Генералиссимус Суворов - Раковский Леонтий Иосифович Страница 5

– Чего ж оробел? Руби смело! Тут не в степи с туркой воевать! А коли и налетит конница, у тебя штык есть. Он, брат, лучше всякой рогатки - и крепче и вернее! - сказал подполковник Суворов и поскакал догонять главнокомандующего.

…Ильюха Огнев никому не рассказал об этом странном происшествии. Мушкатеры потихоньку рубили рогаточные колья, но все ротное начальство, начиная с Егора Лукича, строго взыскивало за это, а тут на штабного офицера нарвался - и то ничего.

V

– Твой барин что, аль такой бедный? - спросил у суворовского Степки франтоватый бригадирский денщик, входя за ним в подполковничью палатку.

Денщик бригадира Бранта забежал вечерком покалякать с соседом и посмотреть, как живет новый штаб-офицер: подполковник Суворов прибыл в армию недавно, две недели тому назад.

– Не. А что? - удивился Степка. - Отчего ты так думаешь?

– Да как же не думать? Ты у него только один! Больше-то никого нет ни повара, ни вестовых!

– Зачем? Я ж барину обед стряпаю.

Казак еще есть, - ответил Степка, зажигая свечу.

– Казак? Это ж не барский человек. То ли дело у моего: денщиков двое, вестовых - двое, опять же повар да цирюльник… Вот! - хвастался бригадирский денщик.

Он в один миг окинул взглядом скудную подполковничью палатку.

Никакой кровати не было. На земле лежала охапка сена, прикрытая простыней. В изголовье-подушка. Ни ковра, ничего. Стол, свеча в деревянном подсвечнике. На столе одни книги.

– Твой барин ведь майор?

– Ну, вот еще,- обиделся Степка.- Александра Васильич - подполковники, а не майор!

– Тогда и того плоше! - не унимался денщик. - Подполковник, говоришь, а погляди, на чем спит? - Бригадирский денщик указал на постель подполковника. - Да у нас у сержанта, у пьянчужки Сашки Коробова, и то лучше! Ни пуховика, ни перины! Какой же это барин, штаб-офицер? Да кто его отец?

– Наш старый барин, Василий Иванович Суворов, слыхал, может, - главный в армии по хлебной части. Вот кто! - обиженным тоном сказал Степка, встряхивая простыню и взрыхляя слежавшееся сено.-Да у нас, кабы мы только пожелали, пуховиков этих-тьфу!… Отседа до самого Франкфурту ими устлали б! У нас, брат, деревни в Московской, Володимирской губерниях. Да еще дом в Москве у Никитских ворот. Наш батюшка-барин - генерал-майор, а он…

– Почему ж тогда молодой барин так спит? В карты продулся, что ли?

– Какое там!-отмахнулся Степка.-Вовсе не любит этого занятия.

– Так почему ж?

– А вот поди у него и спроси, почему! Он и дома у нас никак иначе не спал, как на полу и на сене.

– То-то мне Ферморский Яшка шептал: к нам, говорит, прислали нового штаб-офицера. Маленький, худенький, говорит. Одна кожа да кости. Бедный, должно быть, аль пьяница. Халата, говорит, и того не имеет. У всех штаб-офицеров по две повозки с добром. Любомирский даже в три не вмещается, а этот, Суворов, ровно прапорщик последний: на одной повозке везти нечего. Чуднo.

– Ну и врет твой Яшка! - обозлился суворовский денщик.-Александра Васильич пьет вовсе мало. Одно верно: вещей возить не любит.

– Молодой человек, а ни тебе зеркала, ни чего другого. Только книги, не переставал подзуживать бригадирский денщик.

– Погоди, кажись кто-то подъехал, - перебил его Степка и выбежал вон. За ним из палатки шмыгнул и его гость.

В густых августовских сумерках бригадирский денщик увидал небольшого человека, который быстро шел к палатке. Камзол его был расстегнут, шляпу он держал в руке.

– Степка, воды! - крикнул он на ходу.

Бригадирский денщик шмыгнул за палатку - хотелось послушать, что ж будет дальше.

В подполковничьей палатке упал, глухо звякнув шпорой, один сапог, потом другой. Еще мгновение - и тот же быстрый голос уже не в палатке, а где-то тут, в двух шагах, сказал:

– Лей! Только не на плечи, а на голову!

Послышался плеск воды.

