Михаил Федоров - Сестра милосердия Страница 10

Здесь не место ухаживаниям. Такого просто нельзя допустить.

«Слабиночку дашь, и пиши пропало», — говорила себе.

Медсёстры наварили мамалыги, сделали из всего, что только удалось насобирать на огороде, салат и уселись на кухоньке обедать. Бабулечка вспоминала о времени, когда она жила в Пензе. Стоило зайти разговору, не уехать ли ей из Эшеры, она сказала:

— Да можно. Но как я брошу Натулечку…

Наташа:

— Мы вас отвезём в Гудауту. Там на катере…

— Нет, у меня же есть свои дети, — посерьёзнела бабулечка. — Вот если они за мной приедут, я тогда и уеду.

Но дети не ехали. Соглашались приехать в Адлер, но дальше рисковать не хотели.

Когда на стол прыгнула кастрюля, в калитке появился Хасик.

— Можно к вам?

Бабулечка, вытирая о передник руки, вышла навстречу:

— Ещё одного принесло!

Хасик толкнул калитку и направился к веранде, где увидел медсестёр. Ещё не доходя, сказал:

— Я к вам… Вы Наташа? — посмотрел на Наташу.

— Я… Что, «кто будет кофе, а кто нет»? — повторила привычное обращение ребят, когда те хотели завести с девчонками отношения.

— Да нет, я кофе… — Учти, — встряла Лиана, — мы не пьём, не курим. И вообще мы беспонтовые…

Медсёстры засмеялись.

— Я понял. У меня друг…

— Что друг, каюк? — Лиана.

— Почти… У него крыша скоро съедет.

— Отчего ж? Много грузин побил?

— Он, можно сказать, с Урала приехал…

— А-а, вот ты о ком… — сжалась бабулечка.

— Он Гагру на лодке проплыл. В клетке у грузин просидел. Вырвался, а…

— Что — «а»?

— Надо что-то делать. Он лезет на рожон. Недавно весь месячный боезапас выпустил.

— А-а, это он стрелял из «зушки»? — вспомнила Наташа.

— Он, он… — Так что нам сделать? Укол обезболивающий? В какое место? — засмеялась Лиана.

— Не надо, — побледнела Наташа.

У неё вдруг чуть не вырвалось: «Хорошо! Куда надо прийти? Я приду».

Но она в который раз переборола себя:

— А в каком он батальоне?

Выходило, в батальоне, что стоял наверху.

— У вас тоже есть медсёстры, — сказала Лиана. — Пусть они и лечат…

Наташа ничего не добавила. Она не знала, что добавить.

А ночью ей приснилось: она на морском берегу. Плещется вода, перекатывая гальку. На неё смотрит парень.

Она ему говорит:

— Сейчас не время быть вдвоём… — Почему? — спрашивает тот.

— Ведь мы на войне…

В горле парня стоит комок. Он хочет погладить её.

— Не надо, — отвела руку. — Я прошу тебя… Потом…

— Когда потом?

— Когда всё кончится… — Наташа! Мы живём один раз. Мы живём для себя! — Я знаю, знаю, но прошу… — Так ты хочешь дожидаться, когда окончится война?

— Да, хочу…

— А если мы не победим?

— Такова наша судьба…

— А если мы погибнем?

— Тоже такова…

Наташа видела, как ломает внутри парня.

— Я прошу… Будь мне братом. Я тебе — сестрой. Пока…

Под ногами парня скрипели камни. Он стоял, готовый сделать что-то решительное. Она чувствовала, что ещё немного, и плюнет на условности, на то, что подумают о ней, какую тень бросит на маму, на брата, как нарушит обычаи и кинется в объятия… Но какая-то нечеловеческая сила удерживала её. С криком «Сергей!» она проснулась.

Рядом на коленях стояла Лиана:

— Натуся! Ты что…

Наташа погладила голову подруги и закрыла глаза.

Абхазская армия пополнялась добровольцами, казаками, которые приходили через горы. На перевалах валялись сотни пар стоптанной обуви: ботинок, кроссовок, туфель, которые бросали чеченцы, кабардинцы, русские, казаки. Несмотря на все трудности, они приносили с собой оружие, несли ящики с патронами — всё, в чём нуждалась отрезанная от внешнего мира окружённая грузинами территория.

Руслан, сигналя фонариком, встречал их ночью, а оттуда уже спускал на побережье.

Поэтому особо радостным известием прилетело сообщение:

— Гагра освобождена…

В первых рядах бравших Гагру оказался взвод Анатолия. Сначала взвод шёл по трассе и в первый день наступления дошёл до эстакады. А потом подразделению Анатолия была дана команда:

— Давайте через Мамдзышху!

Взвод повели на гору, которая главенствовала над Гагрой, ночью продержали в малиннике, а в шесть утра спустили в город.

