Seven Crashes - Harold James Страница 57

Британское правительство выглядело еще более некомпетентным, поскольку и консерваторы, и лейбористы сильно полагались на контроль цен и заработной платы. В 1974 году премьер-министр-консерватор Эдвард Хит после ожесточенной борьбы с профсоюзами (в частности, с шахтерами-угольщиками), остановившей работу страны, назначил досрочные всеобщие выборы, чтобы решить вопрос "Кто управляет Британией?". Избиратели отвергли его. Лейбористское правительство, пришедшее на смену правительству Хита, также работало с контролем заработной платы и цен. Как в консервативном, так и в лейбористском обличье, руководство и контроль заработной платы предполагали невозможный выбор. Были ли медсестры более ценными, чем учителя, полицейские, чем шахтеры? Процесс установления премий провоцировал конфликты в распределении, а также приводил к росту зарплат, когда одна группа указывала на другой расчет и заявляла, что им нужно больше. Временной интервал между поселениями создавал возможность скачка, а это усиливало недовольство и повышало политизацию.

К 1976 году развился валютный кризис, поскольку расходы Великобритании резко возросли. Канцлер казначейства Денис Хили повернул назад из аэропорта Хитроу, куда он должен был лететь на ежегодную встречу МВФ, чтобы справиться с неотложным внутренним кризисом. Позже, зимой 1978-1979 годов, "зимой недовольства" с забастовками и дефицитом, скоплениями неубранного мусора на улицах и трупами, ожидающими погребения, премьер-министр Джеймс Каллагэн вернулся, загоревший, 10 января 1979 года с международной встречи на Карибах (Гваделупа) и был неправильно процитирован при приземлении фразой, которая стала некрологом для его правительства, да и для старой Лейбористской партии: популярный таблоид "Сан" поместил в качестве заголовка "Кризис? Какой кризис?". На самом деле слова Каллагэна звучали так: "Я не думаю, что другие люди в мире разделят мнение о том, что нарастает хаос". Он заявил, что интерпретация нарастающего хаоса была «довольно пристрастным взглядом». В конце концов Каллаган был глубоко подавлен: он чувствовал, что его горько подвела собственная сторона, профсоюзное движение, которому он посвятил свою политическую жизнь. Разрушительный каламбур, придуманный рекламным агентством Saatchi & Saatchi, который стал движущей силой избирательной кампании консерваторов, звучал так: "Лейбористы не работают".

Не только партии и правительства не работали. Капитализм также выглядел как потерпевший неудачу. Хит назвал Тайни Роуленда из Lonrho, бунтаря, который подтолкнул свою компанию к дикой экспансии в Африке, "неприемлемым лицом капитализма". Роуленд, родившийся от немецких родителей в лагере для интернированных во время Первой мировой войны в Индии, став белым родезийским фермером, перекинул мост «через коммерческий разрыв между концом Британской империи и подъемом международной компании». Lonrho проталкивала резко дорогой проект расширения в Южной Африке, открытие нового рудника Western Platinum, и делала ставку на нестабильные товарные рынки. В 1973 году совет директоров попытался исключить его из компании, но не смог. Затем он купил крупную британскую газету "Обсервер" в надежде получить более широкую известность.

В Италии и Германии была своя версия недомогания, "свинцовые годы" (anni di piombo, bleierne Zeit), вызванные постоянной угрозой терроризма. В Германии угроза исходила в основном от левацкой фракции Красной Армии, но в Италии все было сложнее: там существовал и неофашистский терроризм, и деятельность "Бригате Росси", причем ходили слухи о причастности спецслужб к тому и другому. Премьер-министр Италии с 1974 по 1976 год Альдо Моро, христианский демократ, который пытался создать коалицию стабильности с коммунистической партией, был похищен "Бригате Росси" и убит после пятидесяти пяти дней пребывания в заложниках. И Италии, и Великобритании потребовался пакет МВФ, согласованный в 1977-1978 годах, чтобы навязать некоторую внешнюю дисциплину.

В отличие от британских и итальянских лидеров, канцлер Германии Гельмут Шмидт выглядел более уверенным в своих силах. Но он был постоянно подавлен жизнеспособностью демократии и угрозой того, что Боннская республика (Западная Германия) будет похожа на Веймарскую, его раздражала оппозиция в его собственной партии, и несколько раз он всерьез подумывал об уходе с поста канцлера. Люди называли его "Делатель" (Der Macher). У него была репутация компетентного и неидеологического управленца еще со времен его работы министром в городе-государстве Гамбург во время большого наводнения в феврале 1962 года. Он высмеивал обещания и большие перспективы: "У кого есть видения, тому следует обратиться к окулисту". В апреле 1974 года, незадолго до того, как он стал канцлером, Шмидт составил меморандум под названием "Ökonomisches Papier" (Экономический документ), в котором предупреждал о последствиях нефтяного шока и инфляционных изменений в международной валюте. Он опасался, что "демократические структуры в индустриальных обществах распадутся", особенно в странах, которые должны были экспортировать, чтобы заработать валюту, необходимую для оплаты импорта: Японии и Европе. Этот прогноз был "не апокалиптическим видением, а реальной возможностью для мировой экономики". Будучи канцлером, Шмидт постоянно настаивал на необходимости "стабилизировать национальные экономики и стабилизировать мировую экономику путем международных действий". Он начал говорить о необходимости "глобального экономического управления" (Weltwirtschaftsregierung). В длинном интервью газете Spiegel он объяснил, что в экономических вопросах Германия является Weltmacht, мировой державой. Он также подчеркнул, говоря о себе в третьем лице, что «нынешний канцлер в течение последних трех лет очень интенсивно занимался мировыми экономическими и валютными проблемами и в этом смысле создал удачные предпосылки для особого суждения в этой области». Он считал себя "мировым экономистом" (Weltökonom), консультирующим американских президентов в довольно отеческой манере. Инвестиции производителей нефти в другие страны, в том числе в Германию, где нефтяные страны начали вкладывать деньги в немецкую автомобильную промышленность, были хорошим способом заставить арабских лидеров "осознать, что они делают". «Люди думают, что наступает конец света, если иностранцы покупают доли в немецкой промышленности: это не так».

Япония пережила свой собственный вариант всеобщего распространения сомнений в политике. Начало 1970-х годов стало эпохой безумных цен (киоран букка); в 1974 году потребительские цены выросли на 23,2 процента. Правительство Какуэя Танаки, обещавшее амбициозный план инвестиций и развития инфраструктуры (План восстановления Японского архипелага), рухнуло в 1974 году на фоне коррупционных скандалов. Его преемник, Такео Мики, был неподкупным и популярным среди населения, но потерял поддержку собственной партии. Колебания политики, однако, были компенсированы скоординированными действиями крупных бизнес-ассоциаций, Keidanren и Nikkeiren, по модернизации и преобразованию экономики Японии.

Таким образом, 1970-е годы стали десятилетием расхождения во взглядах на инфляцию в основных промышленных странах: Германия выглядела как исключение: в 1974 году она составила всего 7,0 процентов (в Италии - 19,2, в Великобритании - 15,9, в США - 11,0). Даже в Швейцарии, ориентированной на стабильность, уровень