Корейский излом. В крутом пике - Александр Александрович Тамоников Страница 13

«От бомбежки, что ли… – подумал Колесников и стал исследовать свое тело. – Руки, ноги целы, а голова…» Голову саднило, внутри черепа образовался непонятный комок, источающий тупую, ноющую боль, мешавшую трезво мыслить.

Павел, слегка приподнявшись, тряхнул головой и чуть не вскрикнул от внезапной рези в районе затылка. Он прикоснулся рукой к голове и обнаружил толстую марлевую повязку, а чуть повыше виска прощупывалась корочка засохшей крови.

Последнее, что он вспомнил – это приближающиеся кроны деревьев, удар о землю, яркая вспышка в глазах… И больше ничего.

– Эй, товарищ, – обратился он к своему соседу, молодому парню с перевязанной ногой. – Сегодня какое число?

– Пятое июля, – отозвался тот и добавил со злобой в голосе: – И теперь мы не товарищи, а паны или герры – это как кому нравится.

– Да что тут произошло? Я ведь две недели пролежал без мозгов. – Внутри у Колесникова похолодело от предчувствия беды.

– А что произошло… Немцы разбомбили город, высадили десант на побережье, русские отступили. Стреляли тут сильно, из пушек тоже – вот меня зацепило и многих других гражданских зацепило… Теперь здесь не советская власть, а немецкая.

Колесникова резанули слова: «Русские отступили».

– Ты говоришь, что русские отступили… А ты что, не русский, что ли?

– Не, я поляк. Был советским поляком, а теперь немецкий поляк, – ехидно заметил сосед. – А ты кто?

– Да я в лес пошел погулять, а там что-то по голове шарахнуло, – уклончиво ответил Павел, осознавая, что пока не прояснит для себя ситуацию, язык распускать не следует. – Что-то в голове затуманилось – поспать надо.

Он отвернулся, закутавшись в одеяло и не желая продолжать разговор. Тут же в голове завертелся круговорот мыслей: «Стало быть, наши отступили, и я нахожусь на оккупированной территории. Здесь пока бардак, но немцы наведут порядок, если закрепятся, начнут выяснять, кто есть кто. И меня вычислят, офицера Красной армии, летчика, обязательно вычислят с предсказуемыми последствиями. Надо отсюда как-то выбираться к своим. Разобраться и выбираться».

В этот же день его перевели в палату, на больничную койку. Расположившись на кровати, он обратился к сопровождавшей его медсестре:

– Девушка, как я сюда попал? Вас как зовут?

– Меня зовут Таисия. А как попал… Вас с пробитой головой обнаружил лесник на поляне. Если бы не он, вы бы не выжили. А сейчас вроде ничего.

Девушка улыбнулась.

– Вы можете передать записку по адресу? – Павел назвал улицу. – Или на словах? Ее зовут Бригида.

Девушка взглянула на пациента и, уловив его умоляющий взгляд, сначала задумалась, потом вынула из кармана карандаш и клочок бумаги:

– Пишите. Это недалеко от меня.

Ответ пришел на следующий день. В дом Бригиды ночью попал снаряд. Никто из жильцов не выжил. Павел попросил Таисию свести его с лесником, который его нашел. Лесника, по ее словам, звали Игнатий. Девушка внимательно посмотрела на Колесникова и… решилась.

В тот же день к нему в палату зашел лесник, мужчина лет пятидесяти. Он присел на койку и прижал палец к губам, а потом наклонился к Павлу и быстро заговорил шепотом, уткнувшись губами прямо в ухо и косясь на соседей:

– Ты ведь летчик. Я с тебя снял парашют, шлем и знаки отличия, зарыл все. Иначе не знаю, что бы они с тобой сделали. Надо тебе выбираться отсюда, парень. По улицам уже полицаи ходят из местных, выслуживаются перед немцами. А я еще в Гражданскую воевал за советскую власть, а потом женился и попал сюда. Ходить можешь?

– Могу, – неуверенно ответил Колесников.

