламное объявление с одновременным освещением в новостях, которое имело дополнительный привлекательный политический аспект, поскольку предлагаемая спичечная монополия давала возможность вытеснить дешевые советские спички с немецкого рынка. Увеличение капитала компании Kreuger & Toll позволило бы получить сертификат по цене $23 за каждые три уже имеющихся сертификата (по цене $36). Сертификаты представляли собой долговые обязательства, которые делились наравне с обыкновенными акциями, когда выплаты превышали "обычную" ставку в 5 процентов: в течение последних десяти лет они регулярно составляли 25 процентов. Таким образом, вероятная доходность составляла 5,9 процента. Новости были радостными: Wall Street Journal сообщил об обширных запасах древесины и целлюлозы и заявил, что все активы на балансе компании были оценены «на консервативной основе». К сожалению, 24 октября не было обычным днем на нью-йоркском рынке: впоследствии он стал известен как "Черный четверг", начало обвала фондового рынка, с рекордными объемами торгов акциями и несколькими самоубийствами неудачливых спекулянтов. В следующую пятницу Крюгер отправил поразительную телеграмму своему американскому банкиру, бостонскому дому Ли Хиггинсона, в которой предложил шведскому синдикату взять на себя половину долговых обязательств, которые приобрели американские банки-андеррайтеры . Американские банкиры были поражены удачным спасением. Джозеф Р. Свон, например, из Гарантийной компании, промурлыкал: «Он, безусловно, играет красиво и, я думаю, мудро». В результате эмиссия имела большой успех, а цена хорошо держалась в понедельник, 28-го числа, в очередной день массовой исторической распродажи на Уолл-стрит.

Кройгер выглядел так, словно понимал психологию и мог укротить даже самый дикий рынок. Все, кто с ним сталкивался, отмечали его необычную силу убеждения. Карл Бергман, один из его шведских коллег, позже написал:

В Иваре был странный дух величия. Я думаю, он мог заставить людей сделать что угодно. Они влюблялись в него, не могли устоять перед его особым обаянием и магнетизмом. В этом был его секрет, его психологическое качество лидера, его необыкновенная интуиция. Он мог мгновенно понять суть вещей. И самое главное, в нем был взгляд, который менял все. Я много раз видел глаза Дж. П. Моргана в Нью-Йорке. Они были как угли в огне. Но глаза Ивара были не такими. У них было другое качество. Маленькие и узкие, они, казалось, могли, если бы он захотел, смотреть прямо сквозь вас.

Сотрудник Министерства финансов Германии, имевший дело с Крейгером, Ганс Шеффер, был поражен тем, как очень богатый человек пригласил Шеффера на скромный и довольно строгий обед в Берлине: не было хвастовства о бесконечном шампанском, просто поток красиво построенных фраз. У Крейгера, как и у Бетель Строусберг, были резиденции по всему миру: в Стокгольме, Париже, Берлине, Нью-Йорке, а также загородные резиденции в Швеции. Сложный "Спичечный дворец" в центре Стокгольма, № 15 Vastra Tradgardsgatan, представлял собой неоклассическое четырехэтажное здание со 125 офисными помещениями, построенное из бледного мрамора и гранита вокруг открытого подковообразного двора со скульптурами мифических фигур: в центре стояла бронзовая Диана работы Карла Миллеса, стоящая на одной ноге и указывающая на небо. Зал заседаний был оформлен художником-экспрессионистом Исааком Грюневальдом. В огромной комнате самого Крейгера были установлены мировые часы, чтобы подчеркнуть его глобальную империю.

После крупного банковского и кредитного краха летом 1931 года Кройгер оказался единственной фигурой, обладающей достаточным авторитетом для спасения мира. В недавно созданном центральном банке центральных банков, Базельском банке международных расчетов, бельгийский банкир Эмиль Франки предложил создать частно-государственную корпорацию, которая бы собирала деньги для спасения находящихся под угрозой государств, и Кройгер принял самое активное участие в первых обсуждениях.

Однако в 1932 году империя Крейгера распалась. Крейгер пытался заключить сделку с J. P. Morgan и Международной телефонно-телеграфной корпорацией (ITT) через телеграфную компанию Крейгера, L. M. Ericsson, но исказил финансовое состояние бизнеса Ericsson. На основании этой фальсификации ITT купила 600 000 акций Ericsson. Сначала Крейгер пытался дать объяснение, ссылаясь на проблемы перевода с английского на шведский, но затем бежал из Нью-Йорка в Париж, где 12 марта, отчаявшись, умер от огнестрельного ранения в своей квартире. У его постели лежал пророческий роман русского писателя Ильи Эренбурга "Единый фронт" о бизнесмене со скандинавским именем, который построил спичечную империю, угрожающую советской системе, и который в конце концов умирает от сердечного приступа в парижской квартире. Брат Крейгера ведет долгую кампанию за то, чтобы смерть была признана убийством. После смерти Крейгера стало ясно, что большое количество итальянских государственных облигаций, которые он пытался заложить в качестве залога, были подделкой (брат настаивал, что это были лишь образцы эскизов для возможного займа). Муссолини отрицал какую-либо заинтересованность в сделках Крейгера: «Даже если бы мы умирали от голода, мы бы никогда не взяли у Франции в долг ни одной лиры».

Был ли весь комплекс Kreuger неплатежеспособным, было неясно: Ли Хиггинсон, что неудивительно, как один из основных кредиторов, настаивал на том, что концерн был правильно оценен. Swedish Match Company выжила и была куплена семьей Валленбергов. В недавнем исследовании юриста Фрэнка Партноя, посвященном компании Kreuger, делается вывод, что видимость краха была результатом продажи активов по ценам пожарной распродажи: как и Lehman Brothers в 2008 году, это был бизнес, в котором банкротство, вероятно, было иллюзорным. История Kreuger стала показателем масштабов нового глобального участия Америки, которое зависело от историй, рассказанных харизматичными аутсайдерами.

На протяжении всего периода политические лидеры думали, что смогут вернуть уверенность с помощью бодрящих заявлений. В ноябре 1929 года президент Герберт Гувер объявил о снижении личных и корпоративных налогов, а затем попытался успокоить: "Проблемы, с которыми мы столкнулись, - это проблемы роста и прогресса". Он использовал успокаивающий психологический термин "депрессия", а не более драматичный и современный "крах", "кризис" или «паника». После краха, в ноябре 1929 года, ведущий экономист по денежному и деловому сектору Ирвинг Фишер обвинил "психологию толпы", настаивая на том, что паника была вызвана «в первую очередь не тем, что уровень цен на рынке был необычайно высок». Результатом психологизации стало то, что в конечном итоге "депрессия" вскоре стала звучать гораздо хуже, чем кризис или паника, и превратилась в непроизносимое слово для политиков, которые стали использовать более мягкое "рецессия" при решении проблем конца двадцатого века.

В своем обращении "О положении дел в стране" в декабре 1929 года Гувер отметил, что именно память о