Евгений Сухов - Медвежатник Страница 15

— Ладно, ладно, светлейший, верю, — смилостивился Аристов, голос его при этом заметно потеплел.

— Григорий Васильевич, да как же мне вас отблагодарить? — в чувстве поднялся юноша с кожаного дивана, раскинув руки. Еще мгновение, и статная фигура начальника розыскного отделения окажется в тесных объятиях князя.

— Полноте, полноте, милейший! — замахал руками Григорий Васильевич. — Ты, дружок, видно, позабыл, что я полицейский, а подобные услуги запросто так не делаются.

— Чего же вы от меня хотите? — Лицо князя выглядело обескураженным.

— Водку ты пьешь, в карты играешь, по борделям шастаешь. Так? — строго спросил Аристов.

Отрицать перечисленное было бы глуповато. Княжеский отпрыск неопределенно повел пухлым плечом и отвечал, слегка растягивая слова:

— Выходит, что так.

— Я, знаешь ли, голубчик, не всегда вхож в светские салоны, так ты бы мне рассказывал, кто сколько в карты проигрывает. Кто любит за женщинами волочиться, кто своего наследства дождаться не может. Ну и прочую чепуху.

Князь вскочил.

— Позвольте, так вы что, хотите из меня агента сделать?! — Голос Александра Борисовича сорвался на визг. — Не бывало такого, чтобы князья Голицыны в филерах ходили.

— Ты бы сел, братец. — Рука генерала мягко опустилась на плечо князю.

Голицын неохотно сел.

— Ну, братец, — печально выдохнул Аристов, — если ты так рассуждаешь, тогда я тебе ничем помочь не смогу. Есть закон и есть государь император, — ладонью Григорий Васильевич указал на огромный портрет самодержца. — Так что давай под замок! Посидишь недельку-другую, подумаешь, а там видно будет.

Аристов взял в руки колокольчик, намереваясь вызвать охрану. Движения плавные — вполне достаточно для того, чтобы князь Голицын задумался крепко.

— Постойте!

— Ну, слушаю тебя, голубчик, — с любезной улыбкой произнес Аристов, по которой так и читалось: «Спекся, голубчик!»

В перерыве между игрой в карты и глубоким похмельем Григорий Васильевич с завидным усердием принимался за государственную службу. И тогда его пролетку, запряженную отличной парой рысаков, можно было встретить в самых разных кварталах Москвы. А нагнать страху Аристов умел. Кроме трубного баса он являлся обладателем породистых рысаков, и, заметив нетрезвого полицейского, любезно подзывал его: «Не сочти за труд, голубчик, подойди ко мне».

И когда провинившийся, холодея от страха и предстоящего наказания, приближался, генерал Аристов, демонстративно засучив рукав по самый локоть, с размаху бил ослушавшегося в выставленную грудь. Рукоприкладство являлось далеко не самым худшим наказанием, случалось, он изгонял со службы без содержания, и оставалось тогда единственное — наниматься дворником к какому-нибудь богатому купцу.

В дни своей активности Григорий Васильевич нагонял немалый страх на игорные дома, катраны, даже публичные дома попадались под его руку, не знающую удержу. А хозяйки заведений, угадывая в нем тайного гостя, полушепотом предлагали самых смелых тружениц тела.

Своих людей глава уголовной полиции имел практически повсюду. Он знал, какие ставки делаются в катранах, что за люди заправляют на ипподромах и сколько рубликов многочисленные жучки кладут себе в карман после каждого забега. Единственный слой в обществе, о котором он имел самое смутное представление, был высший. И проникнуть в него было так же непросто, как обыкновенному мастеровому заполучить крест Андрея Первозванного. Многочисленные отпрыски Рюриковичей едва ли не зажимали от брезгливости нос, сталкиваясь с начальником уголовного розыска на светских раутах. Но чаще всего князья держались с полицейскими подчеркнуто вежливо, тем самым определив надлежащую дистанцию между принцами крови и деревенским конюхом, случайно оказавшимся в барском тереме.

Почти все сведения из жизни высшего общества Аристов черпал со страниц светской хроники, которая пополнялась только благодаря гигантским усилиям вездесущих репортеров. Газеты были переполнены множеством сплетен, в которых подчас невозможно было отделить правду от лжи. Подобное занятие было трудоемким и неблагодарным, поди отдели зерна от плевел! Григорий Васильевич мечтал заполучить в среде аристократов надежного информатора и сейчас, когда случай сам спешил ему в руки, не желал отворачиваться от него.

Князек был слабоват. Оставалось еще чуть-чуть напустить на его хилую душу жути, продержать сутки в камере с представителями славного племени каторжан, и он дойдет окончательно.

