Андрей Воронин - Панкрат Страница 16

Здесь тоже была охрана. Во дворе перед школой, где чьи-то заботливые руки успели соорудить клумбы и высадить не только цветы, но и ростки тополей, стояли два бронетранспортера, на которых сидели, поплотнее запахнув плащ-палатки, полдюжины бойцов с хмурыми — черт бы побрал эту осень! — лицами.

У дверей госпиталя стоял со скучающим видом парень в камуфляже, бронежилете и сфере, опутанной маскировочной сеткой. Он меланхолично курил, стряхивая пепел в вазон с останками какого-то декоративного растения, стоявший на железной треноге в стороне от двери, на верхней ступеньке.

Когда Панкрата заметили, у него сначала проверил документы один из тех парней, что вынужденно бездельничали на бронированных панцирях бэтээров. Просмотрев пропуск, он вдруг помрачнел лицом и совсем уж недружелюбно буркнул:

— Что, на гражданке невест не хватает? Так у нас здесь, представьте, постреливают. Можно и до свадьбы не дожить…

Панкрат ничего не ответил на это замечание. Молча протянул руку за пропуском, но патрульный почему-то медлил.

— А не проверить ли тебя, женишок… — словно раздумывая, проговорил он, вертя в руках обернутый пластиком кусок картона. — Да, пожалуй, стоит проверить. Трухнов! — крикнул он, повернувшись к одному из бронетранспортеров. — Покарауль шустрячка, я его пропуск по журналу регистрации проверю.

Ничего хорошего процедура проверки Панкрату не обещала. Его так называемый пропуск на самом деле был либо зарегистрирован на другого человека, либо в списке выданных не значился вообще. Номер — самое главное в этой бумажке — писался, что называется, “от балды”, и, покупая ее у бандитской внешности дагестанского ополченца, Панкрат шел на сознательный риск.

Было бы просто несправедливо, чтобы какой-то излишне подозрительный патрульный именно сейчас положил конец его путешествию — в тот момент, когда он почти у цели. Суворин понимал, что боец поступает абсолютно правильно, но в эту секунду готов был разорвать его на части.

Трухнов, худой сутулый паренек с прыщавым лицом, мигом подошел к Панкрату и, недолго думая, ткнул его автоматным стволом под ребра.

— Шагай, — неожиданно высоким и тонким голоском пискнул он. — Чего бледный-то такой, а? Пропуск на рынке купил?

И захихикал, довольный своей шуткой. Суворин не выдержал. Хамского обхождения с собой он никогда не позволял, не отступил от своих принципов и в этот раз. Перехватив неуловимым движением левой руки ствол, упиравшийся ему в ребра, он повернулся вокруг своей оси, вытягивая автомат на себя, и ребром стопы довольно чувствительно толкнул бойца в голень правой ноги. Все произошло так стремительно, что никто не успел среагировать.

В результате этого маневра оружие оказалось у Панкрата, а боец недоуменно уставился на свои пустые руки. Не давая ему опомниться, Суворин снял рожок, сунул его себе в карман, а автомат, поставив на предохранитель, сунул в руки его обалдевшему хозяину.

— С оружием надо поосторожнее, — невозмутимо произнес он. — Не люблю, когда мне тыкают в спину стволом, который снят с предохранителя.

Тот, что отошел с его пропуском, пронаблюдав все это, коротко скомандовал:

— Браслеты на него.

Суворин сделал шаг назад, поднимая руки.

— Превышаете полномочия, сержант, — сквозь зубы произнес он. — Оружия у меня нет, бежать я не собираюсь и с удовольствием посижу здесь, с вашими ребятами, перекурю.

— Я свои полномочия знаю, — коротко бросил тот. — Я же сказал, мать вашу! — рявкнул он на солдат. — Браслеты на него!

Охранник у двери госпиталя, до которой оставалось не больше полусотни метров, с интересом наблюдал за происходящим, радуясь хоть какому-то разнообразию. Трухнов, явно намереваясь взять реванш за недавнее поражение, снял с пояса наручники и в компании с еще одним патрульным приблизился к Панкрату. Суворин усмехнулся, опустил руки и протянул их перед собой.

Что ж, так оно, значит, и должно быть.

— К стене, — равнодушно приказал напарник Трухнова, стволом показывая направление. — Руки за голову, ноги шире плеч, лбом упереться в стену. Пошевеливайся!

— Давай-давай, — рядовой Трухнов явно чувствовал себя на коне. — Сейчас сержант выяснит, что ты за фрукт.

Суворин, стиснув зубы, совсем уж было собрался подчиниться, когда хлопнула главная дверь, и по ступенькам сбежала хрупкая фигура в белом медицинском халате.

