Владимир Першанин - Самоходка по прозвищу «Сука». Прямой наводкой по врагу! Страница 16

– Где разжился?

– У тыловиков на трофейный пистолет поменял.

– Сколько дали? – поинтересовался Вася Сорокин.

– Две пачки.

– Вот жмоты.

– Ну как дела, Паша?

– Ничего хорошего. Три машины за два боя накрылись. Нам вот повезло: корму бронебойной «пятидесяткой» просадило, но из экипажа никого не задело. Был бы калибр побольше, так легко бы не отделались.

– Я гляжу, у вас четыре машины.

– Пополнение прислали.

– А у нас в батарее всего три остались. Одну миной накрыло. Влетела сверху, снаряды сдетонировали, весь экипаж на куски раскидало.

– А вторую?

Тимофей рассказал, что вторая самоходка сгорела в бою с танками.

– Шарахнули прямо в лоб. Механика наповал, и мотор сразу загорелся. Ребята спрыгнули, а командир замешкался. Фрицы второй снаряд добавили, рвануло так, что хоронили мы нашего лейтенанта без обеих ног. Хороший мужик был.

Подошел комбат Ивнев. Спросил:

– Чего, рыжий, без дела болтаешься?

– Друзей пришел проведать.

– А других дел нет?

– А это я перед своим комбатом отчитаюсь. Рыжий лейтенант Одинцов прошел войну с зимы сорок первого. После краткосрочных курсов командовал взводом трехдюймовых «полковушек». Попал в трагичный для нашей армии котел под Барвенковом. Батарея накрылась после короткого боя, танки ее просто смели.

– Повезло, что овраг поблизости был. Кто уцелел, там укрылись. Чего там батарея? От полка ничего не осталось. Постреляли да гусеницами подавили. Насмотрелся я там, в степи, подбитых машин, трупов целые поля.

Рассказал Павлу, как, отступая, прятались в раскаленные летние дни прямо под солнцем во ржи, однажды едва не сгорели, когда вспыхнуло огромное поле. В другой раз наткнулся на немцев, и Одинцов расстрелял патруль из трех человек.

– Остальные, молодняк, растерялись. А у меня ТТ с полной обоймой. Высадил в упор. Кого наповал, кого подранил. Ребята добили. Неделю почти без воды шагали, один умер. Когда к своим вышли, пытаемся из кружек напиться, а глотки высохли, вода не лезет. Оклемались кое-как.

После воевал в батарее ЗИС-3, подбил танк, что-то еще из немецкой техники. Обещали орден, но осенью снова угодил в окружение. Выбрался, и после проверки направили командиром самоходки.

Так что не простой парень был рыжий Тимофей Одинцов. И на капитана Ивнева смотрел с вызовом, даже свысока. Как и другие, много повидавшие солдаты, он терпеть не мог высокомерия. Ну и что, если Ивнев с командиром полка водку пил и на совещаниях сидит. В бой вместе идти. Не выдержав неприязненного взгляда, комбат буркнул что-то механику Хижняку насчет проверки двигателя и удалился.

– Во, полководец! – сплюнул Одинцов. – Наш комбат проще. Да и комполка Цимбал всегда по-человечески разговаривает.

– Чего из дома пишут? – сменил тему Карелин.

– Один братан в госпиталь угодил. Как бы ногу не отрезали. А мать плачет: пусть режут, лишь бы живой вернулся. Отец еще прошлой зимой пропал, второй брат в летное училище напросился. А долгая у них жизнь, у «сталинских соколов»? Сами видите, что в небе творится.

– Невеста пишет?

– Чего-то замолчала, – отмахнулся Тимофей. – Нашла, наверное, кого-то. Терпежу не хватило меня дождаться.

Поговорили, разошлись по своим местам. Начался обстрел. По склону бугра на скорости пронесся немецкий танк. Стрелять по нему не стали – далеко. А минометы сыпали мины то в одно, то в другое место. Снова уносили убитых и раненых.

Проинструктировав дивизион, спешил в лес капитан Раенко. Комбат Ивнев, хоть и вредноватый, но смелый мужик, подковырнул его:

– Чего, брюхо схватило от страха?

– В штаб надо срочно.

– Вот ты там нужен! Дивизионом, небось, лейтенанта сопливого командовать оставил?

Раенко сделал вид, что не расслышал. Сыпались мины, и он торопился.

Последующие два дня стрелковый, самоходно-артиллерийский полк и небольшое количество танков топтались на месте. Вроде готовились к удару, чтобы вместе с другими частями не дать немцам окружить Харьков. Сталин сдачу этого города через месяц после освобождения не простит. Надо наступать!

Но сил мало. Авиация в небе в основном немецкая. Не сказать, чтобы сильно бомбили, но раза три налетали. Обрушили тяжелые «сотки», бомбы помельче и контейнеры с осколочными гранатами. Больше всех пострадал прибывший маршевый батальон пехоты.

