Михаил Серегин - Колыма ты моя, Колыма Страница 16

– Как же не помнить. Я и сам в ней участвовал, снайпером был.

Глаза Даши широко распахнулись. Для нее, как и для большей части молодых людей, война была уже очень далеким прошлым, а те, кто ее помнил, обычно были уже настолько дряхлы, что рассказать ничего толком не могли. А этот старик еще совсем бодрый. Надо будет порасспрашивать его о тех временах.

Подумав об этом, девушка испытала странное чувство. Она вдруг необыкновенно явственно ощутила прочнейшую связь сидящего рядом с ней человека со всеми его предками и с природой этих мест. Ту самую связь, которая давно потеряна городскими людьми, как правило, не помнящими имен своих прадедов, а на природу выезжающими не чаще, чем раз в год. Даша ощутила, что этот якут, который помнит Великую Отечественную войну, сам в точности такой же, каким был его дед, и прадед, и все их предки, каким был и каким остался весь их народ. И в этот момент она особенно остро осознала несправедливость того, что делает ее отец. Эта земля и в самом деле принадлежит им, этим странным людям, которые живут здесь испокон веков. И нельзя пользоваться этой землей без разрешения хозяев. Тем более портить ее.

– Нэхату Эрэкович, а давно ваш народ здесь живет? – спросила Даша.

– Давно, – коротко ответит якут. И, словно поняв, о чем подумала девушка и почему задала такой вопрос, продолжил:

– Старатели твоего отца нарушают договор. Они расчищают свои делянки на земле, которая издавна принадлежала саха.

– Кому принадлежит? – переспросила девушка.

– Саха. Так мы сами себя называем. Якуты – это русское слово.

– Я очень постараюсь уговорить отца, – сказала Даша.

– Ты хороший человек, – задумчиво ответил Нэхату. – И хорошо будет, если тебе это удастся. Если старатели не перестанут взрывать землю и портить реку, добра не будет. Плохая примета – разозлить духов тайги. – Голос старика звучал совершенно серьезно.

– Духов тайги? Каких духов? – недоуменно спросила девушка.

– А ты что, думаешь, тайга это просто большой лес, с которым русские люди могут делать все, что захотят? Нет... Тайга живая, и она может жестоко отомстить тем, кто ее обижает. Она древнее, чем города, древнее, чем люди вообще. Опасно ее обижать.

Даша пожала плечами. В духов тайги она совершенно не верила, но спорить об этом считала неправильным. Верит человек во что-то свое, и пусть верит. Тем более... Даша посмотрела по сторонам – на могучие лиственницы, заросли можжевельника, вывороченные из земли корни деревьев, похожие на исполинские оленьи рога, на шевелящиеся от легких порывов ветра листья. Да, пожалуй, живя здесь долго, трудно не поверить во что-то в таком роде. Тайга и правда выглядит живой. И даже разумной.

– Духов тайги папа не испугается. Но, может быть, я сумею объяснить ему, что может стать опасен конфликт с вами, – сказала Даша.

«Хорошая девушка, – подумал старый якут. – Как только отец не боится держать ее на прииске, среди всего этого отребья? Хотя... Он же там хозяин, наверняка того, кто рискнет его дочь обидеть, ждет очень печальная участь. Вон как они с ней разговаривают вежливо. Что ж, мне это только на пользу...»

9

После того как Коля Колыма и Череп услышали взрывы, они стали двигаться раза в три медленнее и осторожнее. Колыма оставлял Черепа в каком-нибудь укромном месте типа ямы, под корнями вывороченного из земли дерева, а сам уходил вперед и тщательно обследовал тайгу. Потом возвращался, тащил кореша пару километров и снова оставлял в безопасном месте, а сам уходил в разведку. Где-то на четвертый раз Колымы не было особенно долго, но зато, когда блатной вернулся, его лицо было радостным.

– Похоже, пришли мы, Андрюха. Места я, кажись, узнаю. Если не ошибся, то, значит, нам с тобой уже совсем немного идти осталось.

– Что, здесь твой кореш и живет? Прямо в тайге?

– Увидишь, – обронил Колыма. – Давай, залазь на спину.

– Что, прямо сейчас поедем? Темно уже, Колян!

Череп был прав. Над тайгой и в самом деле сгустились сумерки – ночь еще не наступила, но видно было уже плохо, тем более что высокие деревья пропускали вниз только малую часть света. Идти по тайге в такое время и трудно, и опасно, а главное – еще час-другой, и станет совсем темно, тогда даже место для ночевки будет выбрать толком невозможно.

– Ничего, Череп, – ответил Колыма. – Если я все правильно помню, то нам идти меньше часа осталось. Так что ночевать сегодня будем уже как люди. Давай, лезь на спину, – Колыма слегка присел.

– Погодь-ка, Колян, – Череп с трудом привстал с земли, – пока тебя не было, я попробовал на ногу опираться. И вроде ничего. Больно, но терпеть можно. Давай, я попробую сам идти.

