Life after capitalism - Gilder Страница 8

Однако, ограничиваясь информационными функциями, компьютерные модели клеток выполняют лишь начальные шаги по расшифровке ДНК и цифро-аналоговому преобразованию информации. Модели не способны совершить другие подвиги клетки, начиная с синтеза белковых молекул на основе кода, а затем изысканно точного складывания белков в точную форму, необходимую для их объединения в функциональные системы. Просто моделирование - ни в коем случае не выполнение - этого процесса синтеза белка и "плектики" обоснованно провозглашается AlphaFold от Google величайшим прорывом искусственного интеллекта и машинного обучения.

У материалистов есть несколько ответных аргументов, чтобы отрицать главенство слова. Все они могут быть сведены к попытке подчинить себе слово, сведя его к физической функции. Подобно кружащимся тиграм из детской сказки, рекурсивные петли имен для слова гоняются за своими хвостами по древу жизни, пока на дне не остается только мутная лужа того, что К. С. Льюис назвал "ничего маслянистого". Это был способ Льюиса подытожить позицию публичных ученых, которые заявляют, что "жизнь", или мозг, или вселенная - это "ничто иное, как" материя в движении.

Так, Марвин Мински из Массачусетского технологического института знаменито утверждал: "Мозг - это не что иное, как "мясная машина". В своей книге "ДНК: Секрет жизни" (2003), сотрудник Крика Джеймс Уотсон упорно настаивал на том, что открытие ДНК "доказало", что жизнь - это «просто химия и физика». То есть, попросту говоря, "ничего масляного": эпистемология плоской вселенной, ограниченной тем, что технологи называют "физическим уровнем", самым нижним из семи уровней абстракции в информационных технологиях, между кремниевыми чипами и кварцевым волокном внизу и программами и контентом наверху.

Однако после ста или около того лет попыток философского выравнивания выяснилось, что Вселенная упрямо иерархична: слово наверху, а материя внизу. Как бы ни пытались отрицать это редуктивные науки, в конце концов им придется признать эту неумолимую реальность. Теперь мы знаем, что никакое накопление знаний о химии, биологии и физике не даст ни малейшего представления о происхождении жизни, процессах вычислений, источниках сознания, природе интеллекта или причинах экономического роста.

Как отметил в 1961 году известный химик Майкл Поланьи, все эти области зависят от химических и физических процессов, но не определяются ими. 9 Основная ошибка материализма в целом и дарвиновского редукционизма в частности заключается в том, что они являются мыслями, отрицающими мысль. Мысль не материальна. Слово нельзя свести к химическим и физическим процессам, и попытка упрямой материалистической науки сделать это не что иное, как фарс. Как сказал лауреат Нобелевской премии биолог Макс Дельбрюк (получивший образование физика), попытка нейробиологов объяснить мозг как просто мясо или материю «напоминает мне попытку барона Мюнхгаузена вытащить себя из болота, потянув за собственные волосы».

В 1931 году Курт Гёдель, возможно, выдающийся математик двадцатого века и близкий коллега Альберта Эйнштейна, опубликовал свою теорему о неполноте. Она продемонстрировала, что каждая логическая система, включая математику, зависит от предпосылок, которые она не может доказать. Эти предпосылки не могут быть продемонстрированы внутри или сведены к самой системе. Они находятся вне системы.

Опровергая самоуверенные заявления Бертрана Рассела, Альфреда Норта Уайтхеда и Дэвида Гильберта о том, что вся математика может быть подчинена механическому разворачиванию правил символической логики, "доказательство Гёделя" стало кульминационным моментом в современной мысли. После Гёделя все исследователи на границах природы и экономики должны столкнуться с бесполезностью изгнания "веры" из "науки". От физики и нейронауки до психологии и социологии, от математики до экономики, каждый научный вывод, который мы делаем, основан на нашей вере в логические предпосылки, которые мы не можем доказать.

Математик Грегори Чайтин показал, что биология не может быть выведена из физики или химии; физические и химические законы содержат гораздо меньше информации, чем биологические явления, которые мы наблюдаем. Алгоритмическая теория информации Чайтина демонстрирует, что вся биология несводимо сложна, так же как математические аксиомы в конечном итоге несводимы. Слово эпистемологически выше химических и физических правил и использует химию и физику в своих целях. Как сказал мне выдающийся химик Артур Робинсон: "Использовать физику и химию для моделирования биологии - все равно что использовать блоки Lego для моделирования Всемирного торгового центра". Этот инструмент просто слишком груб.

В двадцать первом веке слово - любое имя - первично. Как и в "центральной догме" Крика, утверждающей приоритет ДНК над белками, слово само по себе не является вершиной иерархии, не является самой высокой ступенькой на лестнице эпистемологии. Где бы мы ни встречали информацию, она исходит от разума. Если вывести иерархию за пределы слова, то центральная догма гласит, что слово подчинено разуму. Разум может порождать слова и придавать им смысл, но слова сами по себе не могут породить разум или интеллект. Коды ДНК могут служить основой для создания мозга, но мозг как совокупность белков не может породить информацию в ДНК. Везде, где есть информация, будь то в бизнесе или экономике, есть предшествующий интеллект.

Классическая экономическая аналогия между стимулами и силами вселенной Ньютона позволила создать экономику спонтанного порядка. Спонтанный порядок делал ненужным порядок, созданный людьми. Он сводит к минимуму необходимость в активном разуме. Классический либерализм Адама Смита и австрийская экономическая школа в лице Фридриха Хайека считали, что навязанный правительством порядок регулярно, пусть и непреднамеренно, создает хаос и разрушает богатство; они полагали, что это происходит потому, что правительство нарушает спонтанный порядок, равновесие спроса и предложения. Теория спонтанного порядка была использована для борьбы с правительствами, склонными слишком много думать. Хайек понимал, что государственное планирование и регулирование может нарушить поток информации на свободном рынке. Но что он, возможно, не до конца понимал, так это то, что экономические стимулы не могут ни объяснить творчество, ни породить его, так же как физика не может породить биологию.

Дэвид Берлински, пишущий о развитии теории неполноты в математике, утверждал: «Возможно, что огромные разделы нашего опыта могут быть настолько богаты информацией, что навсегда останутся за пределами теории и останутся просто тем, что они есть: уникальными, невыразимыми, непостижимыми, несводимыми». Это великолепное, хотя и суровое, правило иерархии, превосходства веры, слова и разума над материальным. Принятие его ведет ко все более глубокому пониманию не только экономики, но и всей жизни, сознания, космоса и творения.

Творчество, воображение - порождение неожиданностей, будь то в виде проверяемой гипотезы или эпической поэзии - логически предшествует стимулам. Без видения того, что может быть, зачем вообще стремиться? Информационная теория экономики отражает реальность экономики, и в процессе она навсегда изгоняет Маркса, изгоняя классовую борьбу как политический принцип, материализм как философию управления и жадность как