– Я тебе помогу. Тут в лесу, километрах в десяти, засели ваши, человек двадцать. Немцы о них пока не знают. Я переправлю тебя к ним, а дальше разберешься. Таисия – моя родственница, поэтому и позвала меня. Тебе повезло.

Колесникову повезло еще раз – в лесу скрывался взвод охраны соседней части и с ним трое гражданских. Лейтенанта сразу же признали за своего, дали немецкий «вальтер», другого оружия не нашлось.

Возглавлял отряд старший лейтенант Малышев, мужчина лет за тридцать.

– Надо прорываться к своим. Фронт отодвигается все дальше. – Он прислушался к далекому грохоту артиллерийских залпов. – Вчера ближе было. Пойдем по темноте. Там, километрах в пяти, поселок есть – разживемся едой, а то сухпая дня на два осталось.

Когда добрались до поселка, в окнах домов еще горел свет.

– Жиган, сходи, понюхай, что там. Прикинься дурачком, – скомандовал Малышев.

Старшина Жиганов служил раньше в диверсионном отряде Наркомата обороны, выбыл по болезни, а когда выздоровел, его направили охранять аэродром. Он обратился к одному из гражданских примерно одной с ним комплекции:

– Давай одеждой поменяемся. В форме нельзя – неизвестно, кто там сейчас.

Жиганов передал винтовку гражданскому, натянул грязный гражданский костюм, засунул в боковой карман пиджака пистолет «ТТ» и метнулся к кусты. Через несколько минут он, уже не скрываясь, вышагивал по проселочной дороге.

Дойдя до крайнего дома, стоящего на отшибе, он поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

За дверью послышался голос хозяина:

– Кас тен?

«Говорит по-литовски, – прикинул Жиганов. – Ну да бог с ним».

– У вас есть еда? Я три дня ничего не ел. Помогите, – проговорил он просящим голосом.

В ответ раздалась ругань – смесь литовского и русского матерного.

– У меня деньги есть, я заплачу. – Жиганов знал, чем можно заинтересовать местных.

Внутри замолчали, через минуту дверь открылась, и на пороге появился мужик средних лет с керосиновым фонарем в руке.

Жиган сгорбился, изображая убогого просителя.

Хозяин намеревался что-то сказать, но не успел – Жиган врезал ему в челюсть и, затолкав мужика в сени, прикрыл за собой дверь и задвинул щеколду.

– В доме еще кто-нибудь есть? – проговорил старшина зловещим шепотом.

– Нет, я один. – Голос хозяина дрожал. Он шмыгал носом и покашливал.

– Ого, русский вспомнил! – Жиган пнул мужика по ребрам. – Иди в хату.

Его учили подавлять волю для последующего допроса – и не таких раскалывал, поэтому, зайдя в переднюю, освещенную тусклой лампочкой, «прижимистый, даже в сени свет не провел», старшина прижал хозяина к стене и приставил ему к горлу нож.

– Нам нужно продовольствие. Много. Можешь достать?

– Ты зря здесь командуешь, – перебил его мужик, тяжело дыша. – Советская власть кончилась, здесь теперь государство Литовское. Уходи по-хорошему, а то немцы тебя кончат.

«Опа-на! Немцы».

– Здесь есть немцы? Говори, сука!

Он слегка ткнул мужика ножом в шею.

– Есть, – залепетал мужик, было видно, что он окончательно сломлен. – Пять человек и грузовик.

– Где они?

– В доме бывшего председателя колхоза.

– Почему бывшего?

– Его немцы расстреляли сегодня поутру.

– Где этот дом?

– Напротив колодца. Большой, кирпичный.

В голове у Жигана завихрились мысли.

«Паковать этого – только время терять. А вдруг развяжется, пока я тут гоношусь, или придет кто… Нет уж!»

– Ну, бывай, гражданин государства Литовского.

Он резанул мужика ножом по горлу. Тот схватился пальцами за рану, как будто намереваясь ее заткнуть, глаза остекленели, и он сполз вдоль стены на пол. Жиган обтер нож