Колыма не стал спорить. Раз кореш говорит, что может идти сам, значит, это и в самом деле так – не враг же он себе. Череп и в самом деле смог идти сам. Правда, медленно и с трудом, но все же так продвижение шло лучше, чем когда Колыма тащил его на спине. Минут сорок блатные продвигались по лесу, а потом Колыма остановился, ненадолго отошел куда-то в сторону и, вернувшись, негромко сказал:

– Все, Андрюха, считай, пришли. Теперь я уже точно вижу, что не ошибся. До места идти минут пять осталось. Но сначала нужно проверить, как там дела. Я здесь уже давно не был, мало ли что могло измениться. Да и кореша предупредить надо. Короче, Череп, садись куда-нибудь под дерево, подожди меня тут. Я сейчас схожу вперед, если все в порядке, то минут через десять вернусь за тобой. Лады?

– Какой базар, Колыма, делай все как надо, – отозвался Череп, отходя на шаг в сторону и опускаясь на землю рядом с толстым стволом лиственницы.

Коля Колыма кивнул и скрылся за деревьями. Череп откинулся назад, оперся спиной о ствол дерева. Ему бешено хотелось курить, но сигареты, взятые у вертухаев при побеге, кончились еще дней пять назад, и приходилось терпеть. «Как до кореша Колымы доберемся, первым делом надо курева попросить, – подумал Череп. – Хотя, может, у него и самого нет. Если я Коляна понял правильно, то этот пацан здесь уже давно живет. Да, интересно все-таки, что же это у Колымы здесь за кент обосновался? Тайга для блатного не место. Или он в розыске и кантуется тут, пока срок давности по делу не выйдет? Нет, вряд ли. Это здесь тогда лет десять жить придется, а разве ж это жизнь? Ни баб, ни бухла – я бы через месяц с тоски подох. Хотя люди разные бывают. Да и по фигу, в конце концов. Если он нам с ксивами и лавэ поможет, то какая разница, почему и зачем он здесь живет?»

Череп чуть подвинулся, устраиваясь поудобнее, и сдавленно охнул – нога отозвалась резкой болью. «Да, хорошо бы, чтобы этот пацан еще и в медицине разбирался влегкую», – продумал он.

Через несколько минут с той стороны, в которую пошел Колыма, раздался негромкий шорох. Вскоре из-за деревьев показалась черная тень.

– Андрюха! Пошли, все в порядке! – раздался голос Колымы.

Череп встал с земли, подошел к корешу.

– На месте твой пацан? – спросил он Колыму.

– На месте. Меня признал, помочь согласен. Пошли! – Колыма шагнул вперед, и Череп последовал за ним.

– Слышь, Колян, а что этот пацан в тайге делает?

– Как что? Живет.

– А почему в лесу-то?

– Увидишь, – негромко хмыкнул в ответ Колыма. – Если хочешь, у него самого спроси – вон он.

Череп поднял голову и посмотрел вперед. Сначала он ничего не увидел, но через секунду от одного из деревьев отделился темный силуэт и шагнул навстречу блатным. Двигался он совершенно бесшумно, словно призрак.

– Вот, Нэхату, это Андрюха, кореш мой, – негромко сказал Колыма, обращаясь к приближающемуся. – И ты, Андрюха, знакомься – это Нэхату, хороший человек.

– Здравствуй, Андрей, – голос у вышедшего навстречу блатным человека, которого Колыма назвал Нэхату, был негромким и с небольшим, но явственным акцентом. Нэхату сделал еще два шага навстречу и протянул Черепу руку.

«Ни фига себе! Это ж нерусский! – промелькнуло в голове у блатного. – Чукча какой-то!»

Нерусских Череп не любил и не понимал. Но, разумеется, сейчас момент для того, чтобы эти чувства показывать, был не очень подходящий. В конце концов, если этот человек может помочь с деньгами и документами, то какая разница, желтая у него рожа или белая?

– Здравствуй, Нэхату, – сказал Череп, пожимая протянутую ему руку.

Старейшина якутов привел блатных к себе в дом и первым делом принялся накрывать на стол. Старику помогала средних лет женщина и два молчаливых подростка лет четырнадцати. Заговаривать с гостями они не пытались, и блатные уже через минуту-другую практически перестали обращать на них внимание.

«Нехило они тут устроились, – подумал Череп, глядя на появляющуюся на столе копченую медвежатину, прасол из нельмы и горбуши, жареных куропаток, еще пару сортов какого-то мяса, которого он сразу не распознал. – В кабаке за такие разносолы лавэ отвалить пришлось бы немерено, а он так вот, запросто». На столе тем временем появились какие-то лепешки – как объяснил потом Колыма, эти лепешки заменяли якутам хлеб, миска с таежной ягодой, еще одна с солеными грибами.