Достаточно смелости жить. Видеть хорошее во всем, чувствовать и действовать вопреки общепринятым рамкам - Сергей Янгибаев Страница 13

начитавшись не только книг, но и учебников по разным предметам. Голод, который охватывал меня при виде новых знаний, был всепоглощающ. В этом отношении мало что изменилось. Еще летом до школы я завел собственную картотеку с файлами и папками, где были разбросаны разные истории из мира биологии, истории, химии, фантастики. Я рылся в мешках с макулатурой, чтобы отыскать новые книги, которых нет дома или в библиотеке, и, конечно, тащил их домой. Помню, как с удовольствием сравнивал учебник по биологии старого образца и нового, по которому мне предстояло учиться. Запах потрепанных страниц вперемешку с предвкушением новых знаний опьянял. Я листал, записывал новое, запоминал, сравнивал, изучал, смаковал.

Спустя пару месяцев я узнал, что у этого тоже есть обратная сторона. Во-первых, уже сидя на уроках, слышать знакомое оказывается скучно. Во-вторых, признаться в том, что я что-то знаю привело меня к стыду. Мне было стыдно рассказать, что я знаю больше, стыдно говорить, что я умный. В будущем, когда я в 31 получил результат генетического теста с отметкой «высокая предрасположенность к экстремальному уровню интеллекта» я испытал все то же самое. Я не хотел выглядеть зазнайкой, заучкой, умным, заносчивым и прочее. Я сгорал от мысли, что кто-то ткнет пальцем и скажет, что нельзя так зазнаваться. Внутри бушевал конфликт: мне нравилось быть умным, учиться, видеть, как это замечают, признают, но не будет ли это слишком. Я пытался осознать, существует ли грань между хвастовством и реальностью. Узнал я ее много лет спустя.

Несмотря на имеющееся преимущество, людям часто бывает стыдно за что-то хорошее. За свой талант, красивую внешность, доход, успех и даже за сам факт жизни. Стыд не всегда бывает один, к нему часто присоединяется вина. В 1960х Вильямом Г. Нидерландом был введен термин «синдром вины уцелевшего». При нем человек страдает от сильного чувства вины за то, что смог уцелеть в условиях сильнейшей угрозы жизни. В то время это были люди, которые прошли через концентрационные лагеря и выжили. Им становилось горько, что не смогли помочь, повлиять на ситуацию, особенно, когда умирал кто-то из близких. Что-то схожее мы испытываем, когда говорим о голодных детях, умирающих на войне, неизлечимо больных.

И стыд, и вина – социальные чувства. Они формируются только в обществе и существуют для того, чтобы воздействовать друг на друга, устанавливать правила и нормы поведения. Без них мы бы еще долго справляли нужду где попало и ковыряли в носу на глазах у всех. Стыд и вина формируют склеивающее звено между всеми людьми. Таким образом мы становимся принятыми в том кругу, который для нас важен.

К сожалению, у этого есть и обратная сторона. Людям не нравится выделяться. Любые изменения кажутся пугающими. Вспомните свою реакцию на подростков с лицом в пирсинге и яркими волосами. Не каждый, к сожалению, похвастается толерантностью. Отсюда и рождаются страх, стыд, вина. Нам кажется, если мы как-то изменимся, то нас не примут. Даже если наши изменения касаются чего-то хорошего.

Оксана уже много лет не живет с родителями, но приезжает к ним не меньше раза в месяц. Первое время она часто делилась своими успехами. И не столько карьерными, сколько впечатлениями. Она рассказывала маме о новом отпуске, походах в ресторан, покупках. Она хотела показать, что ей удалось изменить жизнь, которая у неё была в маленьком городе, получить поддержку мамы, чтобы она порадовалась за то, как дочь смогла сделать свою жизнь лучше. В ответ мама улыбалась, говорила хорошо, за которым всегда следовало «но». Она просила Оксану не торопиться, не зазнаваться, больше экономить. «Вместо отпуска могла бы уже на квартиру накопить», – типичный ответ на новость о поездке в Азию. Со временем Оксана перестала рассказывать о своих успехах, в присутствии мамы она часто краснела, чувствовала жжение в груди, затаивала дыхание. В своих поездках к родителям старалась выбирать самые простые вещи, только чтобы мама не заметила ее обновок.

В стыде нам сложно контактировать с людьми, мы краснеем, начинам потеть, вжимаемся в плечи, хотим сбежать. Тело стремится исчезнуть, избежать неприятных ощущений. Без общества, без свидетелей, пусть даже и не знающих об этом, стыда не существует. Когда вам кажется, что вы какой-то не такой, обязательно присутствуют другие лица.

Отсюда рождается ещё одна проблема токсичного стыда – потеря своих границ. Из-за него мы решаем подстраиваться под мнение окружающих, делать то, что важно другим, но не себе. Мы стираем себя и свои потребности, есть только кто-то еще.

Услышать свой голос

Когда мне было лет двенадцать, я впервые обнаружил страсть к музыке. Ко всему прочему, я еще влюбился в девочку, которая увлекалась пением. Насмотревшись на все ее выступления, я решил пройти прослушивание на вокал.

Пришел. Говорю: «Хочу петь». Руководитель кружка (надеюсь, все помнят, что это такое) была женщиной строгой, в принципе такой она и должна быть, если работаешь с творческими детьми, да еще и пытаешься иногда удержать их на одном месте. Так вот эта прекрасная мадам посмотрела на меня с диким взглядом, подняла крышку фортепиано и сказала: «Повторяй!». Конечно, не имея никакого представления о нотах, я повторил совершенно не то, что меня просили. Пунцовый, как омар на телефоне Сальвадора Дали, я выбежал из кабинета чуть ли не в слезах. Все это происходило на глазах той самой девочки. Мне было дико стыдно.

И как же я рад, что все это время я, пусть и совсем испуганный мальчишка, не отчаялся и продолжал пробовать петь. Где-то тихо подвывать Меладзе, где-то конкретно орать в машине под звуки Chandelier той самой Sia. Конечно, вокалом это не назвать, но со временем это переросло в жгучее желание попасть на урок вокала. Имея такой опыт в прошлом, хотелось больше провалиться под землю. Идею быстро подхватили друзья. Тут стоит добавить, что идея зрела до моих тридцати двух, и к тому моменту у меня уже было множество изменений, а вот попробовать петь все равно пугало.

Думаете у меня вышло что-то сразу? Конечно, нет. И дело даже не в голосе! Во-первых, я сразу попал к совсем неопытному преподавателю. С ней повторилось ровно то же самое, что и в детстве. Открытая крышка фортепиано, попытка поймать ноту и пунцовое лицо меня. Я не сразу осознал, что тут вопрос не во мне, что перед всем этим мне стоило бы пояснить, как появляются ноты, откуда идет голос и все в этом же духе. Ну я и ушел в другое