— Панкрат!.. — донеслось до Суворина изумленное восклицание, в котором странным образом смешалась и радость узнавания, и боязнь ошибиться, и тревога, и изумление.

Он сразу же узнал голос Ирины и рванулся к ней, кинулся сквозь выброшенные навстречу руки патрульных, чтобы как можно быстрее избавить ее от этой неуверенности.

Суворин не видел, как передернулось лицо сержанта при виде этого; поиграв желваками, тот знаком приказал своим подчиненным отступить. Панкрат совсем забыл про то, что автоматный магазин лежит у него в кармане куртки, и, когда он двинулся было к Ирине, замершей на пороге, за его спиной раздался неуверенный писклявый голос:

— Эй, рожок-то отдайте…

Глава 4

Город двуличен.

Свое второе лицо он прячет глубоко под землей, и не каждый отважится в него посмотреть, хотя и знают о его существовании все. То, второе лицо, без всяких там прикрас и архитектурных изысков, строго рационально и функционально, в силу чего лишено каких бы то ни было приукрашивающих и радующих глаз деталей. Правильнее было бы даже назвать его не лицом, а нутром города, его подбрюшьем, вместилищем всего того, что необходимо для утилизации человеческих отходов и обеспечения копошащихся на поверхности двуногих водой и теплом.

В городских подземельях мало приятного. Вполне естественно, ведь они создавались не для туристических прогулок. Посудите сами: разве мы, знакомясь с человеком, лезем к нему в кишечник? Нет, это работа хирурга. Или патологоанатома. Мы же смотрим на то, что снаружи — лицо, фигуру, осанку.

То же и с городами. Гуляя по цветущим аллеям и осматривая достопримечательности, мы наблюдаем лишь одну сторону жизни города, не утруждая себя размышлениями о том, что происходит у нас под ногами. О существовании подземных коммуникаций и канализационных сетей рядовые граждане вспоминают обычно тогда, когда из водопроводных кранов начинает течь вода ржавого цвета. Или вдруг начинают бить фонтаны в тех местах, где градостроители их вовсе не планировали. Или дерьмо из лопнувших труб затапливает подвал.

Те, кто живет на поверхности, боятся того мира, что у них под ногами. Человека вообще пугает все, связанное с темнотой, которая является непременным атрибутом подземелий — хотя многие из подземных тоннелей того или иного назначения часто бывают неплохо освещены. Человека пугает себя еще больше страшными историями о монстрах, населяющих подземелья; конечно же, там встречаются крысы-мутанты, но гораздо чаще можно все-таки встретить бомжа либо существо, потерявшее человеческий облик вовсе. От таких отбиться бывает даже труднее, нежели от крыс размером с кошку декоративной породы.

Человек старается не спускаться под землю. Там воняет, там холодно или, наоборот, жарко, там капает сверху. Подсознательно человек постоянно боится подземного мира, но просто не отдает себе в этом отчета. Он боится удара снизу.

Их было двенадцать. Дюжина крепких, тренированных воинов Аллаха, привыкших переносить трудности и лишения во имя установления на земле единственного верного священного порядка. Порядка, угодного Богу. Их Богу.

Двенадцать солдат джихада, прошедших полугодовую подготовку под руководством европейских и американских инструкторов в лагерях для наемников в Афганистане, Пакистане и Ираке. Их сердца пылали ненавистью и истекали ядом презрения к неверным, осмелившимся противиться воле Аллаха. Сознание того, что именно им, двенадцати избранным, предстоит продемонстрировать врагам Бога силу его последователей, переполняло их души гордостью.

Они, не колеблясь, готовы были умереть, если такою будет их судьба. Погибший за дело джихада и во славу Аллаха в тот же день вознесется на небеса, где прислуживать ему будут семьсот семьдесят семь прекраснейших небесных дев — гурий, готовых исполнить любое желание праведника, а запах цветущих розовых кущ опьянит не хуже того вина, которое поднесут красавицы, покорные его воле.

Но пока розами и не пахло. Скорее наоборот.

Они двигались по колено в мутной темно-серой жиже, на поверхности которой плавали комки чего-то зеленовато-бурого. Время от времени со дна поднимались пузыри, лопавшиеся с негромким булькающим звуком и выделявшие нестерпимо зловонный запах. Канализация не функционировала, поскольку сток завалило землей после российских бомбардировок; теперь над скопившимися здесь нечистотами висел плотный, почти ощутимый туман, обильно оседавший на светопоглощающей ткани их прорезиненных комбинезонов. Его мутные капли почти не блестели в лучах мощных, но портативных фонарей, которыми освещали себе путь боевики.