Сергей Гайдуков - Последний свидетель Страница 16

— А если хорошо вам подумать и вспомнить: какие именно вопросы они задавали? Что их особенно интересовало?

— Да все то же, что и вас... спросили, куда этого парня понесло. Так я же за ним не следил! Вышел за калитку, да и пропал с глаз.

— Ну а еще о чем спрашивали?

— Еще... — Старик задумался, пожевал губами и произнес не слишком уверенным голосом: — Еще спрашивали, как этот парень выглядит.

— Угу, — кивнул незнакомец, и глаза его стали серьезными.

— А еще спрашивали, были ли у него вещи! — торжествующе воскликнул старик, вырвав у прогрессирующего склероза еще одно воспоминание сегодняшнего дня. — Про вещи они спрашивали, вот про что...

— И что вы ответили?

— Чистую правду.

— То есть?

— Синяя сумка. У парня была с собой синяя сумка.

— Вы рассказали этим четверым все, что они хотели знать, а потом?

— А потом они сказали «спасибо» и ушли. Бормотали что-то по-своему... Что-то насчет вокзала. — На этом воспоминания старика закончились, и он устало замолк, дожидаясь, пока визитеры уйдут.

— Конечно, конечно, — кивнул приезжий. — Машину-то он оставил. Как ему отсюда выбираться, кроме как на поезде... Где у вас тут железнодорожный вокзал, капитан?

— А вот сейчас, как выйдем, так направо... — начал объяснять начальник, но приезжий предложил:

— Лучше вы меня туда просто отвезите...

— Проще пешком, — сказал капитан.

— Тогда пешком.

— А что с этим? — показал капитан на джип во дворе Добронравова.

— Поставьте в свой гараж. Мне сейчас некогда с этим возиться, но потом машиной обязательно займутся.

На вокзале чужак не стал опускаться до бесед с кассирами и дежурными, а сразу направился к начальнику. Капитан торопливо шагал следом, насупив брови и пугая своим видом встречных знакомых.

Вокзальный начальник собирался идти обедать, но, после того как получил от насупленного капитана все необходимые разъяснения, согласился поголодать еще минут десять.

— Поезда, проходящие через Степной после двенадцати часов дня, — вот что меня интересует, — сказал приезжий. Вокзальный начальник предложил ему присесть в кресло, но долговязый отказался и разговаривал стоя, словно специально подчеркивал спешность и чрезвычайность дела. Глядя на него, не осмелился сесть и капитан.

— Вы, наверное, говорите о пассажирских поездах? — уточнил начальник вокзала.

— Естественно.

— Тогда... — Начальник склонился над расписанием поездов. — Тогда у нас есть два поезда: один проходил в половине первого на Оренбург. Второй — в три часа дня на Алма-Ату. Сейчас стоит еще один поезд, но он вас, наверное, не интересует...

— Да, остановимся на первых двух, — кивнул приезжий. — У вас есть график их движения? Надо определить, где они находятся в данный момент и какая ближайшая станция на пути следования каждого? Можете дать такую информацию?

— Конечно. — Начальник снял с полки толстую черную папку, пролистал ее, посмотрел на часы и сказал: — Пожалуйста. Алма-атинский поезд через полтора часа останавливается в Александровке. Оренбургский поезд... у него стоянка теперь только в половине второго ночи в Новоудельске. Устраивает?

— Вполне, — кивнул приезжий. — Вы, кажется, собирались идти обедать?

— Совершенно верно, — согласился начальник вокзала.

— Идите. Я пока воспользуюсь вашим телефоном.

— Хорошо, — кивнул начальник вокзала.

— Можете составить ему компанию, — предложил приезжий капитану милиции и недвусмысленно показал на дверь кабинета.

Оставшись в одиночестве, приезжий сел за стол начальника вокзала, пододвинул к себе поближе телефонный аппарат и набрал несколько цифр.

— Это Бондарев, — сказал приезжий. — Я на месте. Да, кое-что выясняется. Приятного мало. Что мне нужно? Сейчас мне нужно, чтобы вы встретили пассажирские поезда в Александровке и Новоудельске. Записывай номера... Для Александровки надо подсуетиться, времени мало осталось. Да. Это первоочередное. Зачем встречать поезда? Там может быть наш человек. Машину он бросил. Я ее нашел. Я вообще много чего нашел, но об этом не сейчас... И еще одна малоприятная деталь. Кроме меня, на хвосте у этого парня сидят еще четверо. Понятия не имею. Но хуже всего, что они идут впереди меня. И вполне возможно, что они сейчас уже в его поезде. Тогда не удивляйтесь, если в Александровке или Новоудельске вам придется снимать с поезда пару трупов. А я вам сразу сказал, что приятного мало.

