Юрий Чеботарев - Охота на прибыль фондового рынка Страница 18

Болеет ли «голландкой» Россия? С 1999 г. реальный курс рубля к корзине основных мировых валют вырос на 90%, а сектор услуг и госсектор растут быстрее, чем экономика в целом. Хотя цены в секторе услуг росли вместе с ценами на нефть, причинно-следственной связи между ними нет. Не наблюдается в России и главного симптома «голландской болезни»: производство в перерабатывающей промышленности по темпам роста не отстает от сектора услуг. Стагнации обрабатывающей промышленности, по данным до 2007 г., не обнаружено.

Можно привести и более простой аргумент. Доля нефтегазового сектора в экспорте и впрямь выглядит устрашающе. В 2006 г. экспорт в целом составил $300 млрд., из них сырая нефть – $103 млрд., природный газ – $43 млрд. и нефтепродукты – $44 млрд., то есть на углеводороды приходилось почти две трети экспорта. Но вклад нефтегазового сектора в ВВП оказывается не особенно высоким: в пересчете на душу населения Россия экспортирует углеводородов примерно на $1300 в год, или примерно 19% от ВВП на душу населения.

2.10. В России не принято учиться на уроках истории

Страна, богатая природными ресурсами, выигрывает в тот момент, когда цены на ресурс высоки, а когда они падают, наступает ухудшение. Может ли что-то повлиять на динамику спадов и подъемов? Нет! Ничто не может повлиять. Мировые цены на сырье, если можно так выразиться, «от Бога», и находятся вне контроля отдельной страны. А вот «ресурсное проклятие» вполне можно организовать собственными руками. В конце 1970-х Мексика получила неожиданные сверхдоходы от нефти. Правительство страны начало наращивать государственный долг, рассчитывая, что цены на нефть не упадут никогда. К 1981 г. госдолг вырос в полтора раза, с $55 млрд. до $80 млрд. В 1982 г. цены упали, пришлось объявлять дефолт, девальвировать песо и национализировать банки, после чего президент, закончив свой срок, вынужден был покинуть Мексику, а следующему пришлось проводить болезненные для страны реформы.

И пусть «голландской болезни» у России нет, а темпы роста высокие, институты, которые меняются быстро, но непосредственно не влияют на рост, разрушаются. Отказываться от ресурсов глупо: нужно просто смотреть, чтобы своими руками не сотворить себе «ресурсное проклятие».

На протяжении восьми лет российская экономика развивается устойчиво высокими темпами. Однако у этой благоприятной ситуации существует и оборотная сторона. В России вырастает поколение политиков, привыкших «управлять ростом благосостояния» и все более забывающих о кризисном управлении. Те же настроения все больше распространяются в народе. Но ведь устойчивость российской политической системы – а в известном смысле и легитимация существующего политического режима – связана с его способностью обеспечить высокие темпы роста экономики и благосостояния народа.

В основе российских успехов лежат такие неустойчивые факторы, как высокие цены на энергоресурсы и наличие дешевых денег на мировых финансовых рынках. Российские институты (как экономические, так и политические) пока вряд ли способны смягчать как последствия ухудшения экономической конъюнктуры, так и политические последствия экономического кризиса.

Спад экономического роста чреват не только экономическими проблемами, но и политическими потрясениями. Очень многое в нашем развитии зависит от способности властей адекватно и спокойно встречать кризисные явления. Поэтому важнейшей проблемой современной политической и экономической системы России является ее способность адекватно реагировать на возможные шоки. Это будет главный экзамен на зрелость, который предстоит выдержать российской политической и экономической элите.

Глобальная рецессия уже явно наступает на экономику России. Россия особенно уязвима перед угрозой циклических колебаний. А поскольку российская экономика еще не настолько интегрирована в мировую, чтобы быть частью антициклического регулирования развитых стран, можно ожидать развертывания у нас рано или поздно классического экономического кризиса.

Для провоцирования кризиса совершенно не обязательно падение цен до $10 за баррель. Достаточно кризиса в энергетических компаниях. Активность этих компаний в области разведки и разработки новых месторождений находится на крайне низком уровне. Основное внимание их было сосредоточено на политической борьбе и диверсификации, связанной с приобретением непрофильных активов. На это тратились значительные средства, в том числе и от международных кредитов. Россия продолжает считать себя крупной энергетической державой, видя в этом и один из фундаментальных устоев все той же «суверенной демократии». Однако реальное развитие событий может очень быстро привести к разочарованию [56].

