Seven Crashes - Harold James Страница 45

Единственной реалистичной альтернативой в разгар банковского кризиса в Германии было то, что Франция могла бы выделить деньги на помощь, но это была довольно тонкая соломинка, за которую можно было ухватиться. Высшее должностное лицо в Министерстве финансов Германии настаивало на этом решении и имело некоторые неофициальные контакты через посредников в финансовом и журналистском мире с Пьером Лавалем, сильным представителем французских правых; но такая помощь была, вероятно, такой же реалистичной перспективой, как и идея в 2008 году о том, что суверенный фонд благосостояния Китая может выручить американские финансовые учреждения. Еще до начала банковского кризиса в Германии, когда нервозность нарастала, новый международный банк, Базельский банк международных расчетов (БМР), обдумывал с участием Крейгера план привлечения частных банкиров к международному скоординированному механизму спасения, который стал известен как план Киндерсли. Сотрудник БМР написал Крейгеру, что «наши французские друзья отнеслись к этому предложению несколько "настороженно", поскольку оно показалось им британским приемом по выводу денег с французского рынка в корпорацию, которой будут управлять преимущественно нефранцузские деятели». Из этих предварительных обсуждений ничего не вышло.

К январю 1932 года Джон Мейнард Кейнс, посетивший с кратким визитом Гамбург и Берлин, спросил свою немецкую аудиторию: "Можем ли мы предотвратить почти полный крах финансовой структуры современного капитализма?". Ответ лежал в структуре цен на активы: «Непосредственные причины финансовой паники - а именно таковой она является - очевидны. Они кроются в катастрофическом падении денежной стоимости не только товаров, но и практически всех видов активов, - падении, дошедшем до такой степени, что активы, удерживаемые под денежные долги любого рода, включая банковские депозиты, больше не имеют реализуемой стоимости в деньгах, равной сумме долга». Финансовые институты были в центре передачи последствий падения стоимости товаров остальной экономике. Кейнс рассматривал списание долгов как способ ослабить это давление. Или, как альтернативу, поворот к денежной экспансии, или инфляции:

Таким образом, начался процесс, который в конечном итоге может ослабить дефляционное давление. Вопрос в том, успеет ли это произойти до того, как финансовая организация и система международного кредита сломаются под нагрузкой. Если это произойдет, тогда будет расчищен путь для согласованной политики расширения капитала и повышения цен - что можно для краткости назвать инфляцией - во всем мире. Ибо единственным альтернативным решением, которое я могу себе представить, является всеобщий дефолт по долгам и исчезновение существующей кредитной системы с последующим восстановлением на совершенно новых основаниях.

Поскольку международные спасательные операции были нежизнеспособны или потерпели неудачу, единственной альтернативой представлялся отход к экономическому национализму. Защиту торговли можно было отстаивать как второсортную политику, механизм ограничения заразного распространения денежной дефляции, возникающей в результате смешения политики и ограничений золотого стандарта. После финансовых кризисов 1931 года страны стали гораздо радикальнее сокращать внешнюю торговлю, вводя все больше количественных ограничений (квот) и повышая тарифы.

Ограничение денежных потоков также было привлекательным вариантом, хотя масштабы кризиса уничтожили перспективы любого существенного нового притока денег в страны-должники. Поэтому контроль за движением капитала на практике ограничился остановкой оттока: заемные деньги оказались в ловушке в закрытой экономике страны-должника.

Другие аспекты глобализации тоже шли на убыль. Ограничение миграции населения казалось логичным ответом на экономическую неопределенность и уже было введено на систематической основе во многих странах, включая Францию и США, в 1920-х годах, перед Депрессией. Тревоги, вызванные спадом, лишь усилили давление, направленное на контроль миграции.

Была ли надежда на многосторонние решения? Высшей точкой международного сотрудничества должна была стать Лондонская всемирная экономическая конференция 1933 года. Но ее провал был практически предопределен. Валютные эксперты утверждали, что соглашение о стабилизации валюты было бы весьма желательным, но для этого необходимо предварительное соглашение о демонтаже торговых барьеров - всех высоких тарифов и квот, которые были введены во время Депрессии. Эксперты по торговле провели параллельную встречу и привели зеркальное отражение этого аргумента. Они согласились с тем, что протекционизм - очевидный порок, но считали его необходимым, с которым нельзя бороться без денежной стабильности. Только лидерство решительно настроенной великой державы, готовой пожертвовать своими особыми национальными интересами, чтобы выйти из создавшегося тупика, могло бы, по идее, спасти встречу. Но такое лидерство было маловероятно. Во времена больших экономических трудностей правительства не желали идти на жертвы, которые могли бы повлечь за собой краткосрочные издержки. Даже если бы результатом стала долгосрочная стабильность, непосредственные политические последствия были бы слишком неприятными. В неблагоприятных экономических обстоятельствах правительства чувствовали себя уязвимыми и неуверенными, и они не могли позволить себе оттолкнуть общественную поддержку.

Столкнувшись с осознанием неизбежного провала, участники искали козла отпущения. Конференция 1933 года напоминала классический детективный роман, в котором у каждого участника была причина быть подозреваемым. Великобритания и Франция отвернулись от интернационализма, приняв торговые системы, известные как "Имперские предпочтения", которые благоприятствовали их огромным заморским империям. Президент Германии только что назначил радикальное и агрессивное правительство Адольфа Гитлера. Немецкую делегацию возглавлял правый демагог Альфред Хугенберг, который, хотя и не был нацистом, хотел показать, что на самом деле он еще более непримиримый националист, чем сам Гитлер. Японское правительство только что направило войска в Маньчжурию. Из всех крупных держав в Лондоне Соединенные Штаты выглядели наиболее разумными и интернационалистскими. У них был новый, харизматичный президент, который был известен как англофил и космополит по духу. Франклин Рузвельт уже предпринимал энергичные действия по борьбе с Депрессией и пытался перестроить потерпевшую крах банковскую систему США. Рузвельт не знал, какой линии придерживаться на конференции, а его советники давали противоречивые советы. Наконец, он потерял терпение и объявил, что на данный момент Соединенные Штаты не намерены стабилизировать курс доллара. Это радиообращение, прозвучавшее 3 июля 1933 года, стало известно как "бомба". Рузвельт говорил о необходимости восстановления «здоровой внутренней экономической системы нации" и осуждал "старые фетиши так называемых международных банкиров».

Все делали вид, что шокированы провалом интернационализма. Но в то же время они были рады, что нашли того, на кого можно свалить вину за провал конференции. Крах конференции и "бомба" Рузвельта были категорически приветствованы Кейнсом. 4 июля 1933 года он опубликовал в газете Daily Mail поздравление под заголовком «Президент Рузвельт великолепно прав». Кейнс и Рузвельт были создателями новой эпохи деглобализованной политики.

Маг: Кейнс

Кейнс вырос в солнечной, оптимистичной, интеллектуально уверенной атмосфере Эдвардианского Кембриджа. Он был сыном дона Джона Невилла Кейнса, который был математиком, экономистом, а также влиятельным университетским администратором. По кембриджским представлениям, каждая проблема