Вячеслав Денисов - Оружие фантома Страница 14

Александр очнулся от забытья, развернулся с переднего сиденья к Старикову.

– Прости, Игорь, что ты сказал?

Стариков вздохнул.

– Саша, я говорю – давай в психушку заедем к этому Русенкову? Душа у меня что-то не на месте. Такое впечатление, что он не больной вовсе. Я, скорее всего, шнягу гоню, поскольку такое маловероятно, но мне кажется, что мужик что-то сказать хочет и боится.

Макаров посмотрел на часы.

– Хорошо.

Двадцать минут спустя машина оперов остановилась у входа в лечебницу, прямо перед запрещающим знаком с пояснением: «Кроме машин ЦПЛ».

– Вы? – откровенно удивился главврач, увидев входящего Старикова со товарищи. – Что-то нашли интересное в карточках?

– Нет, мы по другому поводу. Хотели бы побеседовать с Русенковым.

Врач удивился еще больше.

– Он на процедурах. А зачем он вам?

– Вам же сказали – побеседовать, – уточнил Саморуков.

– Нет проблем. Кабинет психолога по-прежнему свободен. Вы помните дорогу?..

…Русенков смотрел в стену невидящим взглядом и твердил, что «она погубит свою жизнь». Главврач делал все возможное, чтобы переключить бывшего мурманского милиционера на другую тему, но тот оставался неумолим.

– Нам бы обвенчаться…

Врач повернулся к Макарову, безошибочно угадав в нем старшего.

– Он вам еще нужен?

Стариков и Саморуков, обреченно вздохнув, встали, ожидая того же от Александра. Но тот, едва подрагивая ресницами, застопорил свой взгляд на лице Русенкова.

– Я еще поговорю с ним.

Врач, а следом и опера понимающе покинули кабинет.

– Будет толк? – спросил Стариков Мишку.

– Я вообще не понимаю, какого черта мы сюда приперлись. Ты тоже, психолог… Я чувствую, душа не на месте… Зато у этого душа на месте.

– Как вас зовут?

Русенков продолжал смотреть в стену.

– Я знаю, что вы не сумасшедший. Что вас здесь держит?

– Далось ей это венчание…

– Чего вы боитесь?

Молчание.

– Вы сказали – «ищущий да обрящет». Что вы имели в виду?

Макаров снова посмотрел на часы.

– Знаете, у медиков есть такой профессиональный принцип – никогда не подвергай сомнению диагноз, поставленный больному коллегой. У нас, ментов, если вы понимаете, о чем я говорю, тоже есть принцип – всем, чем можешь, помоги коллеге, идущему по следу преступника. Если вы забыли этот принцип, тогда нам разговаривать не о чем.

Саша встал и пошел к двери.

– Метагексоэпам-два… – раздалось за его спиной.

Макаров резко обернулся и чуть не утонул в глубине осмысленного взгляда Русенкова.

– Что вы сказали?!

Он шагнул к больному.

– Что вы сказали?!

Русенков поднял совершенно разумный взгляд на милиционера.

Дверь распахнулась, вошел главврач.

Макаров изумился перемене, какая произошла в этот момент во взгляде Русенкова. Тот же стеклянный взгляд, бессмысленные, как у Пьеро, приподнятые вверх брови.

– Извините, ему пора отдыхать. Он из категории тех, кому не рекомендуется заниматься логическими размышлениями. Это – если простым языком, без медицинских терминов. Русенков – человек не для бесед.

– Нам бы обвенчаться…

Следуя по коридору за Макаровым, главврач поинтересовался:

– Он вам что-нибудь сказал?

– Вы же сами заявили, что этот человек не для бесед. Им бы обвенчаться.

– В вас произошла какая-то перемена, поэтому и спрашиваю. Я психиатр…

Макаров остановился и усмехнулся:

– У любого, кто не связан профессиональной деятельностью с психически больными людьми, в душе будут перемены. Я ведь только что разговаривал с психом. Прощайте.

Он шел по коридору и бормотал одними губами, чтобы не забыть:

– Метагексоэпам, метагексоэпам…

Уже в машине, скрывшись за тонировкой стекол, он быстро достал блокнот и записал: «Метагексоэпам. Главврач. Дела Рус-ва в Мурманске».

Глава 7

– Теперь давайте раскладывать по полкам все, что имеем.

Макарову уже надоело топтаться на месте. Более непонятного дела он не встречал за всю свою карьеру сыщика. В процесс включаются новые действующие лица без всяких на то оснований. Как могут быть связаны единым умыслом преступника убийства криминального авторитета Вирта, ученицы средней школы и нувориша Верникова? Пока ответа на этот вопрос не было. Если в городе орудует маньяк, то почему он действует вопреки всем известным мотивам поведения, известным сыску? Пока непонятно.

– Сергей, какого цвета были глаза жертв? Одинаковое прошлое? Одинаковый цвет волос? Одна манера говорить? Связь между ними?

Даже здесь опереться не на что.

Как больной Русенков, «человек не для бесед», может знать про какой-то метагексоэпам? Кто он? Почему под ногами путается главврач и почему при нем Русенков косит под дебила?

