Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма Страница 15

Тем временем в просветах между деревьями уже показалась река. Вездеход старого якута выехал на берег и двинулся вдоль реки вниз по течению. Вскоре за очередным поворотом реки показался старательский поселок. Судя по его виду, обосновались здесь старатели всерьез и надолго – несколько щитовых домов, утепленные бараки, пара снятых с колес вагонов, дощатый дом, в котором располагалась контора. И здоровенная куча мусора шагах в десяти от крайнего барака.

Сейчас, когда лето еще не наступило, эта куча хотя бы не воняла – но старейшина помнил, что здесь творилось в июле. «Неужели они не могли под мусор хотя бы яму вырыть? – в который раз подумал старый якут. – Ведь сами же первые эту вонь летом нюхать будут! Нет, не понять мне этих людей». Навстречу вездеходу от одного из бараков шагнул здоровенный мужик с недельной щетиной на подбородке, в грязном камуфляже и с автоматом в руках – один из охранников поселка. Рожа у камуфляжника была совершенно гнусная – маленькие, глубоко посаженные глазки, низкий, приплюснутый лоб, сильно выступающие надбровные дуги, массивная нижняя челюсть. Охранник что-то крикнул – что именно, якут не слышал, но было нетрудно догадаться, что ему приказывают остановиться.

Нэхату заглушил двигатель и вылез из вездехода, стараясь не наступить на валявшиеся на дороге доски, из которых в разные стороны торчали ржавые гвозди. «Что вот они эту дрянь хоть в сторонку не уберут? – мимоходом подумал якут. – Ведь сами же первые и напорются! Эх, ну что за народ, весь поселок – сплошная помойка».

– О! Какие люди! – издевательским голосом воскликнул камуфляжник, увидев старика. – Чего надо-то тебе, обезьяна? – И он заржал совершенно идиотским смехом.

– С главным вашим мне поговорить надо, – коротко ответит якут.

Оскорбления со стороны таких людей его совершенно не задевали. Он знал, что охрана старательского поселка состоит в основном из бывших ментов и зоновских вертухаев – а чего еще от них ждать?

– Зачем тебе главный? Опять ныть будешь, чтобы мы прииск бросили? Тебе же в прошлый раз ясно сказали – вам здесь не нравится, вы и валите, а нам и тут хорошо.

– Здесь наша земля. Мы никуда отсюда не уйдем. Здесь наши предки сотни лет жили. Почему мы должны отсюда уходить?

– Ну, даешь, дед! Как заговорил! Прямо Чингачкук! – ухмыльнулся в лицо старейшине охранник. – Ну, не хотите уходить, так и не уходите, разве мы вас гоним?

– Из-за вашего прииска в тайге на день пути скоро никакого зверя крупнее бурундука не останется. Перестаньте хотя бы взрывать! – Старейшина понимал, что зря он разговаривает с рядовым охранником, но как-то отвечать было надо.

– Эй, Валек, кто там приперся? – раздался чей-то голос из барака.

– Да опять этот чурка прикултыхал! Вылезайте, мужики, вместе потрещим! Он тут такие речи закатывает!

Из барака показались еще трое мужиков. Двое из них явно были бывшими зэками – все руки в синих наколках, у третьего татуировок не было, но ни рожей, ни поведением от первых двоих он не отличался. Это были старатели – те, кто по каким-то причинам сейчас не работал.

– Серый, глянь, ты у нас недавно, этого уродца еще не видел, – сказал охранник, показывая одному из мужиков на якута. – Этот придурок к нам, считай, каждый месяц заявляется, хочет, чтобы мы прииск бросили!

– Ни фига себе! А больше он ничего не хочет? – присвистнул мужик, названный Серым. – Слышь, чурбан, может, тебе еще чего надо? Так ты сразу скажи, чтоб нам тебя два раза в жопу не посылать!

Нэхату молчал. Он понял, что чем больше он говорит, тем дольше эта мразь его тут продержит.

– Ты что молчишь, чурка? По-русски, что ли, не сечешь?

– Отведите меня к вашему главному, у меня к нему важный разговор, – спокойно сказал якут.

– Да ладно тебе! Поговори лучше с нами – не один тебе хрен, кто тебя пошлет?

– Ребята, в чем дело? – раздавшийся откуда-то справа голос разительно отличался от голосов мужиков.

Нэхату повернулся и увидел стоящую у дверей соседнего барака молодую девушку. Одета в джинсы и ветровку, на ногах белые кроссовки. Девушка была красива – высокий лоб, большие карие глаза, длинные черные волосы, аккуратно собранные в пучок. А главное, ее лицо было добрым и спокойным – это было особенно хорошо заметно на фоне уголовных харь старателей и рожи охранника. Нэхату уже видел эту девушку в свои прошлые приезды сюда и знал, что зовут ее Даша и что она дочь хозяина прииска, выполняющая здесь работу фельдшерицы. Но разговаривать с Дашей ему пока не приходилось.

