Сергей Зверев - Не жди, не кайся, не прощай Страница 13

– Я не отказываюсь, – сказал Константин, уставившись в потолок немигающим взглядом. – Я думаю.

– Хрен ли тут думать? – занервничал Рогач. – Делать надо.

Утверждение было абсурдное, совершенно смехотворное. Как в том анекдоте, когда ученые взялись дрессировать сантехника вместо обезьян. Подвесили к потолку бутылку водки, поставили в комнате табурет, положили швабру. Запустили сантехника. Он, как увидал бутылку, так давай прыгать, пытаясь ее достать. Скачет, скачет, а толку нет. «Думай, – тихонько подсказывают ему ученые. – Думай, Вася». – «Хрен ли тут думать! – возмутился запыхавшийся сантехник. – Прыгать надо».

– Прыгать надо, – пробормотал Константин и помотал головой, прогоняя всякую дурь, лезущую в нее после недосыпания, жажды и голода.

– Прыгать придется, – подтвердил Рогач, настороженно уставившись на сокамерника. – А ты почем знаешь?

– Да так, к слову пришлось.

– И что ты надумал?

– Не торопи ты меня, – рассердился Константин. – И минуты не прошло, а он уже наседает…

– Минуты? – Рогач фыркнул. – Ты целых полчаса лежал молча. Я думал, ты прикидываешь, что к чему, а ты, значит, дрыхнешь?

– Сам виноват.

– Кто старое помянет, тому глаз вон… Лучше говори, что надумал.

Помолчав немного, Константин коротко проговорил:

– Я согласен.

– Вот это дело, – обрадовался Рогач и завозился, устраиваясь поудобнее. – Тогда слушай…

И в ухо Рощина полился жаркий, сбивчивый шепот сокамерника.

Колебания на этом не закончились, однако длились они не слишком долго. Выслушав Рогача, Константин не поверил ему до конца. Да, порой он все еще бывал наивен, но не настолько, чтобы безоговорочно принять предложенный план. А вдруг это подстава, развод по-мусорски? Константин знал, что начальство нередко избавлялось от неугодных зэков с помощью провокаций подобного рода. Попытка к бегству, выстрел в спину – и никаких проблем. Может быть, Константина ожидает то же самое? Внутренний голос подсказывал ему не лезть в западню, и все же он подчинился не ему, а той непреодолимой силе, которая порой толкает мужчин на рискованные поступки вопреки логике и здравому смыслу.

Когда Рогач изложил суть своего замысла, Константин молча кивнул. Оживившись, сокамерник подвел его к окну и показал, что решетка заблаговременно вытащена из проема и держится лишь благодаря деревянным клинышкам.

– Братва помогла, – похвастался он Константину. – Многие специально в трюм садились, чтобы понемногу расшатывать решетку. Потом бетонную крошку тщательно сметали, мешали с грязью и залепливали дыры.

– Почему именно для тебя старались? – подозрительно спросил Константин. – Почему никто другой этим ходом не воспользовался?

– Да за такое порвут, – сказал Рогач, – хоть за решеткой, хоть на воле. И потом, я, считай, смертник, мне особое уважение… – Он помолчал, прислушиваясь. – Все, хорош языками трепать. Давай спать. Нам теперь много сил понадобится. Все, что остались, и еще сверх того.

Не возражая, Константин немедленно закрыл глаза и отключился, как будто ему вкололи снотворного. Казалось, не прошло и минуты, когда его затормошили чужие нетерпеливые руки.

– Подъем, – прошипел Рогач, дыша Рощину в лицо гнилью. – Приходи в себя, Роща.

Константин немедленно принялся разминаться, чувствуя, что приближается момент истины. Под ложечкой у него заныло.

– Кажись, «дубак» один остался, – обрисовал ситуацию Рогач, прильнув ухом к двери. – Напарник то ли в магазин, то ли в санчасть наладился. Самое время рвать когти.

По коже Константина поползли мурашки.

– Может, темноты дождемся? – занервничал он.

– Лучше уж сразу Нового года.

– Подкрепимся, воды попьем… – продолжал тянуть время Константин, ненавидя и презирая себя за нерешительность.

– В носу поковыряемся, подрочим, – передразнил его Рогач. – Ты что, Роща, сдрейфил? В отказ идешь?

«Да», – немедленно заявил внутренний голос Константина.

– Нет, – проворчал он вслух. – Погнали. Я с тобой.

В то самое мгновение, когда были произнесены эти слова, страх неожиданно испарился, а на смену ему пришла злая, отчаянная, непрошибаемая решимость.

Так Константин ступил на скользкую дорожку, сойти с которой не надеялся никогда.

Набрав полную грудь воздуха, Рогач приблизился к двери и заорал:

– Эй, на вахте! Тут баклан окочурился. Забирайте, пока не завонялся.