– Ты спрашивал у экспертов, Игорь, что такое этот, как его… метагексоэпам-два?

– Спрашивал, – доложил Стариков. – Они сказали, что это – каша, мед, говно и пчелы в одном слове.

– Спасибо, – поблагодарил Макаров подчиненного за исполнительность. – Сейчас иди и делай запрос на сотрудника УВД города Мурманска Русенкова Антона Антоновича. Все-все-все. «Хочу все знать!» Захватил еще в юности такой киножурнал? Михаил, что по запросу в Москву?

– Ждем-с.

В конце стола зашевелился, словно пробуждаясь, Вербин.

– Сегодня проверил все ориентировки за год по области. Человек в сером плаще нигде не отсвечивал.

– Да… А что насчет социального работника из мэрии в «джонсах»?

– «Наружка» его пасет. Раз молчат, значит, ничего выдающегося не происходит. Будем ждать письменного ответа. Может, там что прояснится.

– Понятно…

Макаров тяжело вздохнул.

У него в юности было такое же ощущение при прыжке с парашютом. Когда стоишь перед вечностью и не на что опереться.

– Сергей, через полчаса нужно двигаться к мемуаристу Муромову.

– А ты коньяк купил?

– По дороге купим.

В тот момент, когда Александр и Сергей поднимались по лестнице дома, где жил доктор Муромов, в квартире мемуариста происходило следующее.

Муромов барахтался на кровати, пытаясь вывернуться из-под подушки, которая тяжким грузом давила ему на лицо. На коленях, в изголовье мемуариста, стоял человек в коричневой кожаной куртке и с силой давил на эту подушку. С удовлетворением почувствовав, что барахтанье стало носить конвульсивный характер, он удвоил усилия, желая побыстрее закончить с этим делом.

И тут произошло непредвиденное. В дверь раздался звонок. Человек вспомнил, что не запер изнутри дверь, а лишь прикрыл ее, и мысль об этом разом изменила его планы. Оставив на голове жертвы подушку, он выскочил на балкон.

Четвертый этаж дома «сталинской» постройки. Прыжок вниз означал смерть, прыжок вверх, с целью дотянуться до балкона верхнего этажа, означал то же самое, только с большей высоты…

– Что это он не открывает? – забеспокоился Вербин.

– Спит, наверное.

– Он сказал, что просыпается в семь и садится за мемуары.

– Ага, – неопределенно хмыкнул Макаров, разглядывая этикетку на бутылке «Дербента».

Вербин толкнул дверь, и она неожиданно открылась. Ни слова не говоря, опер вынул «ПМ» и осторожно вошел в квартиру. За ним проследовал Саша. Его вид, с пистолетом в одной руке и бутылкой коньяка в другой, был несколько нелепым, но отвлекаться на то, чтобы избавиться от бутылки, не было времени.

Вербин рывком перевалил свое тело через порог комнаты и за секунду оценил ситуацию в квартире.

– Саша! Займись дедом, я – к балкону!

Балкон был пуст. Глянув вниз, он не обнаружил никаких признаков жизни или смерти на асфальте. Потом повторил движение человека в кожаной куртке – быстро поднял голову вверх. Не стоило даже думать о том, что можно дотянуться до балкона пятого этажа.

– Не на крыльях же он отсюда вылетел! – в сердцах рявкнул он в комнату.

А там, стащив старика на пол, Макаров делал ему искуственное дыхание. Саша уже понял, что тот будет жить. Пульс прощупывался, наконец появилось и прерывистое дыхание.

– Давай, давай, старик! – подбадривал его Макаров, продолжая давить толчками на седую, впалую грудь. – Сейчас коньячка хапнем по маленькой! «Дербент», Кизляр, выдержка три года! Сорок два градуса! Как в сказке будешь!..

– Ушел, сука… – со злостью выдавил Вербин, входя и отмахиваясь от надоедливой тюлевой занавески. – Или улетел. Хер поймешь.

Некоторое время глядел на трудившегося в поте лица Макарова, потом добавил:

– Хорош прессовать-то его!

– Посмотри… у него… лекарства… на тумбочке, – продолжал работать руками Александр.

– А я в них разбираюсь? Валокордин, реланиум… Влей лучше пару капель коньяку в рот!

Наконец дыхание старика стало ритмичным, и Макаров, поднявшись с пола, коротко приказал Вербину, показывая на кучу пузырьков и таблетных упаковок:

– Дай нашатырь! Вон он стоит!

В это время, этажом ниже, двое братьев Мартемьянц, семи и девяти лет, воспользовавшись отсутствием взрослых, играли в полицейского и бандита. Игра заключалась в стрельбе из пистолетов, заряженных пистонами, друг в друга. Братья умело скрывались за складками местности полногабаритной квартиры и постоянно спорили, кто из них был убит первым. После компромиссного решения быть убитыми по очереди младший из Мартемьянцев вдруг обратил внимание старшего на необычное явление, происходящее за их окном. Балкон братьев был на другой стороне дома, поэтому они прильнули к окну.