Андрей Воронин - Панкрат Страница 17

Ноги при каждом шаге по щиколотку погружались в пружинившую упругую массу, устилавшую дно, и приходилось иногда довольно-таки серьезные усилия прикладывать, чтобы освободить их для следующего шага. Случалось, правда, и наступать на что-нибудь угловатое, острое и твердое, но добротные армейские ботинки (“Made in USA”) на толстой подошве без труда выдерживали подобные столкновения, надежно защищая пальцы ног.

При их движении возникали небольшие, но все-таки волны, и та мутная, почти вязкая взвесь, которую водой назвать можно было с огромной натяжкой, с тихим шорохом лизала скользкие стены трубы в два с половиной метра в поперечнике, лоснившиеся в свете фонарей, словно внутренности кишки какого-то монстра.

Эти двенадцать были превосходно экипированы и вооружены. Они на несколько порядков превосходили по своему оснащению тех бандитов с потрепанными “Калашниковыми”, которые некогда захватили под командованием безумного Шамиля город Буденновск. Денег, нажитых наркоторговлей и похищениями, на это не пожалели. То, к чему готовили этих боевиков, должно было надолго поумерить пыл российских миротворцев — “собак президента”, как называли их чеченцы. На такую акцию “зеленых” было не жалко.

Одеты боевики были в спецкостюмы наподобие тех, что используют “тюлени”, солдаты пресловутых спецподразделений американских ВМС. Верхний слой ткани, из которой они были сделаны, обеспечивал практически стопроцентное поглощение почти всех излучений в видимой части спектра — а это означало, что при выключенных фонарях боевики в сумраке канализационного тоннеля будут невидимы.

Этот слой, помимо всего, абсолютно не пропускал воду. Второй слой, находившийся под ним, представлял собой полимерную пленку толщиной в микрон, которая сохраняла тепло человеческого тела, не давая бойцу замерзнуть в холодной морской воде. Что было совсем не лишним и в канализации — жижа не отличалась высокой температурой.

Третий слой костюма состоял из натуральных материалов, не раздражающих кожу, и прилегал непосредственно к телу, обеспечивая комфорт движений.

За спиной у каждого боевика висел рюкзак из прорезиненной ткани, закрывавшийся специальным вакуумным клапаном, который обеспечивал полную герметичность, предохраняя оружие от влаги, которой был перенасыщен воздух подземелий. В этих рюкзаках лежали в разобранном состоянии печально известные и безотказные по своим техническим характеристикам “аргоны” — именно из таких автоматов в последние несколько месяцев в Москве и Питере были застрелены несколько крупных российских политиков, бизнесменов и лидеров преступного мира, так или иначе перешедших дорогу кавказцам. Помимо “аргонов”, имелись еще и пистолеты с глушителями, пламегасителями и лазерной оптикой; к ним “прилагались” светозвуковые и боевые гранаты, а также пластиковая взрывчатка.

Дыхательные пути боевиков от нежелательного воздействия окружающей среды предохраняли респираторы и ароматизированные тампоны, засунутые глубоко в ноздри. Если бы не эти ухищрения, воинам Аллаха пришлось бы добираться к намеченной цели еще и по собственной блевотине. Дорогу перед собой они освещали мощными, но малогабаритными фонарями с регулируемой интенсивностью светового пучка — такими пользуются спелеологи, спускаясь в глубокие подземные расщелины. В светомаскировке не было необходимости — вряд ли здесь, в канализации, они могли наткнуться на российский патруль, вздумавший вдруг прогуляться по говну для поднятия тонуса.

Собственно, именно по этой причине они и выбрали подобный маршрут — через канализационные ходы и тоннели, где было достаточно места, чтобы мог пройти человек. И более чем достаточно дерьма для того, чтобы он и не подумал туда соваться.

По дороге в Гудермес Панкрат не раз представлял себе встречу с Ириной. Представлял по-разному: и радостные объятия, и холодный, равнодушный взгляд. Тысячу раз, скрипя зубами, он представлял себе и то, как она жила здесь без него, и столько же раз, взяв себя в руки, отказывал себе в праве хоть как-то судить об этом. Понимал: виноват в первую очередь он сам, слишком (так ему теперь казалось) легко отказавшийся от поисков любимой…

— Ждала? — негромко спросил Панкрат. — Правда, ждала?

Ирина не ответила — она просто посмотрела на него так, как могла посмотреть только она. И Суворин прочитал ответ в глубине ее серых, в этот момент широко раскрытых глаз, которые просто-таки лучились радостью.

