Андрей Столяров - Интеллектуальная собственность: врага надо знать в лицо Страница 10

На фоне нашумевшего в России «дела Поносова», которое, к счастью, завершилось более-менее благополучно, затерялась небольшая, но куда как более знаковая история, происшедшая в далёкой Японии. Семидесятитрёхлетний музыкант Масами Тоёда был арестован японской полицией по обвинению в нарушении авторских прав; ему было предъявлено обвинение в незаконном исполнении 33 песен из репертуара The Beatles и других известных групп. Старик играл эти песни в баре на губной гармошке под аккомпанемент пианино. Ордер на арест Тоёды стал результатом обращения в правоохранительные органы представителей Японского общества по правам авторов, композиторов и издателей.

С ума они там, что-ли, все посходили? Да вот, похоже, что нет. Мало кто из сторонников авторских прав догадывается, что, например, какой-нибудь небритый турист, взявший в руки гитару у костра посреди леса, совершает тем самым страшное-престрашное нарушение закона: действительно, редкий турист поёт свои песни, и еще меньше таких, кто поёт только свои, ну а право на исполнение песен, написанных другими авторами, является исключительным имущественным правом. Из него, правда, есть некоторые исключения: можно почему-то исполнять любые песни на «официальных и религиозных церемониях» и еще на похоронах (ст. 22 Закона РФ об авторском праве и смежных правах). А вот про исполнение в лесу у костра в законе ничего не сказано.

Не сказано, кстати, ничего и про другие варианты самодеятельного исполнения. Вообще, следовало бы, наверное, запретить свободную продажу музыкальных инструментов: всем ведь известно, что на исполнение произведений классической музыки (на которую копирайт давно истёк) у большинства любителей не хватает ни квалификации, ни желания, ну а всё более-менее современное защищено авторским правом, и никто никогда не видел, чтобы подросток, только что купивший в магазине гитару, следующим пунктом программы отправлялся за лицензией на публичное исполнение.

Впрочем, отбери у них гитары – они, чего доброго, начнут распевать ворованные песни a capello, то бишь без всяких гитар. Тоже непорядок, между прочим.

А уж что творится на школьных уроках музыки, о! Вы не поверите! Да и не только музыки. На уроках литературы вон стихи наизусть читают. В присутствии целого класса. И без лицензии, между прочим. А где в законе хоть слово о публичном исполнении в образовательных целях или там в стенах образовательных учреждений? Так и это ещё не всё! Мало им на уроках законы попирать, они ещё и всякие там самодеятельные спектакли ставят, утренники какие-то проводят, пираты проклятые.

Возможно, читателя мне так не убедить: скажет, что, мол, ну это перегиб, так выкинуть из закона право на исполнение, и всё. Ага, а если кто из родителей тех школьников дерзнёт прийти на утренник и снять его на видеокамеру? А там – защищенная копирайтом песня композитора Неслыхайло, права на которые он, по правде, давно уже отдал какому-нибудь музыкальному агентству «Вопли и скрежет Records». Какой теперь пункт закона прикажете отменять? Этак, чего доброго, мы и до свободного копирования видео в домашних условиях доберёмся.

Кстати, о домашнем видео. В предыдущей статье я уже упоминал видеолюбителя, которому бдительная аппаратура не дала скопировать собственноручно отснятую кассету, мотивируя это незаконностью копирования защищенного контента. И правильно сделала! Мало ли что он там своей камерой наснимал.

Итак, копирайтное законодательство, как мы видим, делает незаконными такие вещи, о незаконности которых подавляющее большинство людей и подумать бы не могло: уж о том, что школьный утренник, оказывается, нарушает чьи-то авторские права, я уверен, не задумывался практически никто. В чем причина такого расхождения между законом и общественным мнением?

Современное законодательство во всём его многообразии практически невозможно знать, не будучи профессиональным юристом. Поэтому большинство людей в повседневной жизни пользуется интуитивным пониманием законности или незаконности тех или иных действий. Вот, например, кого-нибудь убить – это незаконно, и это вроде бы все знают. Кому-нибудь в морду заехать – тоже. Воровать (в смысле, по настоящему воровать, кошелёк украсть из кармана или квартиру обчистить) – в незаконности этого тоже никто не сомневается.