Грузины огрызались.

Анатолий с гранатомётом выскакивал на дорогу, чтобы прицелиться в танк противника, но в это время перед танком выкидывали шашку, и он растворялся в дымовой завесе. Анатолий стрелял наугад и не знал, попал снаряд в цель или нет.

Когда прошли километр, снова увидели танк. Он стоял заведённый, дулом смотрел в сторону абхазов.

Анатолий почувствовал что-то неладное, стрелять не стал. Его ребята подскочили к танку: внутри никого. Грузины сбежали. А для устрашения, чтобы както задержать наступление, оставили технику заведённой.

Танк повернули дулом в сторону грузин. Взвод добрался до больницы. В ней засело человек шестьдесят. Там пришлось жарко.

Абхазы взяли трофейную пушку. Развели руками: — Мы стрелять не умеем.

Но сообразили что и как. Напрямую пушку поставили и начали долбить.

Анатолий стрелял из гранатомёта.

Ему кричали:

— Бей в это окно!

Он бьёт.

— Бей в то!

Перебегает — в другое окно. Подошли казаки. Анатолий видел, как от прямого попадания снаряда разорвало казачьего батьку. Казачков видно — они в папахах. От батьки одну папаху только и нашли.

Когда подошли к больнице вплотную, стали закидывать окна гранатами.

Штурм начался в девять утра, и только в пять дня грузины стали сдаваться. Потом долго возились со снайперами. Они засели на крышах. И их снимали уже абхазские меткие стрелки.

Анатолий тяжело переживал взятие Гагры. При штурме милиции погиб его друг. Он заскочил в дежурку с гранатой, его встретил шквальный огонь, но он успел взорвать себя и противника.

В конце концов враг, побросав технику, оружие, бежал за Псоу. Как говорили абхазы, грузины чухнули.

На границе с Россией взвился абхазский флаг, сообщение с внешним миром улучшилось. Открылась автомобильная дорога из Гудауты в Адлер, из Адлера — в Гудауту.

Этим воспользовалась Людмила. Она оставила детей и дочь Наташи своим родителям в Харькове, села в поезд и поспешила в Абхазию. С поезда пересела на ЛАЗ. Когда ехала на автобусе через Гагру, ужаснулась: город, можно сказать, жемчужина Черноморья, известный санаториями, парками, дворцами, предстал дырявыми, чёрными от гари стенами санаторных корпусов, пустыми пляжами, редкими прохожими, валявшимися в кюветах сожжёнными машинами, воронками на дорогах и «ежами».

Она зажала рукой рот: такое видела разве что в кино про Великую Отечественную войну. И всё равно радость переполняла: блокада с Абхазии снята!

Она разглядывала всё по сторонам и спрашивала: «Здесь воевал Толя?» Дорога после Бзыби оказалась расчищенной. Теперь рядом с ней сидел жаркий, как определила Людмила соседа, мужчина. Оказывается, он не успел на ушедшую с озера Рицы машину и теперь догонял.

Он не оказался молчаливым абхазом, а, наоборот, сразу окинул Люду взглядом:

— И что ж вас сюда принесло…

Когда Люда рассказала, что сама харьковчанка, что едет к мужу, что тот брал Гагру, сосед оживился:

— Гагру хорошая дивизия не смогла бы взять! Там очень узкие места есть и море. Я спрашиваю одного пленного грузина: «Чего же вы драпали?» А тот на полном серьёзе: «А что, вы ничего не видели?» — «Что?» — «Впереди вас шли всадники на белых конях в белых одеждах… Мы в вас стреляем, вас пуля не берёт». Вот оно, ангелы шли! Они когда реально увидели их… Людмила критически посмотрела на соседа.

— Я тоже не верил… А вот грузины сами говорят.

— Наверно, горячка, — предположила Людмила.

— Может, и горячка… Но вы должны понимать, что Абхазия — это особое место. И, как говорится, духи восстали, пошли впереди.

Людмила задумалась.

Ехали по распадкам между гор.

— Вон за той горой Мысра.

Людмила кивнула в ответ.

— Были там?

— Когда с мужем учились в университете, — ответила.

— А что знаете о Мысре?

Людмила вспомнила случай, который произошёл после Великой Отечественной войны. В Мысру на курорт любили приезжать немцы. И однажды один абхаз, который в войну оказался в плену и теперь жил на берегу, узнал в одном приезжем немце надзирателя из концлагеря. Тот отличался особой жестокостью. И абхаз… зарезал немца. После этого немцы перестали приезжать.

— Вот-вот! — обрадовался Руслан. — А я вам должен добавить. Мысра — это по-арабски «Египет». Её жители совершили в древности путешествие в Египет, вернулись обратно. Там есть холм — место наблюдения за кораблём.