Памятуя уговор, Константин немедленно улегся на пол лицом вниз. Подобно сообщнику, он был полностью одет, несмотря на нестерпимую жару в камере. Это могло вызвать подозрение вертухаев, но Рогач сказал, что, судя по голосам, они что-то отмечали и успели изрядно залить глаза. Как бы то ни было, а обратного пути нет.

– Вы что, оглохли? – надрывался Рогач. – Уберите этого жмура!

«Раз, – считал про себя Константин. – Два…»

Время словно застыло.

Наконец на зов Рогача явился прапорщик, отрастивший зачем-то лермонтовские усики, хотя, ясное дело, стихов он не сочинял и не любил. Вопреки уставу караульной службы, в камеру он сунулся без сопровождающего, оружие на изготовку не взял, Рогачу отойти к дальней стене не приказал. Никудышный оказался прапорщик, несмотря на бравый вид. Да и взгляд у него был мутный, как та самогонка, которой он угостился на боевом посту. Стоило ему наклониться над Константином, как тот схватил прапорщика за ворот и притянул к себе.

– Ну, ты, – опешил тот, не в состоянии распрямиться.

Тут Рогач ухнул, оттолкнулся от пола обеими ногами, высоко подпрыгнул и приземлился на хребет прапорщика. Стоя на согнутой спине, он ударил парнишку каблуком в основание черепа, после чего проворно спрыгнул, предоставив действовать сообщнику.

Продолжая удерживать прапорщика, Константин резко дернул его на себя и приподнялся, выставив голову. Врезавшись носом в его лоб, прапорщик даже не пикнул, потому что успел потерять сознание. Константин швырнул его через себя, как тряпичную куклу. Все так же безропотно прапорщик пролетел полтора метра по воздуху и остался лежать на полу, не обращая внимания на то, что его усики постепенно намокали от крови.

Тем временем Рогач метнулся к открытой двери и прислушался. В конце коридора играла музыка, задорные женские голоса пели: «Попросила я молодца, ца-ца-ца, не ходи ко мне без конца, ца-ца-ца».

– Пушку бери, – поторопил Константина Рогач. – И обойму не забудь.

Сам он закрыл дверь, приблизился к окну, выставил решетку и осторожно опустил ее вниз.

– «Попка» на вышке придремал в холодке, – доложил Рогач шепотом. – Ствол за пояс и за мной. Рубахой руки не забудь обмотать. И не дрейфь, фраерок, прорвемся.

С этими словами он разодрал свою майку надвое, наскоро перебинтовал ладони кусками материи, подтянулся и исчез в незастекленном оконном проеме.

Высунувшись наружу, Константин увидел зеленый дощатый забор с пущенной поверху колючей проволокой. Рогач, прыгнувший со второго этажа прямо на нее, копошился там, издавая приглушенное кряхтение. Но ни одного стона Константин от него не услышал и решил, что вытерпит боль тоже. По счастью, охранники не додумались навесить на колючку пустые консервные банки, как это делали фашисты в концлагерях. Иначе шум давно разбудил бы часового, нахохлившегося под навесом вышки.

Как только Рогач перевалился через забор, Константин сцепил зубы и прыгнул следом за ним. Проволока самортизировала и закачалась под его тяжестью, словно гигантская паутина, принявшая очередную жертву. Чувствуя, как ржавое железо раздирает кожу, Константин кое-как продрался через преграду и секунду спустя уже летел к земле по ту сторону забора. Зацепившись штанами за колючки, он приземлился вниз головой, едва не свернув шею.

– Это были цветочки, – успокоил его распластавшийся на взрыхленной граблями земле Рогач. – Впереди ягодки. Вынимай ствол.

– Почему не ты? – спросил Константин, доставая пистолет из-за пояса.

– Потому что ты стреляешь лучше. Спецназ как-никак… Или пургу гнал?

– Почему пургу? Я и правда служил в армейском спецназе. Это покруче десанта будет.

– Тогда давай десантироваться подальше отсюда. Иначе положат – пикнуть не успеем.

Одновременно вскочив на ноги, они метнулись через отлично просматривающуюся и простреливающуюся полосу между двумя заборами. Шириной она была метров двенадцать, и по ней, насколько помнил Константин, вечно шныряли черномордые немецкие овчарки, натасканные на людей. Сейчас их видно не было. «Везуха», – решил Константин. И ошибся.

Стоило беглецам сделать несколько шагов по открытому пространству, как откуда ни возьмись наперерез им кинулся четвероногий враг, хрипящий от переполняющей его злобы. До него было около ста метров. Когда беглецы достигли противоположного забора, это расстояние сократилось втрое. Овчарка молча мчалась на них, в этот момент ничем не отличаясь от волка. Серая, лобастая, остроухая, она распласталась над землей, развив такую скорость, что тень едва поспевала за ней.