Сергей Зверев - Не жди, не кайся, не прощай Страница 15

– Бог простит.

Рогач разобрал пистолет и пристроил его поближе к костру. Патроны он разложил чуть подальше, чтобы не сработали от нагрева. Их было три. Маленькие, блестящие, желтые, они значили сейчас так много… Голыми руками даже ворону не поймать, а без еды в тайге долго не протянешь. Особенно после «отдыха на курорте».

– Поспи часок, – сказал Рогач, уставившись на пляшущие язычки пламени. – Потом я. До рассвета перекантуемся и дальше двинем.

– Днем заметить могут, – произнес Константин.

– В тайге? Кто? Сороки?

– Пустят вертолеты и выследят.

– Во-первых, – рассудительно сказал Рогач, – в этой глухомани мы шум вертушки раньше услышим, чем они нас увидят. Во-вторых, менты все больше не вертолетами обзаводятся, а «мерсами» для своих толстозадых генералов.

– То раньше было, – неуверенно протянул Константин. – Теперь, говорят, у них все по-другому. Уже не милиция, а полиция. И начальство новое.

– Как дерьмо ни назови, оно от этого вонять не перестанет, – авторитетно заявил Рогач. – А начальство, оно и есть начальство. Пока человек наверх подымется, пока все сиятельные задницы по пути повылижет, пока всех соперников в пропасть столкнет, так в нем уже ничего человеческого не останется. Погоны, фуражка да наворованные миллионы в загашнике – вот тебе и все милицейское начальство.

– Да ты философ, – пробормотал Константин.

– Я жизнь знаю с изнанки, меня на телевизионной мякине не проведешь. Я всю эту мишуру насквозь вижу. – Рогач ткнул перед собой расставленными вилкой пальцами. – И хрена с два вчерашнего мента за человека стану принимать, если он в полицейского перекрестился. Назвали бы себя уже полицаями, что ли… Будет ближе к правде.

Уже не воспринимая ничего из того, что говорил ему напарник, Константин уронил голову на колени и моментально отключился. Ему снились собаки. Скаля зубы, они окружали его, готовясь вцепиться в глотку. Он отбивался от них горящей веткой. Толку от этого было мало. Собаки сужали круг и рыли землю задними лапами, чтобы оттолкнуться посильнее.

– Подъем, – раздался голос Рогача. – Теперь моя очередь. Гляди не усни, корешок, иначе повяжут.

Протирая глаза, Константин поднялся и принялся ходить вокруг тлеющего костра. Луна уже опустилась за зубчатые верхушки деревьев, и все вокруг было окутано непроглядным мраком. Где-то жутко кричала ночная птица, нагоняя тоску и страх. Чтобы взбодриться, Костя заставил себя попрыгать и несколько раз отжаться от земли. Натруженные мышцы отзывались на каждое движение болью. Сердце колотилось в груди, как после сильного перепоя. И все же самое трудное осталось позади. Во всяком случае, так тогда представлялось Рощину.

Усевшись на землю, он принялся изучать патроны, лоснящиеся в отблесках угасающего костра. С виду они были абсолютно нормальные. Собрав пистолет, Константин снарядил магазин. Не очень-то верилось, что пистолет способен стрелять после купания в реке, но чем черт не шутит. И бог. И оба они, поочередно.

Уже было совсем светло, когда они выбрались на просторную поляну и, не сговариваясь, растянулись на влажной от росы траве. За спиной остались километры трудного пути, начатого на заре. С тех пор прошло три часа. Хотелось верить, что теперь-то их уж точно не догонят.

Рогач, завладевший пистолетом, перевернулся на спину и мечтательно пробормотал:

– Эх, сейчас бы тетерочку подстрелить…

– Я и на тетерева согласен, – сказал Константин, смыкая веки.

– Тетерочка слаще.

– А глухарочка?

Вроде бы ничего смешного произнесено не было, но они зашлись смехом, похожим на кашель. Это было что-то вроде истерики. Реакция на все пережитое. Исцарапанные колючей проволокой, изможденные, выбившиеся из сил, они хохотали, радуясь свободе. Никогда в своей жизни Константин не слышал подобного смеха за решеткой. Ни своего, ни чужого.

– Я и от сороки не отказался бы, – простонал Рогач, держась за живот. – И от вороны.

– Я бы ее сырой схавал, – признался Константин. – С перьями.

– Без соли, – подхватил Рогач. – И…

Внезапно он осекся. Проследив за его взглядом, Константин увидел огромную звериную морду, высунувшуюся из кустов. Это был медведь. Судя по размерам башки – здоровенный. До него было метров десять. Он что-то жевал, забавно шевеля губами. Тягучая слюна свешивалась из его пасти до самой земли. Он с любопытством смотрел на людей своими маленькими, близко посаженными глазками, похожими на янтарные пуговицы.

