Юрий Борисов - Игры в «Русский М&А» Страница 21

До 1861 г. уральские заводы представляли собой феодальные мануфактуры, основанные на подневольном труде приписных крестьян, находящихся у промышленников-купцов в рабстве.

После реформ Александра II Освободителя, уральские заводы встают на путь капиталистического развития и в этот регион потоком идут инвестиции, как отечественные, так и иностранные.

Надо отметить своеобразную структуру инвестиций в дореволюционной России. Русский капитал снимал сливки, и меньше чем за 12 % годовых ни во что не вкладывался. Иностранцы довольствовались меньшей прибылью. Нобиль, к примеру, за 4 % годовых все Баку отстроил. Зингер, являясь практически монополистом в производстве швейных машин, имел всего 7 % годовых прибыли.

На Урале, как в горной, так и в металлургической промышленности, капитал очень рано стал коллективным, и основной формой собственности было товарищество, как русское, так и с иностранным участием.

Кыштымский завод, построенный Демидовыми в 1757 г. и выпускавший всемирно известную марку стали «два соболя», по инициативе главного акционера — Лесли Уркварта, в 1908 г. стал первым российским производством по электролизу рафинированной меди. Главное, что привлекало англичанина — это высокое содержание золота и серебра в уральских медных рудах, а электролиз меди позволяет побочно выделять сплав Дорэ, аффинаж которого дает чистое золото и серебро. В тонне уральской черновой меди содержится 32,5 г. золота и 1,75 кг серебра!

В 1907 г. наследниками купца Расторгуева в г. Карабаше основывается товарищество по переработке пиритовых руд в черновую медь. В 1910 г. Карабашский завод стал основным поставщиком Кыштымского завода.

В 1934 г. в Верхней Пышме был пущен комбинат «Уралэлектромедь» (УЭМ), который до появления норильского комбината был флагманом отрасли. До 1992 г. Кыштымский медеэлектролитный завод (КМЭЗ) был филиалом УЭМ на правах цеха.

До перестройки уральский медный промышленный регион был единым целым по экономическим связям. В 1990 г. все изменилось коренным образом. На Урале не нашлось достаточно мощной фигуры, чтобы объединить всю отрасль в РАО. Заводской менеджмент был заражен местечковым эгоизмом и иллюзиями процветания в одиночку. Началась атомизации медной промышленности региона.

В Свердловской области очень быстро криминал подминает под себя промышленный потенциал области. В конце 1980-х — начале 1990-х заводы обрастают кооперативами, через которые красные директора пропускают доходные экспортные схемы Эти кооперативы быстро оседлал криминалитет: «синие», «спортсмены», «беспредельщики». Конкуренция среди бандитов была беспрецедентная по сравнению с остальными территориями страны.

Только приватизация, которая хоть и проходила «как всегда», дала возможность, пусть не сразу, с большими трудностями, после бесконечных относительно мирных переделов собственности и откровенных вооруженных захватов предприятии, перехватов контроля над управлением и финансовыми потоками, череды банкротств сделать металлургические предприятия «зоной, свободной от криминала». Парадокс, по это так. От бандитов, которых развели красные директора, отбился только хозяин. Причина проста: никто не хочет делиться своим.

Эдуарду Росселю по большому счету повезло. То, что ему приходилось постоянно изворачиваться не только между различными интересами своих партайгеноссе из «Преображения Урала», которые привели его к власти, но и между интересами трех мощных промышленных групп области, выковало из него неординарного политика, который может позволить себе быть независимым и держать область под своим контролем. Результат: в настоящее время в области криминал выше бензоколонки не пасется.

До 1995 г. основные пакеты акций медных предприятий принадлежат банкам. После — ситуация кардинально меняется. Окрепший менеджмент начинает прибирать заводы, выкупая акции у банков и трудовых коллективов. Банки с удовольствием избавляются от «мертвых» активов, которые нахватали от жадности во время приватизации и теперь не знали, что с ними делать. Ликвидность этих активов тогда была близка к нулю.

К тому же к середине 1990-х на многих предприятиях произошла смена директората. К власти пришли лидеры новой формации. В 1995 г. на УЭМ гендиректором избирают Андрея Козицына.

Это было время тяжелой борьбы за комбинат. На контроль за УЭМ претендовал Александр Вольхин, гендиректор КМЭЗ, который сумел в 1992 г. отложиться от УЭМ. И не только сделать завод самостоятельным юридическим лицом, но и перебить у УЭМ сужающийся рынок медной фольги. Вместо нее УЭМ стал выпускать радиаторную ленту. Также КМЭЗ, прекратив поставки шлама на аффинажное производство УЭМ, сам стал выплавлять золото и серебро.

У Вольхина была мощная административная поддержка, как в Челябинске, так и в Москве, где вице-премьером по экономике стал выходец из Челябинска Виктор Христенко. Козицын тогда не мог похвастаться московскими связями, да и с окружением губернатора не все складывалось гладко.

Вольхин агрессивно работал на опережение, имея целью объединение обоих центров производства рафинированной меди на Урале — единственного экспортного ресурса отрасли. Мысль простая: за долю дохода с конечной продукции остальная технологическая цепочка медной промышленности сама будет работать на него.

С другой стороны к УЭМу с целью поглощения подбирался гендиректор Гайского ГОКа (Оренбургская обл., 2-е место в России по запасам меди) Искандар Махмудов. Но если Вольхин хотел подмять под себя отрасль контролем над конечным продуктом, то коронным номером Махмудова был контроль над сырьем. Методика захвата: отсечение завода-жертвы от сырья с одновременной скупкой его кредиторки.

Битву за контроль над медной промышленностью Урала Вольхин начал с борьбы за информацию. Ему почти удалось перекупить у «Менатепа» 56 % акций екатеринбургского научно-проектного института «Унипромедь», который находился в доверительном управлении у УЭМ. (У «Менатепа» тогда было 27 % акций УЭМа.) Институт работал со всеми предприятиями медной промышленности Урала и обладал уникальной базой данных о них. Если бы Вольхину удалось поглотить институт, то он бы знал о своих конкурентах все. На фоне обострения конкурентной борьбы такой информационный ресурс становился незаменимым. Кроме того, институт был рентабельным предприятием: зарабатывал 2–3 миллиарда рублей в год, а горные предприятия расплачивались с институтом рудой. В условиях сырьевого голода — это валюта. Естественно, это очень не понравилось Козицыну, который уже считал институт своей вотчиной.