Интуитивное представление о том, что можно и что нельзя, для большинства людей имеет авторитет даже больший, чем буква закона. Современный человек обычно в курсе, что законы бывают разные, и что они даже иногда меняются. Поэтому если, например, закон разрешает что-то такое, что с точки зрения некоего индивида относится к категории «ну разве ж так можно», то индивид скорее заявит, что это плохой закон, чем согласится поменять собственные воззрения. И точно таким же образом, если закон запрещает делать что-то такое, в чём наш индивид не находит ничего предосудительного, то с точки зрения индивида, скорее всего, наилучшим вариантом будет менять закон.

Один из базовых принципов, по которым люди имеют привычку записывать действие в категорию допустимых, – это принцип «а кому это мешает». Очень трудно будет убедить обывателя в незаконности его действий, если ему при этом не предъявить пострадавшего. И, в частности, ныне широко распространено мнение, что за закрытыми дверями собственных квартир и так, что снаружи ничего не видно и не слышно, люди имеют право делать всё, что им заблагорассудится. Следует отметить, что такое мнение совершенно не соответствует юридической действительности, однако же в данном столкновении мнений средний обыватель скорее встанет на сторону его коллеги-обывателя, нежели на сторону закона, потому что такой закон, который кому-то что-то запрещает без особой на то необходимости, обывателю не понятен. Против таких законов есть универсальная фраза: «мои личные дела никого не касаются».

И вот обывателю пытаются объяснить, что он кому-то мешает, когда

 переписывает приятелю музыку или фильм

 приглашает знакомых в гости посмотреть видео

 включает музыку на домашней, опять же, вечеринке

Что, простите? Вы и этого не знали? Разумеется, это тоже незаконно, ибо проигрывать купленный в магазине диск разрешается только у себя дома, причем только тогда, когда там не присутствуют люди, не относящиеся к обычному кругу семьи. А если присутствуют – то это уже публичное воспроизведение или публичный показ. Что, не нравится? Вот то-то и оно.

Если развить рассуждения об интуитивном понимании допустимости или недопустимости тех или иных действий, можно прийти к вполне либертарианской точке зрения о том, что допустимо всё, кроме насилия над другими. Достаточно давно стало понятно, что в этом определении нельзя ограничиваться только насилием физическим, поскольку, например, это даст возможность всем желающим безнаказанно наносить кому угодно словесные оскорбления любой степени; точно так же это сделает возможным распространение заведомо ложных сведений, и многое другое из того, что (в том числе и на интуитивном уровне) представляется действиями недопустимыми. Заметное число людей придерживается точки зрения, что вышесказанное является достаточной причиной для отказа от признания допустимыми любых ненасильственных действий; в этом случае приходится продолжать применять традиционную модель законодательства, основанного на перечислении частных случаев и не имеющего зачастую никакой внутренней логики.

В то же время либертарианский подход, основанный на делении поступков на насильственные и ненасильственные (вместо законных и незаконных), оказывается, очевидно, гораздо ближе к интуитивному пониманию допустимого и недопустимого для большинства людей. Что же касается пресловутых словесных оскорблений, то проблема с ними решается на удивление просто: достаточно вспомнить, что в любом акте передачи информации участвуют как минимум два человека, и, следовательно, для самого акта передачи, чтобы он не попал в категорию насильственного, необходимо согласие обоих: как передающего, так и принимающего. Любые нарушения этого принципа следует признать насилием – информационным насилием.

Интересно, что, хотя термин «информационное насилие» появился относительно недавно, все варианты информационного насилия можно разделить на три вида, и в каждом из трёх найти пример давно известного противозаконного деяния. Передача информации без согласия передающего называется шпионаж; запрет со стороны третьих лиц на передачу информации между двумя лицами, которые на такую передачу согласны – пресловутая цензура; и, наконец, передача информации без согласия получателя – в эту категорию попадают оскорбления, всяческая незаконная пропаганда, не так давно появившийся спам и т. д.