Алексей Баскаков - Золотая чума Страница 18

Когда дохлебали борщ и выпили по второй под сало, Мельников достал из кармана удостоверение.

— Матвей Александрович, я все знаю. Вы человек надежный. Потому-то я к вам и обратился.

Благодушное выражение, пребывшее на лице Чигиря во время обеда, тут же исчезло. Теперь это был солдат, готовый выполнить любой приказ. Вот сейчас прикажи ему — он бы и под танк с гранатой, и сотню зэков положил бы из пулемета.

— Мы собираем материалы о майоре Лозинском.

— Добрались до этого гада! Ну, слава богу. Лучше поздно, чем никогда. А то мне всегда, глядя на него, было стыдно за наши органы.

— Поконкретнее, пожалуйста.

— Много я сказать не могу. Да только был он такой… Неправильный был человек. Жирел на горбу заключенных. Я понимаю, они враги народа. Но их послали, чтобы этот край осваивать, а не для того, чтобы на этого вот работать.

— А чем вы там занимались?

— Дорогу строили через хребет. Потом зэков забрали, оставили человек десять для хозработ и нас — столько же. Лозинский был начальником. Он этих зэков, как барин холопов, заставлял себе служить. Нашелся местный князь.

— А с золотом вы дела не имели?

— Мы — нет. А вот он какие-то дела имел. Я точно не знаю, но у нас шептались. Это началось, когда экспедиция туда ушла.

— Вот отсюда поподробнее. Что за экспедиция?

— Нам не докладывали. Но большая. Было это весной пятьдесят второго. Они у нас на ночлег останавливались. Судя по всему, все неместные, с Большой земли. Они ушли вниз по реке. В середине лета моторка вернулась, в ней два человека. Они сразу прыгнули в «виллис» — и уехали. И больше никого. Нет, был еще один. Как раз я его и подобрал. Пошли мы за дровами в лес, трое зэков и я с винтовочкой. И вдруг видим — ползет человек. Я сначала думал — беглый зэк, а потом уж вспомнил, что ниже нас и лагерей-то нет. Подобрали мы его. Он очень был плох.

— Истощен?

— Не только. В нем две пули было. Он все бормотал: «золотая смерть». Мы отнесли его в лагерь, доложили начальнику, Лозинскому.

— Он с ним говорил?

— Точно говорил. Ходил в санчасть. А утром мы этого человека в землю зарыли.

Вашу мать! Задумавшись, Мельников чуть было не прозевал поворот. Чертовщина все сгущалась. Итак, что мы имеем? Непонятная суета серьезных людей вокруг непонятной легенды. Пропавшая экспедиция. Какая-то черная дыра, связанная с золотом. И вокруг продолжают громоздиться трупы. В самом деле чума? Стоп! Капитан вспомнил рассказ Еськова про умирающего геолога. Там чума — тут смерть. Но это было в тридцать шестом. Хорошо. В пятьдесят втором явилась большая экспедиция. Не поисковая партия. Значит, знали, куда шли. Ого! Это теплее. Можно предположить, что экспедиций было две. Вторая шла по следам первой. Куда? Туда, где есть золото. Теперь хоть понятно, откуда у Лозинского металл непонятного происхождения. Но он-то вернулся живым — и бывал не раз, судя по тому, сколько этого золота было обнаружено в Москве. А Лозинского теперь уж никак не спросишь. Что делать? Тайгу обшаривать, что ли? Тысячи квадратных километров. Но не могут же экспедиции не оставить никаких следов. Где-то они снаряжались. Остается одно — копать и копать.

7 мая 1966 года, нелегальный прииск

— Что, Геннадий Сергеевич, копать пойдем? — спросил Кот, когда они, пробудившись, уселись за утренний чай.

— Пусть бичи копают. Зря, что ли, мы их тащили через весь Дальний Восток? А пока что делать нам особо нечего. Гуляй себе, дыши воздухом. Смотри в небо и жди вертолет. А впрочем, ты когда-нибудь золото копал?

— Не случалось.

— Можешь попробовать. Пойдем.

Они зашли в одну из землянок, забитую разными инструментами и частями неких механизмов.

— Драгу мы сейчас собирать не станем, это дело муторное, Попробуем по-простому. Как все наши мужики копают. Ты читал Джека Лондона?

— Когда в детдоме был.

— Ну вот, будем как его герои.

Они взяли две лопаты и лоток — нечто, напоминающее корыто, снабженное несколькими перегородками, и направились вверх по течению. Метров через двести вдоль реки потянулись многочисленные ямы. Казалось — берег долго и основательно бомбили. Выглядело все это отвратительно. Пройдя еще немного, Геннадий Сергеевич остановился.

— Ладно, ям мы копать не станем. Лениво мне. Полный курс старателя пройдешь потом, когда всю кодлу сюда доставят. Сейчас начнем с самого простого. Спускайся к реке.