— Знаешь, — произнесла Ирина осторожно, будто слова эти были живой водой, которую она боялась расплескать. — После того, как ты… — она замялась, подыскивая нужное слово. — Как ты исчез, я все искала тебя, высматривала, столько раз успела обознаться и разочароваться, что иногда даже ругала тебя последними словами. А когда узнала, что ты погиб при исполнении…

Ирина всхлипнула, и Суворин поспешил обнять ее и прижать к себе. Погладил ее по густым светло-русым волосам, пробормотал машинально:

— Раньше вроде длиннее были…

Она мягко отстранилась, вытерла глаза лежавшим на столе чистым лоскутом марли и, прищурившись, со слабой усмешкой парировала:

— Да и у тебя раньше темнее были.

Панкрат усмехнулся в ответ.

Потом непроизвольно провел рукой по щетинистому ежику, словно седину можно было определить на ощупь.

Вот они и встретились.

И все слова, которые он много раз повторял про себя, готовясь к этому долгожданному моменту, оказались без надобности. Достаточно было одного только взгляда — и они смотрели, смотрели друг на друга, не в силах оторваться, и говорили только лишь глаза.

"Прости… Прости, что так долго не возвращался”.

«Прощаю… Ты вернулся — и это главное, самое главное…»

"Люблю тебя”.

"Знаю… И я тебя люблю. Ни на миг не переставала. И не перестану”.

«Ждала?»

«Конечно же, ждала, глупый. Ждала, милый…»

«Люблю тебя…»

Панкрат держал в своих больших, сильных руках ее нежные, тонкие пальцы и ощущал, как по телу бежит ток радости, как переполняет его словно ниоткуда взявшаяся теплота. Он нежно касался ее пальцев, гладил их — руки влюбленных тоже говорили, эхом вторя беседе их взглядов.

«Люблю тебя…»

«Всегда буду любить…»

А за окном маленького, скупо обставленного — стол, шкаф, кушетка — кабинета старшей медсестры хмурилось низкое, грозящее раздавить город своей серой тушей осеннее небо. За окном чернели руины города, и пялились на неподвижно сидящих мужчину и женщину пустые глазницы покинутых зданий, которые еще бог весть когда засветятся теплым, уютным домашним светом. За окном хрипло рычали двигатели въезжавших во двор и выезжавших из него бронетранспортеров и грузовиков, слышались отрывистые команды и матерок офицеров.

Иногда в этом гаме делались различимыми громкие стоны, рвавшиеся сквозь стиснутые зубы раненых, которых вносили в здание госпиталя.

За окном была — война.

Мужчина и женщина, не отрываясь, смотрели друг на друга.

Влажно чавкала смердящая жижа, плотоядно смыкаясь вокруг погружающихся в нее ног, и с неохотой выпускала их из своих объятий во время каждого нового шага. Узкие лучи света шарили вокруг, выхватывая из темноты бурую кирпичную кладку, покрытую крупными бусинами непрозрачной влаги и зелено-серыми язвами причудливых пятен и наростов. Со свода тоннеля время от времени срывались разбухшие, отяжелевшие капли, которые глухо шлепались о поверхность зловонной жидкости — по ней практически не расходились круги.

Они шли достаточно долго. Уже больше трех с половиной часов прошло с того момента, как они вошли в отводящую трубу городской канализации, откуда сточные воды попадали в очистные сооружения. Попасть туда не составляло труда, поскольку никто и не подумал выставить охрану возле отстойников, как их называли солдаты.

В мирное время они вряд ли смогли бы пройти там, где шли сейчас — все-таки город был достаточно большим, чтобы заполнить своими отходами одну из центральных сливных магистралей на три четверти ее объема. Однако после бомбежек, когда канализация была во многих местах повреждена, а количество жителей, способных пополнять ее постоянно, резко уменьшилось, уровень нечистот упал настолько, что теперь едва доходил идущим до пояса.

Иногда они слышали в темноте резкий пронзительный писк и царапающий звук когтей, скребущих камень. На плечо одному из боевиков даже свалилась здоровенная, длиной в полруки крыса. Ее когти вспороли ткань спецкостюма, а клыки клацнули у самого лица чеченца, но вовремя подоспевший сзади товарищ бандита отреагировал молниеносно — выхватив нож из висевших на поясе ножен, он пырнул мерзкое животное в брюхо, и крыса с разъяренным писком свалилась в нечистоты. Боевики поспешили миновать это место — на запах крови, вытекшей из распоротого брюха товарки, шустро сбежались другие крысы, ничуть не уступавшие первой по размерам. В планы чеченцев не входило прорываться с боем через стаю грынузов-мутантов, и они просто прибавили ходу. Через некоторое время до них действительно долетел шум крысиной возни; плеск жижи, раздирающий душу писк.