– Хор-рошо, помилуй бог как хорошо!

– У меня еще одно припасено, - сказал Степка.

– Молодчина! Валяй!

Снова шум воды, довольное покрякивание, топот босых ног.

– Есть не буду - ужинал у графа. Ступай, спи!

Бригадирский денщик, улыбаясь в подстриженные на гренадерский манер усы, пошел прочь.

"Ну и барин! - думал он. - Помыться в такую жару хорошо, слов нет, но помыться как пристало штаб-офицеру - в тазу, с мылом, с душистой водой. А он - из ведра. Ровно мужик, слезший с полка. И теперь завалится на сено. Чудак!"

И бригадирский денщик даже махнул рукой.

VI

После холодной воды приятно пощипывало тело. Веки закрывались сами. Устал за день. Хотелось спать. В голове - все то, что назойливо лезло целый день:

"Мне бы сорокатысячную армию и кроатов Лаудона! Плевал бы я на всех Даунов! Сегодня же - на Берлин! Хоть там впереди король, хоть черт, хоть дьявол!… Царь Петр ведь говаривал: "Во всех действиях упреждать". Конечно же - упреждать, а не стоять так в нерешительности, как Салтыков!"

Суворов улыбнулся. "Ретирада" - подлое слово! И еще - обоз.

Перед глазами одна за другой замелькали тысячи повозок, палуб, телег…

– Александр Васильич,- тихо позвал Степка: ему было жалко будить барина в этакую рань.

Суворов всегда спал очень чутко. Проснулся, отбросил простыню.

– Ась?

– Казак с донесением. От Туроверова.

Суворов вскочил и, как лежал голый, так и выбежал из палатки.

Лагерь спал. Откуда-то снизу, из Кунерсдорфа, доносился одинокий крик каким-то чудом уцелевшего петуха. Долина за Большим Шпицем, озера - все в белом тумане.

У палатки - бородатый казак.

– Какие новости, дядя? - спросил Суворов.

– Пруссак переправился через Одру,ваше благородие.

– Где?

– У Горитца.

– Все? И артиллерия?

– Конница перешла вброд, а пехота и пушки по мостам понтонным.

– Так, так. Спасибо. Обожди, борода!

Суворов юркнул назад в палатку.

Степка хотел помочь барину одеться, но, как всегда спросонок, был дурак дураком: тыкался во все и только мешал. Барин за сапог - и Степка тогда за сапог. Степка хочет подать кафтан - глядь, а он уж в руках у барина.

Суворов вскочил, напяливая на ходу кафтан. Побежал.

У палатки главнокомандующего стояло двое часовых.

Один сладко спал, опершись о фузею, другой крепился.

– Кто идет? - заорал он больше для того, чтобы разбудить спящего товарища.

Затем, как будто сейчас опознав подполковника, отвел фузею в сторону.

В передней части большой палатки спал денщик. Суворов тронул его за плечо, но в это время ковер, заменявший дверь, откинулся, и Суворов увидал главнокомандующего. В стареньком шлафроке Салтыков казался еще меньше, чем был на самом деле. Граф почесывался и зевал.

– Что случилось? - спросил он.

– Казак с донесением от Туроверова, ваше сиятельство.

– Снова перебежчик, или захватили пленных?

– Нет. Король переправился через Одер у Горитца со всей армией.

– Так и знал, - махнул рукой Салтыков. - А они давеча: отступать к Кроссену. Дураки! Мишка! - крикнул он денщику. - Буди адъютантов!

Салтыков вышел из палатки.

– Вон какой туман. День жаркий будет, - сказал он, но видно было, что думает о другом.- Вот что, батюшка! - Салтыков взял Суворова за пуговицу. Весь обоз немедля - за Одер, к Шетнау. Поставить вагенбург [14]. Команду… - он на секунду задумался, бригадира Бранта. Господину Лаудону со всем отрядом подняться на высоты. Тотчас же бить зорю. Весь фрунт повернуть кругом, вот сюда, на юг, - указал пальцем Салтыков. - Всем полкам строить батареи, ретраншамент. Отсюда до Мельничной горы. Вторую дивизию Вильбуа поставить в центр, к Румянцеву. Его величество хочет взять нас с тылу? Ин тому не бывать!

VII

Повернись, моя дивизия,

Со левого крыла,

Что со левого со фланга

На правое крыло.

Не пора ль нам зачинать,

Свое дело окончать.

Солдатская песня