Павел Яковенко - Снайпер-2 (Тихая провинция) Страница 14

Работу он поставил правильно. Деньги, за определенную мзду получали относительно устойчивые хозяйства, со многими директорами которых Илья Степанович был знаком лично. Взятки он просил, не стесняясь: высоко поднимал палец вверх — не для себя беру, уважаемый, сам пойми — а без моего хорошего отношения да давнего знакомства и вообще бы ты ничего не получил. Никто не спорил, наоборот, находили такой порядок вещей вполне естественным, и потом приглашали Илью Степановича в ресторан, из-за чего шеф частенько приходил на работу с утра с глубокого похмелья. Тогда он прятался в кабинете и выпивал, как правило, по две бутылки минеральной воды.

Павла Александровича никто никуда не приглашал, но деньги в конверте, тем не менее, принимал именно он.

Так как выдавали партнеры денежный кредит не абы кому, то деньги на счета корпорации до сих пор возвращались вовремя. А вот те клиенты, которых продавил сам генеральный директор, корпорацию частенько кидали, из-за чего приходилось обращаться в суды, а это могло привести к нехорошему вниманию со стороны разных исполнительных и контролирующих органов, которых в демократической России расплодилось видимо-невидимо. Конечно, в принципе, можно было бы договориться и с ними. Однако явно пришлось бы делиться на постоянной основе, а вот этого очень не хотелось.

Илья Степанович, по старой дружбе, за бутылкой хорошего кизлярского коньяка обсудил эту проблему с генеральным, в результате чего все уладилось: генеральный больше ни за кого не просил, а молча получал свой регулярный конвертик, и занимался только теми делами, которые за него никто делать не стал бы.

В результате отчеты по отделу Ильи Степановича были всегда хорошими: кто получал деньги, тот их своевременно отдавал. Никакая, даже самая пристрастная, ревизия не могла бы придраться — Павел Александрович внешне свято соблюдал государственные интересы.

И все бы шло хорошо по накатанной колее и дальше, да как назло, выбрали нового губернатора. А у нового губернатора друзья уже были свои — тоже новые. К большому сожалению Грачева, в число немногих личных друзей губернатора входил директор Красноярской птицефабрики, при первой же встрече с которым Павел Александрович по одному только его лицу сразу понял, что этот ни взятку не даст, ни кредит не вернет. И в тот раз дело дошло до скандала, практически до угроз, но денег птицефабрика так и не получила.

Теперь же, когда ситуация так резко изменилась, красноярский директор вознамерился получить свое в двукратном размере. К несчастью, подношения подо все кредитные планы уже были получены, и после долгих душевных терзаний Павел Александрович все-таки приказал перечислить средства на счета своих постоянных партнеров, благо виза генерального на старом плане была, а новый план, с корректировками, еще не утвердили. Грачев просто проигнорировал устное указание генерального о пересмотре вопроса с птицефабрикой. Илья Степанович весьма предусмотрительно, значительно заранее возникшей скользкой ситуации, ушел на больничный.

Павел Александрович догрыз последний ноготь на правой руке, вздохнул, окинул грустным взглядом родной кабинет, и начал каллиграфически заполнять заявление…

Андрея Ивановича разбудило ласковое прикосновение. Он открыл глаза, и зажмурился от потока света, брызнувшего ему прямо в лицо. Весьма хорошенькая официантка мило улыбнулась:

— Ваш завтрак, сэр!

Андрей Иванович радостно засмеялся, захотел сказать что-нибудь хорошее, но, как назло, ничего не смог придумать, и просто еще раз тепло улыбнулся. Потом решил дать на чай, но девушка уже ушла.

В один присест заготовитель покончил с завтраком, расплатился (и все-таки оставил сдачу на чай — больно уж понравилось ему это «сэ-эр»), снова опустился на сиденье «девятки», завел мотор и рванул с места в карьер. Машина послушно набирала скорость: обгон, еще обгон, еще, и впереди уже до самого горизонта чистая трасса. Андрей Иванович откинулся на спинку и расслабился.

Антон Павлович Донецкий.

В отличие от Пашки, уехавшего по распределению в богатый «Кременской», его институтский приятель Антон, тоже завершивший учебу с красным дипломом, перспектив в сельской жизни не видел никаких. Поэтому предложение декана об аспирантуре встретил почти восторженно. Во-первых, оставался в городе, во-вторых, при родном институте. И в третьих, можно было не торопиться со свадьбой, на которой настаивала подруга, намекая, что если он хочет вернуться в родной райцентр, а не переться к черту на кулички, то медлить нельзя.