Его настигли на подходе к месту сосредоточения пикирующие «Юнкерсы-87» в сопровождении «мессершмитов». Уничтожили, искалечили едва не половину молодых неопытных новобранцев. Зенитная артиллерия, как всегда, отсутствовала.

На перехват, хоть с опозданием, вынырнула четверка наших истребителей ЛаГГ-3. Они сбили одного «юнкерса», схватились с «мессерами», но силы были неравные, да и вооружение «мессершмитов» более сильное.

Два тяжелых ЛаГГа, с корпусом из прессованной древесины, угодили под пушечные трассы и развалились в воздухе кучей пылающих обломков. Два других продолжали бой с наседавшими «мессершмитами», сумели один сбить.

Получив многочисленные повреждения, ЛаГГи были вынуждены спешно уходить. Но момент упустили. Оба «ястребка» дымили, теряли скорость, их тоже расстреляли пушечными очередями.

Обозленные упрямством русских пилотов, «мессершмиты» набросились на единственного летчика, сумевшего выпрыгнуть с парашютом, и добили его в воздухе. Тысячи бойцов с земли наблюдали эту тягостную картину. Некоторые, не выдержав, открыли огонь из ручных пулеметов и винтовок, но «мессеров» не достали.

Разведчики доложили, что километрах в пяти южнее проследовала в сторону Харькова бронетанковая колонна, не менее полусотни машин. Командирам полков стало ясно, что немцы, следуя обычной тактике, обходят скопления наших войск, оставляя их в окружении и замыкая Харьков в кольцо. Обтекая наши полки, прошла еще одна колонна – северная. Примерно такое же количество танков, бронетранспортеров и грузовики с пехотой.

Но больше всего Мельникова и Цимбала поразило, что мимо проследовал наш танковый батальон: три десятка Т-34 и легкие Т-70. Командир батальона остановился на час. Устраняли мелкие неисправности, заправлялись горючим из запасных баков.

Происходила какая-то неразбериха. Танковый комбат на все вопросы лишь пожимал плечами и отвечал, что им приказано выйти к станции Люботин и перерезать пути наступления вражеских войск.

– Немцев за день не меньше сотни машин прошли, – воскликнул Цимбал. – И по другим дорогам двигаются. Вы же ничего не сделаете!

– У меня приказ, – ответил комбат. – Что, лучше вместе с вами отсиживаться?

Подполковник Мельников промолчал и сразу же связался со штабом дивизии. Ему приказали ждать подхода танкового полка и готовиться к наступлению.

– Пока этот полк подойдет, у меня авиация людей и технику повыбивает, – ответил Мельников. – Кроме стрелкового полка имеем в наличии полтора десятка самоходных установок СУ-76 и роту «тридцатьчеверток». Танковый батальон для заправки остановился. Дайте им приказ, и сил у нас хватит удар нанести. Горючее и снаряды пока имеются. Разбомбят ведь.

Из штаба дивизии ответили, что батальон им не подчиняется.

– Так подчините его! Чего он в одиночку сделает?

В общем, ничего не решили, и батальон ушел. Спустя какое-то время приказали выслать две группы самоходок и танков: проследить движение немецкой бронетехники на южном и северном фланге и провести разведку боем.

В эти же часы на восток проследовала длинная колонна повозок и машин с красными крестами. Эвакуировали полевой госпиталь. Бойцы смотрели на раненых и невольно поднимали глаза к небу. Налетит звено «мессершмитов» и перебьет беспомощных людей.

Затем пошли отступающие. Остатки полков и батальонов, разбитых батарей, от которых остались лишь лошади, повозки да редкие поврежденные орудия. Многие бойцы были тоже ранены и тревожно вглядывались в небо.

Большинство красноармейцев были с винтовками, но тяжелое оружие или побросали, или потеряли в бою. Этой картины Мельников не выдержал:

– Сейчас что, сорок первый год? Останавливать и проверять людей. Есть приказ «Ни шагу назад», и я его не позволю…

Подполковник закашлялся. Кроме ранения в плечо, он получил несколько мелких осколков в лицо. Их наскоро удалили в санчасти и заклеили раны пластырем.

Пока собирали разведгруппы, начальник штаба сформировал из отступающих несколько стрелковых рот и приказал рыть окопы. Люди бурчали, жаловались, что немецкие танки прут колоннами и сметают все на пути.

– Зарывайтесь глубже, – коротко ответил нач-штаба. – Кончилось бегство. Старшинам получить противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью.

– Вот мы ими навоюем…

– Тогда все здесь останетесь! И пустую болтовню прекратить.

Голос начальника штаба к спору не располагал. Получали и аккуратно складывали тяжелые гранаты и черные бутылки с КС (коктейлем Молотова). Бронебойщики распаковывали коробки с массивными остроносыми патронами, оборудовали запасные позиции.