На берегу они кинули несколько лопат грунта с речного дна в лоток.

— Так, зачерпни воду. Побултыхай хорошенько. А теперь — очень аккуратно сливай все дерьмо через край. Слил? Еще добавь воды. И снова сливай. Тут суть в чем? Золото — оно тяжелее всех пород, оно осядет на дне. Так что хитрости никакой нет. Только аккуратность и терпение.

Кот делал то, что ему велят. Он наливал, болтал, сливал. Сначала ушел песок, потом мелкие камушки, потом те, что покрупнее… И вот — дно лотка засверкало золотым блеском. Кот ошалело глядел на это зрелище. Вообще-то, он был всегда равнодушен к деньгам. То есть хорошо иметь их достаточно — чтобы и одеться можно было как человеку, и в ресторан закатиться, и в Крым с какой-нибудь ласковой девкой рвануть. Но иметь деньги ради того, чтобы их было много, — такого желания у Кота как-то не возникало. Что касается золота, то он, кроме всяких мелких вещичек, которые как-то в Новороссийске пропивал с одним вором, его вообще в руках не держал. Но этот блестящий слой завораживал. Хотелось тут же схватить лопату и копать, копать, копать. Чтобы его было больше. Только теперь он понял настоящий смысл выражения «золотая лихорадка».

— Как, оценил? — подал голос Старков. — Понял теперь, почему всякие там пираты, найдя клад, тут же принимались резать друг друга? Хотя на всех бы хватило… Поэтому я Лозинского понимаю. Но не прощаю. В таких делах за глупость и жадность не судят. За это убивают.

Кот вдруг понял, зачем Старков устроил ему этот спектакль. Конечно, не из желания продемонстрировать богатства родного края. Он хотел его привязать. По-настоящему. Все правильно. Сперва кровь, потом золото. Куда от такого деваться.

Между тем Старков тщательно выгреб песок и ссыпал в мешочек, который достал из кармана.

— Когда приедем в город, я отдам этот песок одному еврею. Он тебе перстень сделает с печаткой.

— Здесь хватит на перстень?

— Нет, конечно. Но ты будешь помнить, что в нем есть и то, первое, золото, которое ты намыл. Впрочем, тебе-то возле драги бегать не придется. У нас есть дела поважнее.

— Геннадий Сергеевич, а если все так просто, зачем всякие драги? Ведь бывают и с дом высотой?

— А зачем экскаватор, если можно лопатой канаву копать? Но не в этом дело. В том грунте, что ты слил, куда больше, чем здесь осталось. На самом-то деле не только драги применяют, но и всякую разную химию, чтобы все до песчинки из грунта вытащить. Если есть настоящая техника, то Клондайком для тебя будет такое место, где ты и золота-то не разглядишь. Пойдем-ка обратно, я тебе забавную штуку расскажу. Я тут в журнале прочел. Есть, значит, золотые месторождения в Южной Африке, в Йоханнесбурге. Там не так, как здесь. Там шахты роют в несколько километров глубиной. И вот, много лет пустую породу скидывали в отвалы. И этот самый грунт использовали на строительстве улиц Йоханнесбурга. А наука идет вперед. И вот недавно все там за голову схватились. Мама дорогая! Мы ж по золоту ходим! Потому что с помощью науки из той породы можно кучу золота выкачать. И что же? Теперь все эти улицы курочат, а грунт идет снова на переработку. Да ничего, потом как-нибудь завернем на настоящий прииск, где все всерьез. Только в этой стране так не выйдет. А то я бы такого тут наворотил… Что за черт?

Старков скинул с плеча карабин, и Кот последовал его примеру. Они взяли оружие даже на прогулку — чисто автоматически. Такие привычки быстро вырабатываются.

Навстречу им бежал Никита. Впервые Кот увидел на его лице хоть какие-то эмоции. И выражало его лицо не что-нибудь, а дикий ужас.

— Черный человек! Черный человек! — кричал он.

Якут так бы и пролетел мимо них, словно мимо деревьев, если бы Кот не подставил ему подножку. Никита упал — и Старков рывком поднял его на ноги.

— Какой человек? Где?

— Там… — якут протянул дрожащую руку по направлению к землянкам.

Возле них стоял якут. Таких Кот вживую еще не видел. Только на картинках в магаданском краеведческом музее, куда как-то забрел со скуки. Это был, судя по глубоким морщинам, изрезавшим его лицо, очень немолодой человек. Точнее — совсем старик. Роста невысокого, но очень кряжистый. Одежда незнакомца состояла из кожаной рубахи ниже колен, кожаных же штанов и каких-то то ли унт, то ли мокасин. Головной убор вообще описанию не поддавался. Поверх рубахи висели то ли бусы, то ли амулеты. Что-то было в облике этого человека и в самом деле черное, страшное. Какая-то непонятная подавляющая сила.