Лилия Кох - 100 дней между жизнью и смертью Страница 8

Резко закружилась голова, и мне стало нехорошо. И несмотря на то что я обещала тебе каждый день что-то записывать… да, но немного позже…

Почти три часа проспала и немного посвежела! Приходил папа. Почему-то, как только он меня увидел, сразу расплакался… неужели я так жалко выгляжу? Сама себя я еще не видела, но ведь невозможно за три дня измениться до такого плачевного состояния? Ничего удивительного, в таком состоянии он никогда еще меня не видел. Так же как и я ни разу не видела, чтобы он плакал… Я постаралась его успокоить. Сказала, что чувствую себя очень хорошо и полна сил, хотя прекрасно понимаю, почему он так реагирует. Отец всегда видел во мне цветущую и жизнерадостную девочку, самую красивую и любимую дочь на свете. Я всегда была для него кем-то больше, чем дочь, человеком, достойным восхищения, сильным и целеустремленным. Помню, как он всем ставил меня в пример и всегда мною гордился. Для меня это было так важно… но теперь… Так хочу, чтобы он по-прежнему видел во мне силу и бесстрашие. Ни за что не разочарую его! Обещаю! Мой отец всегда был для меня очень значимым человеком. Часто вспоминаю, как в детстве он учил меня ездить на велике, также и моя первая поездка за рулем была тоже под его контролем!

В России недалеко от того места, где мы жили, проходила лесополоса, куда мы часто ходили гулять во все времена года. Весной пили настоящий березовый сок, а зимой лепили снежную бабу. Помню сугробы в лесу высоченные, отец закинет меня в сугроб, я провалюсь глубоко-глубоко, лежу, глядя на небо, и думаю: «Как же я счастлива!» Всегда плелась за ним везде как хвостик: он в гараж, я за ним. Он в мотоцикле ковыряется, а я, довольная, рядом головастиков в пруду гоняю. А наши поездки на птичий рынок! Мы никогда не возвращались с пустыми руками: папа отказать мне не мог, потому что слишком добрый, да и сам очень животных любит. Вот едем обратно и трясемся, что мама скажет. Потому и животных у нас всегда был полный дом: то попугай, то хомячок, то рыбки. С уверенностью могу сказать – мое детство было настоящим!

Иногда без папиной сказки я и уснуть не могла, а невероятно интересные сказки, которые я без конца могла слушать, он с легкостью выдумывал на ходу. До сих пор помню многие из них. Я так люблю его! Надо быстрей выздоравливать, чтобы он понял, что его беспокойство напрасно.

Аннет привезли назад в палату. Операция закончилась. Кажется, она еще не совсем отошла от наркоза, хотя видно, что уже испытывает боль и мучается. К сожалению, я никак не могу помочь ей, мне все еще нельзя подниматься, а если было бы и можно, то вряд ли бы получилось. Ей нужно сейчас уснуть и переспать свою боль.

Сегодня днем ко мне приходил врач, который поставил мне диагноз и оперировал меня. Доктор Цан. Не пойму, сколько ему лет. С виду не больше тридцати шести, но ведь это невозможно! В этом возрасте в Германии доктора еще не делают серьезных операций и не являются заведующими отделениями. Хотя может, это и не так. В любом случае он мне очень нравится. Этот человек умеет оставаться позитивно-беспристрастным в сложных ситуациях. Конечно, я не так много с ним общалась, но каждый раз, обсуждая разные страшилки, он не драматизировал. Напротив, своим тоном, манерой держаться он транслирует лишь одно: все будет хорошо в любом случае. И звучит это всегда без тени сомнений, словно иначе и быть не может. В этом мы очень похожи, и это мне тоже нравится.

Доктор сел на краешек моей кровати, затем подвинулся поближе и тихо, заговорщически сказал: «Ты сделала это! Молодчина! Будешь продолжать в том же духе, все будет отлично!» Для меня очень важны его слова, я верю ему! Еще он сказал, что в понедельник будут известны результаты анализов.

За окном дождь. Погода всегда реагирует на мое настроение, если я плачу, она тоже плачет вместе со мной… Сегодня ко мне придет Надин, потом еще одна приятельница. Так здорово, что мои близкие всегда стараются быть рядом, чтобы поддержать. Жаль, что у тебя все еще не было возможности ко мне приехать, спасибо за письма в мобильном, я читаю их каждый вечер… знаешь, вот лежу, а чувство какого-то безграничного счастья и радости так и переполняет меня! Снова чувствую усталость, не могу больше писать.

Аннет проснулась, теперь она полностью отошла от наркоза, и боль вернулась с большей силой. Не могу смотреть, как она корчится, несмотря на обезболивающее. Когда я вижу, как мучаются другие, сразу понимаю, насколько легче это дается мне. Не знаю почему, может, мне не так больно и не так страшно. А может, потому, что я хочу, чтобы так было, и именно так и получается. Завтра я жду своего главного и желанного посетителя! Тебя! Наконец-то ты немного разобрался с делами и можешь проведать «больную»!

Писать мне сложно. Подниматься нельзя, да и невозможно, но я стараюсь все же делать записи, пусть и по нескольку строк. Моя кровать завалена кучей «макулатуры» в виде исписанных листов, рядом – толстенный русско-немецкий словарь и конверт, в который я аккуратно отправляю листы, на которых больше не остается свободного места…

Когда я проснулась в привычном положении на спине, рука сама потянулась к тумбочке, где лежит маленькое зеркальце. Еще вчера я не решалась взглянуть на себя, и теперь вижу, что мои опасения были не напрасны! Страшно даже описать, что показывает зеркало! Нет, в таком виде показываться тебе совсем не хочется, а что делать? Наверное, как раз от тебя я не должна прятаться, ведь скоро наступят времена, когда моя внешность будет еще безобразней, я не преувеличиваю, надо быть готовым к этому.

Волосы такие грязные, а от непрерывной капельницы и неподвижного состояния глаза опухли так, что самой себя узнать трудно. А доктор еще и напоминает каждый день: «Пейте, фрау Кох, больше жидкости, сейчас это необходимо!» Ну, спасибо! Представляю, как напуганы бедный папа и все, кто меня видел… Даже смешно немножко!

Так, кажется, я знаю, как побороть отечность! Скоро придет медсестра, попрошу у нее два заваренных пакетика черного чая!

…Ты не представляешь, какая была реакция на очередную «дурацкую» просьбу! Зачем мне чайные пакетики? Судя по всему, Керстин решила, что к физическому заболеванию явно добавилось и душевное, причем ярко выраженное и прогрессирующее! Хотя другая медсестра, особо не вникая в суть просьбы, сразу принесла и сказала: «Это хорошо, значит, и интерес к жизни не пропадает!» Ну ничего, через пару дней привыкнут. Так же как и к другим установленным мной с сегодняшнего дня правилам, а именно:

1. Никаких больше уколов, только таблетки!

2. Не фрау Кох, а просто Лилечка! По-немецки это звучит Лильхен (Lilchen), так называла меня бабушка в детстве и так ко мне обращаются твоя мама и Ирис.