Сергей Зверев - День курка Страница 15

Морщусь от неприятных манипуляций с моей плотью. А когда импортный врачеватель укладывает меня на кровать спиной вверх и лезет какими-то блестящими железками в рану, едва сдерживаюсь, чтобы не послать его к японской матери.

Закончив обследование, тот объявил:

— Пуля сидит неглубоко. Но чтобы ее извлечь, я должен сделать две инъекции обезболивающих препаратов.

— Действуй, Акихиро, — разводит руками Аристарх. И обращается ко мне: — Может, тебе плеснуть коньячку?

— Не помешает…

Пока хирург готовит одноразовые шприцы, хозяин «замка» наполняет два бокала хорошим алкоголем и протягивает один из них мне.

— Давай. За твое здоровье.

Глотая коньяк, опять недоумеваю от странной перемены его настроения.

Доктор знает свое дело. Ловко сделав пару уколов, он извлекает из герметичной упаковки и раскладывает на маленьком столике инструменты, готовит перевязочный материал и пузырьки с какими-то препаратами. Затем легонько покалывает шприцевой иглой возле раны — проверяет действие обезболивающих.

— Чувствуете?

— Нет. Но от второй порции коньяка не откажусь.

Снова посмеиваясь, Аристарх наполняет мой бокал алкоголем. Я вливаю его внутрь, а японец, вооружившись длинными щипцами с изогнутыми кончиками, приступает к извлечению пули…

Пистолетная пуля звонко падает в металлическую ванночку. Обработав рану, японский хирург берется за иглу и кетгут — хирургическую нить.

Мне не впервой приходится иметь дело с хирургами. За шестнадцать лет службы во «Фрегате» из моего тела извлекали и пули обычных огнестрелов, и специальные стреловидные пули от боеприпасов подводного оружия, и даже осколки взрывного устройства. Не раз штопали раны от ножевых ранений или после встреч с акулами.

Ловко орудуя шовным материалом, японец негромко успокаивает, словно малого ребенка, готового пустить сопли:

— Потерпите, Евгений-сан. Потерпите еще немного, и можете себя считать самураем.

— Всю жизнь мечтал, — скриплю зубами. — Особливо махать их шашкой…

Аристарх Петрович сидит в кресле у окна и терпеливо ждет окончания врачебных процедур.

Японец окончательно обрабатывает зашитую рану, делает тугую перевязку и, сняв тонкие резиновые перчатки, собирает в кейс инструменты, препараты.

— Ничего опасного. Повреждение мышечной ткани, кости лопатки и ребер не задеты, — говорит он, обращаясь к хозяину «замка».

— Как долго он проваляется? — интересуется тот.

— Неделя полного покоя. Потом в распорядок можно включить прогулки по двору. Правую руку лучше не беспокоить дней десять. А пока настоятельно рекомендую постельный режим…

— Еще коньячку? — осведомился Аристарх, проводив японского лекаря.

— Не откажусь.

— Акихиро — великолепный врач, — делится он со мной как со старым другом. — И хороший человек с одним-единственным недостатком.

— Всего с одним?

— Да. Представляешь, он не пьет.

— Что, совсем?!

— Вот и я так же удивился, когда впервые об этом узнал. Совсем не пьет! Уверяет, что невкусно. Кстати, ты, наверное, голоден. Как на счет горячей закуски?

Предложение было заманчивым. В съемной комнатушке в это время я обычно заваливался спать, предварительно сытно позавтракав после рабочего «дня» на сочинских пляжах.

— Можно и закусить, — согласился я.

Аристарх тут же выудил из кармана шикарный мобильник, на миг ослепивший блеском золотого корпуса; набрал номер и распорядился, чтобы в спальню принесли завтрак.

— Вы обещали объяснить причину, — сказал я, лежа на левом боку и рассматривая богатый интерьер спальни.

— Какую причину? — не понял он.

— Причину острого приступа человеколюбия. Вы же, как я понял, отдали приказ меня пристрелить?..

— А, ты об этом… — расплылся Аристарх в улыбке благодетеля. — Да, было дело. Приговорил я тебя за цепь с моим крестиком.

— И что же помешало?

— Понимаешь, в чем дело… Я внезапно разглядел в тебе человека с неординарными способностями.

— Вовремя разглядели, иначе не лежать мне в этой роскошной спальне.

— Это верно. Решил я тебя приберечь для одного дельца. Поэтому и пожалел.

Я насторожился.

— Для какого дельца?