– А вот и ужин подоспел, – прошептал Рогач, снимая пистолет с предохранителя.

– Не вздумай, – тихо сказал Константин.

Услышав отчетливый металлический щелчок, медведь перестал жевать и застыл неподвижно, внимательно наблюдая за Рогачом. Любопытство из его взгляда испарилось. Теперь он казался не просто очень большим – неправдоподобно огромным. Константин явственно ощущал тяжелый запах, исходящий от этой махины, видел сосновые иголки, запутавшиеся в густой бурой шерсти, различал даже потеки гноя в уголках медвежьих глаз. Близко он стоял, очень близко. Рогача, в отличие от Константина, это только радовало.

– Пробовал когда-нибудь медвежатину, Роща? – деловито осведомился он вполголоса. – Нет? Сейчас я тебе это удовольствие устрою.

Медведь слегка наклонил голову, как это делает прислушивающаяся к человеческой речи собака.

– Не стреляй, – взмолился Константин. – Такую махину из нашего пугача не уложишь.

– А я в упор, – сказал Рогач, поднимая пистолет. – Раз – и в дамки.

– Патроны отсырели. Не дури.

– Без жратвы так и так подохнем.

Рогач прицелился. Медведь молча смотрел на него, поводя влажным носом из стороны в сторону.

Клац! Выстрел не получился. С замиранием сердца Константин увидел, как медведь медленно поднимается на задние лапы. Он походил на коротконогого гиганта, обрядившегося в звериную шкуру. Смотреть на него было жутко. Казалось, он был раза в три выше человека. А может, в четыре. Или в пять. Из его раскрытой пасти валил пар.

Он издал короткий рев, похожий на стон. Рогач передернул затвор.

– Не вздумай, – прошептал Константин. – Замри. Если его не трогать, уйдет.

– Не уйдет, – сказал Рогач. И нажал на спусковой крючок.

Клац! Второй патрон тоже не сработал. Медведь рявкнул и с неожиданным проворством пошел на людей, косолапо переставляя задние лапы. Передние были угрожающе подняты. Пуговичные глаза зверя сверкали, как будто в них были вмонтированы электрические лампочки. Шерсть на его груди свалялась и торчала неопрятными клочьями. Когти блестели, словно покрытые черным лаком.

– Куда прешь! – завопил Рогач, словно имел дело не с диким зверем, а с дворнягой или коровой.

Пятясь, он снова передернул затвор. Его лицо перекосилось и сделалось белым, как гипсовая маска. Впервые в жизни Константин видел перед собой человека, который точно знал, что вот-вот умрет, но ничего не делал для того, чтобы избежать смерти. Это было страшно. Так страшно, что Константин оцепенел, не в силах пошевелить хотя бы пальцем.

Бах! В сумеречном лесу выстрел прозвучал неправдоподобно громко. Медведь опустился на все четыре лапы и опять вздыбился, мотая лобастой башкой. Было непонятно, куда попал Рогач, но это было не важно. Пуля причинила медведю вреда не больше, чем укус пчелы. Издав оглушительный рев, он кинулся на Рогача.

Тот побежал задом наперед, держа перед собой бесполезный пистолет. Вышедший из ступора Константин закричал, отвлекая на себя внимание зверя. Медведь отмахнулся от него своей чудовищной лапой, словно от назойливой мухи. Удар был такой силы, что Константин пролетел кувырком через всю поляну. Левая половина лица горела, как ошпаренная кипятком. Теряя сознание, он увидел, как медведь наваливается на визжащего Рогача.

Вопли становились все тише, рычание сделалось утробным. Здоровенный зад медведя загораживал происходящее, но Константин был только рад этому. Он не видел, как зверь терзает жертву клыками и когтями, он слышал только отвратительный хруст и чавканье, от которых волосы становились дыбом. Рогач уже не кричал. Только его ноги, выглядывающие из-за мохнатой туши, слегка подрагивали.

Потом медведь обернулся через плечо и зарычал, широко разинув необъятную пасть. От верхних клыков до нижних протянулись красные нити. Затем изображение пропало, словно фильм выключили. Константин провалился в темноту.

Когда он очнулся, солнце находилось в зените. До его ушей по-прежнему доносились хлюпанье, треск и чавканье. Приоткрыв глаза, он украдкой посмотрел на медведя, пожирающего останки Рогача. Словно почувствовав устремленный на него взгляд, зверь медленно повернулся. Константин зажмурился. Внезапно ему вспомнилось детство, когда, закрыв глаза, можно было представить, что он стал невидимкой. Ночные чудища, притаившиеся в комнате, теряли его из виду и отступали.