Интуиция, выработанная за долгую службу в полиции, подсказывала ему, что медвежатник мог водить дружбу с самыми разнообразными людьми, чтобы, так сказать, поближе познакомиться с предметом своего профессионального интереса.

— Так ты решился?

— Да, ваше сиятельство.

— Ну вот и отлично, голубчик.

Григорий Васильевич с трудом сдерживал свое торжество. Осталось только новому агенту дать подобающую кличку и завести на него досье. Отныне в высшем обществе для него не будет существовать тайн. Надоело оставаться в неведении, отчего это самолюбивые князья предпочитают простреливать свои сиятельные лбы: надо думать, здесь не всегда замешаны женщины.

— А теперь, мой милый дружочек, подпиши вот эту бумажечку.

Григорий Васильевич подошел к сейфу, повернул ручку, извлек из него заранее отпечатанную бумагу и положил ее перед князем.

— Что это?

— О господи! Чего это ты так перепугался? — улыбнулся Григорий Васильевич. — Речь идет о самых обычных формальностях между работодателем и служащим. За свои сведения ты будешь получать очень неплохие деньги. Мы не обижаем своих агентов. Насколько я понимаю, посещение игорных домов стоит немалых денег. Ну-ну, не надо смущаться, мой любезный друг. Знаете, в молодости я сам был таким же бедовым. — Аристов сел в свое кресло. — Женщины, рестораны, прочие развлечения, — мечтательно протянул он. — Хочется везде успеть, все увидеть. А потом у нас ведь предусмотрена для подобных целей специальная смета. Я вам деньги, а вы мне расписочку. Мне ведь нужно будет отчитываться перед начальством. Вот эти клочки бумаги я буду аккуратно складывать в сейф. Не надо так беспокоиться, это всего лишь пустая формальность. Доступ к сейфу имею только я, а эти ключики я обычно всегда ношу с собой. И совершенно не нужно так волноваться: ни твой папенька, ни твоя маменька, а тем более никто из твоего приятельского окружения об этом ничего не будут знать. Скажем так, эта бумага будет нашей маленькой тайной. Ну как, договорились? Ну вот и славненько, — пододвинул Григорий Васильевич листок бумаги к самым пальцам князя.

Помедлив малость, Голицын взял ручку, макнул ее в чернильницу и размашисто, царапнув острым пером бумагу в двух местах, расписался.

— Вот и отлично, — Аристов вытянул бумагу из рук князя. — А сейчас небольшой авансец. — Он достал папку, аккуратно положил в нее лист бумаги и сунул в сейф. Затем извлек из него толстую пачку «катенек» и, отсчитав пять бумажек, небрежно бросил их на стол. — Здесь хватит тебе, любезнейший, чтобы поставить на ипподроме на самую быструю лошадку и немножечко побаловаться в игорных домах. Взамен же я прошу немного. Мне нужно знать, что говорят в салоне.

— Обо всем? — Князь осторожно поднял со стола деньги.

— Совершенно обо всем. Я с детства чрезвычайно любопытен. В моем деле любая информация может принести пользу. Мне важно знать, кто и сколько проигрывает за карточным столом, у кого какие пристрастия, например вино, женщины. Чем занимаются благовоспитанные князья, когда не ночуют дома. Какие темные страстишки наблюдаются у графинь, обремененных целым выводком отпрысков. Да! Да! — отвечал Григорий Васильевич прямо в удивленные глаза Голицына. — Я говорю именно об этом. Знаешь ли, на них накатывает усталость, хочется каких-то приключений, романтики, а дом полон молодых слуг, здесь и зарыт корень греха. И не надо удивляться. Я встречал княгинь, которые убегали от своих мужей с обыкновенными кучерами, пропахшими лошадиным навозом. Милый мой друг, нужно просто знать жизнь. Ну полноте, хватит грустить! — махнул рукой Григорий Васильевич. — Забери деньги и ступай. Веселись! Приходить ко мне не нужно. А то, знаешь ли, могут пойти самые разные кривотолки, а я этого не желаю. Для твоего же личного благополучия. Я тебя сам найду. Если же у тебя ко мне будет что-то серьезное, звони! — предупредил Григорий Васильевич, написав на клочке бумаги телефон.

Дверь неслышно открылась, и на пороге предстал адъютант — двадцатипятилетний хлюст с тонкими, коротко стриженными усиками.

— Григорий Васильевич, к вам на прием просится один человек.

— Кто такой и чего ему нужно? — посмотрел на него Григорий Васильевич.

Молодой щеголь испытал явную неловкость.