— Об этом позже — когда пойдешь на поправку, — потянулся он к бутылке коньяка. И вдруг встрепенулся, увидев открывшуюся дверь: — О, вот и наш завтрак подоспел…

Глава вторая

«Ну да, ну да. Воровать сотнями миллионов и даже миллиардами в нашей стране можно, — рассматриваю позолоченную люстру, такие же витиеватые бра, богатую лепнину на потолке и стенах, дорогущую мебель и полутораметровую телевизионную панель. — Главное — после этого не танцевать в церкви. А то посадят…»

Сегодня пошли четвертые сутки, как я валяюсь в роскошной спальне миниатюрного «замка» под неусыпным наблюдением охранников и самого Аристарха Петровича. Доктор по имени Акихиро также появляется раз в день, снимает старую повязку, осматривает и обрабатывает рану, накладывает новые бинты.

Благодаря его стараниям боль под правой лопаткой постепенно утихает и забывается. Я самостоятельно встаю с кровати, чтобы прогуляться до санузла, расположенного буквально в десяти шагах. Или выхожу на полукруглый балкон, дабы вдохнуть свежего воздуха, наполненного душистым запахом хвои и цветочными ароматами.

Кормят меня на убой, алкоголем высшего качества потчуют по первому требованию. Обслуга на удивление предупредительна, а хозяин апартаментов относится как к родному сыну.

В спальне постоянно работает кондиционер, создающий комфортную прохладу и позволяющий забыть о полуденных «хрониках Риддика». Напротив кровати висит огромная телевизионная панель с сотней разнообразных каналов. Любой мой каприз исполняется в полторы секунды.

В общем, грешно было бы жаловаться, если бы не одно обстоятельство: я никак не мог взять в толк, чем же так приглянулся Аристарху Петровичу. Настолько приглянулся, что он даже позволил называть себя на «ты» и просто по имени. Без отчества.

В разговорах со мной он намеренно обходит причину своего отеческого ко мне отношения, а на вопросы отвечает одной и той же фразой: «Объясню позже. Когда окончательно встанешь на ноги…»

Мутное пятно напрягало.

Это ощущение нельзя было назвать страхом. Скорее это было неким любопытством, изрядно разбавленным опасением за ближайшее будущее. Разумеется, в те минуты, когда меня охватывало подобное ощущение, в голову сами собой лезли мысли о побеге. Но… мечтать — одно, а осуществить намерение — совсем другое.

Во-первых, замыслу помешала бы охрана. Внутри спальни помимо меня всегда находился один амбал из службы охраны. Он спокойно сидел на стуле в метре от входной двери и не сводил с меня глаз. Двое его коллег постоянно торчали снаружи, готовые в любую секунду ворваться внутрь. По двору разгуливали как минимум еще две пары телохранителей.

Во-вторых, где-то на задах огромного участка размещался вольер со сторожевыми псами, чей грозный лай иногда оглашал округу, а территория обширного участка, равно как и внутреннее пространство «замка», просматривалась при помощи многочисленных камер слежения. Сколько их было всего — я не знал, но в спальне под потолком их висело как минимум две штуки.

В-третьих, только начавшая подживать рана не позволила бы в полной мере использовать возможности моего организма. Ни схлестнуться с молчаливыми парнями, ни с легкостью перемахнуть забор, ни развить нужную скорость бега.

Наконец, в-четвертых, бежать мне было просто некуда. Документы, деньги и золотишко остались в сумке, запрятанной под кустом у пруда. Адрес моей комнатушки Аристарху был известен. В Сочи — ни друзей, ни родственников, ни знакомых…

Я сказал Аристарху про сумку в первый же день моего здесь пребывания. Он пообещал отправить людей и найти ее, но через пару часов сообщил неприятную весть: сумки в кустах не было.

Соврал или мои пожитки действительно успели подобрать «добрые» люди — поди теперь разберись. Но факт оставался фактом: далеко бы я не ушел.

Разговор состоялся утром на пятые сутки моего лечения в «замке».

Проснувшись, я почувствовал себя почти здоровым человеком. И хотя рука по-прежнему болталась на перевязи, а торс стягивала тугая бинтовая повязка — боль полностью угасла и напоминала о себе лишь после того, как, забывшись, я ворочался ночью в постели.

После завтрака ко мне наведался Аристарх и сам предложил спуститься во двор для прогулки. Я с радостью согласился, ибо порядком утомило лежа на кровати любоваться изысканным, но поднадоевшим интерьером спальни.