– Опять этот чучмек явился, Даша, – отозвался охранник, голос его звучал уважительно. – Хочет с Дмитрием Родионовичем поговорить.

– Папы сейчас нет, он в город поехал, – сказала девушка, обращаясь к Нэхату. – Если хотите, поговорите со мной, я ему потом все передам.

Нэхату хотел отказаться, но в последний момент передумал.

Девушка выглядела очень спокойной, доброй и разумной – почему бы не поговорить с ней? Может быть, ее отец потом хоть дочь послушает?

Якут кивнул и после приглашающего жеста девушки подошел к бараку и перешагнул порог. Даша отвела Нэхату в жилую комнату, не слушая возражений, налила чаю и, когда старейшина отпил первый глоток, спросила:

– Так о чем вы хотели с моим отцом поговорить?

Нэхату секунду помолчал, а потом начал неторопливо и спокойно объяснять девушке, в какой сложной ситуации оказался поселок якутов и чем может эта ситуация кончиться, если старатели не согласятся пойти местным жителям навстречу.

– Сегодня у вас опять были взрывы, – закончил старик. – А от взрывов нам хуже всего – дичь пугается, уходит. Нужно, чтобы вы хотя бы взрывчатку не использовали.

Девушка слегка нахмурилась.

– Тут я вам ничем помочь не смогу, наверное, – сказала она. – Взрывали потому, что отец перед отъездом велел новые делянки расчистить, я его приказ отменить не могу, рабочие меня не послушаются.

– Поговори тогда с отцом, когда он вернется. Если вы не перестанете взрывать, наши охотники не выдержат и начнут войну. Скоро я уже не смогу их удерживать. Да и не захочу, – последнюю фразу якут сказал после небольшой паузы, вспомнив о своем «разговоре» с охранником и старателями.

Девушка закусила нижнюю губу. То, что она слышала, не было для нее полной неожиданностью, якут ведь приходил к ее отцу не первый раз, а она сама иногда бывала в якутском поселке, слышала, о чем там говорят. Но до сих пор она не думала, что все настолько серьезно. Неужели якуты и правда способны начать убивать старателей? Хотя в чем-то их можно понять... Но ведь отец ни за что не согласится бросить прииск, этот прииск для него вся жизнь! Что же делать? Может быть, попытаться хоть как-то смягчить отношения с якутами? Ведь она же врач, может быть, им нужна ее профессиональная помощь? Да, кстати, у них же в поселке сейчас одной из женщин как раз должна подойти пора рожать!

– Нэхату Эрэкович, с отцом я обязательно поговорю, когда он приедет. А сейчас я вас вот что хотела спросить – у вас в поселке одна женщина скоро рожать будет, может быть, надо помочь роды принять?

Старейшина на несколько секунд задумался. Девушка явно правильно поняла его, может быть, теперь ей удастся уговорить отца. А предлагаемая ей помощь тоже очень полезна – все-таки она настоящий врач.

– Спасибо, Даша, – кивнул старый якут. – Но тогда тебе придется сейчас ехать со мной, старухи говорили, что Арэке рожать уже совсем скоро будет.

– Хорошо, – кивнула Даша. – Сейчас я свой чемоданчик захвачу и поедем.

– Вам помочь, Нэхату Эрэкович? – спросила Даша, глядя, как старый якут с трудом управляется с фрикционами вездехода.

– Не надо, – коротко отозвался Нэхату. Вездеход как раз свернул от реки и двинулся в глубь тайги, по направлению к поселку якутов.

– Нэхату Эрэкович, а сколько вам лет? – неожиданно спросила девушка.

Якут усмехнулся.

– Не знаю точно, Даша. Но наверняка больше семидесяти.

– Как же вы не знаете? – удивилась девушка. – А в документах у вас что написано?

– В документах написано, что год рождения двадцать четвертый, но документы эти мне уже взрослому выдали, а год какой сказал, тот и написали. В то время у нас связи никакой с городами не было, когда рождался ребенок, никто его не регистрировал. Какой смысл – до города неделю добираться, а он, может, еще умрет скоро. Документы давали, уже когда вырастет, а там уж поди вспомни, пятнадцать ему лет или восемнадцать. Мы года никогда не считали.

– Как интересно... – протянула девушка. – Получается, вам уже восемьдесят лет. Нэхату Эрэкович, а вы, значит, и Отечественную войну помните?

– Как же не помнить. Я и сам в ней участвовал, снайпером был.

Глаза Даши широко распахнулись. Для нее, как и для большей части молодых людей, война была уже очень далеким прошлым, а те, кто ее помнил, обычно были уже настолько дряхлы, что рассказать ничего толком не могли. А этот старик еще совсем бодрый. Надо будет порасспрашивать его о тех временах.