Внешняя задолженность частных компаний – причина для нисходящего тренда. Есть две причины, делающие ее рост весьма опасным фактором. С одной стороны, усиливается зависимость национальной экономики от ситуации на мировых финансовых рынках. Доступность дешевых кредитов не менее важна для роста, чем высокие цены на нефть и газ. Удорожание кредитных ресурсов уже стало сдерживающим фактором на пути экономического развития. С другой стороны, удорожание заимствований может создать серьезные проблемы для государственного бюджета. Многие предприятия-заемщики тесно связаны с государством и действуют в логике «приватизации прибылей и национализации убытков». Так они воспринимаются и на финансовом рынке, агенты которого понимают, что в случае кризиса крупнейшие российские частные заемщики смогут опереться на поддержку федерального бюджета. Опасные надежды на опору.

Инфляция всегда способствовала развитию нисходящего тренда. Рост инфляции в 2007 г. был результатом предвыборной политики подхлестывания экономического роста и отражал стремление правящей партии войти в парламентские и президентские выборы на этой положительной волне. Несмотря на значительные размеры стабилизационного фонда и рекордные золотовалютные резервы, долгосрочная стабильность страны не гарантирована. Достаточно совершить лишь несколько ошибок. Более того, кризисы практически неизбежны – как в логике постреволюционного развития, согласно которой периоды стабильности периодически сменяются политическими взрывами, так и в логике экономического цикла, характерного для рыночной экономики.

Не надо действовать согласно теории «сырьевого проклятия» и считать нефть «залогом неприятностей». Страна может развиваться и в ином направлении. Идеальным примером инкорпорирования «нефтянки» в хозяйственную систему служат США. Сегодня Америка остается одним из главных производителей нефти в мире (7.6% мировой добычи).

Менее впечатляющий, но вполне обнадеживающий пример – Объединенные Арабские Эмираты. Власти этой страны, еще в середине 70-х безнадежно отсталой, инвестировали значительную часть нефтяных доходов в инфраструктурные проекты и инициировали уникальную для арабских стран программу экономической открытости. И если в 1981 г. на долю нефти приходилось 84% экспорта, то к 2004 г. она сократилась до 53%. Уровень ВВП на душу населения вырос почти в 3.6 раза. Эту модернизацию можно назвать «привнесенной», искусственной, но отрицать достигнутые результаты невозможно. Но, увы, «энергетической сверхдержавностью» здесь и не пахнет.

История показывает, что развитие энергетического сектора не ведет к повышению эффективности государства (не говоря уже о его демократичности). Это видно и на примере России. Хотя шансы на то, что российская экономика найдет «свой путь», остаются. Развитие энергетической составляющей на каком-то этапе вынудит правительство либо инвестировать значительные средства в технологическое перевооружение, либо создать климат, благоприятствующий внедрению менее энергоемких производств.

Хотя есть и другая перспектива превращения России в «энергетическую сверхдержаву». Сегодня рынок энергоносителей «маржинален», то есть подвержен резким колебаниям цен в результате незначительного изменения объемов поставок. В подобной ситуации особое значение имеет обеспечение стабильности рынка – принятие роли «буфера», смягчающего колебания. Здесь можно провести аналогию с США и их ролью в ходе крупных финансовых кризисов – таких, например, как мексиканский 1995 г. или «азиатский» 1997-1998 гг. В них Америка выступала как «кредитор последней инстанции». Занятие позиции «поставщик последней инстанции» на энергетическом рынке было бы крайне выгодно для России, дало бы ей возможность влиять на партнеров, а не шантажировать их. Роль «универсальной альтернативы» очень выгодна и в политическом, и в экономическом отношении. Но для этого нужно загружать добывающие и транспортные возможности не на 100% и иметь запасы сырья в хранилищах вблизи границ или портов.

Стратегия «энергетической сверхдержавности» и сегодняшая риторика российского руководства свидетельствуют, что ставка сделана не на позиционирование России как необходимого партнера, а на жесткое и конфронтационное утверждение ее интересов. Такая стратегия основана на опасной недооценке случайной изменчивости рынка энергоносителей, динамики цен и изменения круга поставщиков.