Закончив разговор, Бондарев вытащил из рюкзака рацию, настроил ее и громко сказал в непререкаемой манере, которая выработалась у него за два месяца руководящей работы:

— Алё, гараж! Хватит спать! Готовь вертолет к вылету. Мне здесь больше делать нечего.

7

Ритмичный стук колес убаюкивал, но спать больше было нельзя. Те пятнадцать-двадцать минут, которые Михаил проспал в поезде днем, и так были большим риском, поскольку в его положении беглеца он обязан бодрствовать двадцать четыре часа в сутки, не теряя бдительности и быстроты реакций. Однако после многочасовой гонки по степи сохранять бодрость духа и ясность мысли оказалось трудновато. Он едва не заснул на скамейке железнодорожного вокзала в Степном, когда ждал поезда. А в самом вагоне уже не сдержался и, едва опустившись на жесткую полку плацкартного вагона, сразу погрузился в сон, из которого его вывело несколько минут спустя заоравшее вдруг радио.

С того момента Михаил держал себя в постоянном напряжении, внушая себе мысль о возможных преследователях, которые могут даже находиться в поезде. Это помогало не спать.

Драгоценную синюю сумку он забросил на третью, багажную, полку. Оттуда ее можно было быстрее достать, если пришлось бы уносить из вагона ноги, да и внимания к своему багажу он привлекал меньше, чем если бы сидел с сумкой в обнимку, боясь выпустить ее хоть на минуту. Сумка стояла на виду у всех, что, как известно, является лучшим способом спрятать вещь.

Лежа на полке и чуть прикрыв глаза, Михаил наконец-то мог поразмыслить о своих будущих действиях. Не о том, что случилось, нет. Об этом он не думал, потому что знал — в таких ситуациях надо думать не о том, что случилось, а о том, как выкручиваться из создавшейся ситуации. При воспоминании о содеянном Михаила сразу прошибал пот, будто он все еще находился под палящим степным солнцем, а не ехал в плацкартном вагоне пассажирского поезда, где неизбежную духоту скрашивал слабый поток свежего воздуха из приоткрытого окна в соседнем купе.

Углубляться в подробности случившегося Михаил не хотел. Он размышлял о будущем. О том, что ему надо сделать, чтобы выйти из этой истории живым и невредимым. Желательно с синей сумкой.

Было забавно думать, что все его умение, годами вбивавшееся в разум и мышцы многочисленными инструкторами, пригодилось ему именно для такой цели. Ему предстояло использовать все свои знания и умения, чтобы убежать от своего собственного ведомства. В этом были свои плюсы и свои минусы.

Минус был в том, что в подразделении, где служил Михаил, дураков не держали. Там обязательно во всем разберутся и пустятся по его следу. И постараются его найти. Хорошо постараются.

Плюс заключатся в прекрасной осведомленности Михаила о методике действий своих коллег в таких случаях. Свои все-таки.

Конечно, первым делом рванутся к жене. Оставят засаду на квартире. Прижмут других родственников, друзей. Начнут выпытывать — когда это Шустров М. И задумал такое? Не советовался ли с вами, разрабатывая план своего страшного преступления?

И как трудно будет поверить им — да и не поверят они никогда, — что не было никакого плана. Не было никакой подготовки. Не поверят, что ехал Шустров М.И. в очередную командировку совершенно без всяких задних мыслей и коварных планов. Втайне надеялся вернуться пораньше, чтобы успеть на свадьбу к племяннику в Люберцы. Только вот не успел. И уже никогда не успеет. И не увидит больше племянника. Потому что Гвоздев подставил свое горло под пулю и не смог вправить подчиненному мозги, когда это было нужно.

Потому что солнце своими жаркими лучами воспалило Михаилу мозги. И показалось ему, что не существует в мире человека, который, оставшись наедине с миллионом долларов, не сделал бы то же самое. Не сделал бы тот же выбор.

А именно — порвал с прошлой жизнью и начал новую. Разрыв означал следующее: Михаил выщелкнул обойму пистолета, увидел там еще четыре патрона и вставил ее обратно. Он не смотрел в глаза Сашке — это было бы слишком жестоко. Он даже в уме не произносил этого имени. Просто — напарник. Так проще. Напарник, с которым у него так и не сложились отношения. Вероятно, они были слишком разные. Большой и маленький. Мускулистый и худощавый. Здоровый и истекающий кровью.

«А ведь он не дотянет, — снова подумал Михаил тогда, настойчиво приучая себя к этой мысли. — Вон сколько крови уже вытекло...»

Сашка удивленно посмотрел на пистолет в руке Шустрова. Это было невероятно, но ствол пистолета опускался к его голове.