Узнав, что любимый поступает в аспирантуру, намерен остаться в городе, и есть даже небольшая перспектива получить квартиру от института (строился многоэтажный дом для сотрудников), подруга Аня не слишком обрадовалась. В ее симпатичной, но отнюдь не пустой, головке завертелась нехорошая мыслишка: а не хочет ли Антоша променять ее на развратных городских шлюх? И это после всего того, что между ними было? Может, он просто использовал ее, а теперь ищет интеллигентный путь избавления от последствий? Ну нет, с ней такое не выйдет!

Антоша привлекал Анечку слишком сильно, чтобы просто вот так, за здорово живешь, подарить его кому-нибудь постороннему. Поэтому путь удержания она выбрала безоговорочно самый сильный и действенный.

Молодой аспирант вместе с радостным известием о зачислении в аспирантуру получил и другое известие, от которого праздновать что-либо ему сразу расхотелось. Анечка, смущаясь и улыбаясь, прошептала любимому на ушко, что беременна, и что никто в их поселке не сомневается — от кого. И теперь хочешь — не хочешь — пора жениться. Иначе могут быть неприятности. И ласково прижалась к аспиранту своим молодым горячим телом. Антон вдохнул запах ее волос и сдался: пышная свадьба состоялась через месяц.

Очная аспирантура перешла в заочную. Тесть, управляющий районным отделением госбанка, пристроил зятя в районное управление сельского хозяйства; родился мальчик, которого в честь деда — фронтовика назвали Николаем. И все-таки такая жизнь Антона не очень устраивала: по ночам он бредил городом, он хотел в город. Ему мерещился шум трамваев, гул толпы… Иногда даже со злостью думал о жене, что не дала ему закрепиться на кафедре, в институте. А ведь декан откровенно жалел о его переводе; обещал большое научное будущее. В эти часы Антон Павлович много курил, и, что случалось, правда, очень редко, плакал скупыми мужскими слезами.

Год 1992 принес в провинциальную болотную жизнь вихрь перемен. Вместо почившего в бозе отделения Госбанка народилось отделение областного агропромышленного банка — коммерческого. И у тестя, который по-прежнему был управляющим, новая зарплата оказалась настолько непривычно, (и даже неприлично), большой, что по началу он не знал, что с нею и делать. Конечно, это нелепое состояние быстро прошло. (Знал бы тесть, какие оклады в головном отделении — почувствовал бы себя просто нищим).

Антон Павлович теперь частенько стал бывать у тестя на ужине. Он подробно расспрашивал его о банковских делах; на что тесть, найдя в лице зятя заинтересованного и сочувствующего слушателя, часами жаловался на проблемы с корсчетом, на ворюг — фермеров, которые полученные кредиты вместо вложений в производство тратили на покупку машин, а потом, когда на них подавали в суд, кричали на весь свет, что недобитые коммунисты душат частную инициативу и фермерское движение.

На несколько дней Антон уехал в город, взяв на работе отпуск за свой счет. Вернулся он с блестящими глазами, сияющий как блин; расцеловал жену, которая по последние два года, можно сказать, отвыкла от этого, подбросил Кольку до потолка, а потом сказал:

— Аня, душа моя, теперь мы будем жить по-новому! Хорошо будем жить.

— Что, неужели решил идти к папе в банк? Давно пора.

Антон Павлович сморщился, как от лимона:

— Да нет, конечно. Ни черта я не понимаю в его «лоро» и «ностро». Меня от них мутит. Я в фермеры пойду.

— Ты?! Ты что, с ума сошел?!

— Ничего я не сошел, я просто золотую жилу нашел. Может, помнишь по институтской фотографии, учился с нами на потоке у экономистов один такой, весь из себя блатной. Так я к нему ездил. И вот слушай, за чем…

План у Антона Павловича Донецкого был прост и гениален. И никакого мошенничества, между прочим. Просто наличие хороших отношений. Став фермером, Антон Павлович, конечно, в земле ковыряться не собирался. Сей статус требовался ему только для необходимого антуража. Суть была в другом. Имея под рукой тестя — управляющего, свежеиспеченный фермер намеревался получить краткосрочный кредит на большую сумму; перевести его в наличные доллары, а затем, воспользовавшись услугами инфляции, которая за пару месяцев опускала курс рубля чуть ли не в половину, половину валюты продавать, чего как раз хватало на погашение долга вместе с процентами. А половина суммы должна была осесть в стеклянной банке, которую Антон Павлович собственноручно собирался закопать в подвале.