Сергей Зверев - Экстренное погружение Страница 18

Кончив бинтовать шину, Дроздов торопливо натянул успевшие закоченеть варежки и меховые рукавицы: руки тоже успели замерзнуть в одних суконных перчатках. Они распределили ношу Зубринского между собой, снова надели защитные очки и маски, поставили радиста на здоровую ногу, повернулись лицом к ветру и двинулись в путь.

Точнее будет сказать – поковыляли.

21

Все это время «Тайгер» на всех парах двигался к 85-й параллели, взяв курс на запеленгованный неизвестный источник шума. Стивенсон был уверен, что это шум турбин русской подлодки. Но «Гепард» исчез, растаял, словно айсберг в Гольфстриме.

Азарт погони был настолько велик, что Армстронг забыл о еде. В четыре часа он почувствовал, что проголодался, и приказал принести обед в рубку. Стюард принес вино и закуску и поставил поднос на маленький столик в углу. В центральном распространился приятный запах резаного лимона. Акустик, почувствовав его, оторвал голову от приборов. Все последнее время он по-прежнему бесстрастно докладывал одно и то же: «Сектор обследован, горизонт чист».

– Ну? – сухо спросил его Армстронг.

– Бесполезно, сэр, – ответил Берни. – Нет никаких признаков лодки.

– Ты уверен?

Берни кивнул.

– Я бы засек ее в радиусе ста миль. Может, они не идут к полюсу, а где-то остановились?

Армстронг жестом пригласил Стивенсона к столу. Стивенсон подошел, взял рюмку с вином и посмотрел на капитана.

– Удовлетворены?

Армстронг пожал плечами.

– Мои люди знают свое дело. Но Берни прав – они могли и остановиться… Вопрос в том, где.

Стивенсон слегка пригубил рюмку.

– Даже стоя в полынье, они должны изредка включать турбину.

Капитан был недоволен, что Стивенсон едва прикоснулся к еде. Эта береговая крыса будет еще его учить?!

– Может быть, попробуете это?

– Спасибо, с меня достаточно. Я не голоден, – пробормотал Стивенсон, отодвигая тарелку.

Армстронг раздраженно приказал стюарду принести второе блюдо.

– Что вас беспокоит?

– Поговорим позднее.

Принесли курицу, но Армстронг потерял аппетит. Он начал волноваться. Он знал, что от русских следует ждать всяческих неожиданностей. Сейчас Грубозабойщиков вновь ускользал от него. В его распоряжении была вся акватория Северного Ледовитого океана. Понадобится много усилий, чтобы найти его.

Он отодвинул свою тарелку и откинулся на спинку стула. Стивенсон тоже отодвинул тарелку.

– Эти наши поиски… – пробормотал капитан, распрямляясь. – Мысль о том, что они уже нашли буровую и стоят в полынье, мне совсем не нравится. – Он повернулся к акустику. – Что нового? Никаких признаков?

– Ничего, сэр… Радар пуст.

– Хорошо. Следите за показаниями.

Армстронг повернулся к Стивенсону:

– Да вы ешьте. Может, немного сыра?

Принимаясь за десерт, Армстронг проклинал в душе своего неразговорчивого сотрапезника. Ему не нравился этот британец. С точки зрения Армстронга, у майора не было никаких достоинств, а его хмурая физиономия действовала ему на нервы. Но Армстронг знал, что этот человек несет основную ответственность за проведение операции, а главное – пользуется полным доверием адмирала. Одно его слово, и Армстронг рискует своей капитанской должностью. Он не строил никаких иллюзий по поводу адмирала. Когда Пауэлл разочаровывается в ком-нибудь, этот кто-то исчезает из флота навсегда. К тому же недолюбливает негров.

– О чем вы размышляете? – спросил Стивенсон.

– Пытаюсь поставить себя на место Грубозабойщикова, – ответил Армстронг, зажигая сигарету, – и начинаю думать, не догадывается ли он, что мы идем за ним. Тогда он введет на лодке режим тишины.

– Вряд ли это ему удастся. Я вот думаю: то, что мы приняли в прошлый раз за падение метеорита, было ударом корпуса лодки о лед. А шум, который вслед за этим последовал, – рев двигателя на форсаже. Он может попробовать снова выйти на поверхность.

– Похоже, что так. Что вы предлагаете?

В это время в центральный вошел радист. Вид у него был взволнованный.

– Срочное сообщение из штаба, – он протянул лист бумаги. – Спутник засек их. Они стоят в квадрате 1877. Известны более точные координаты.

– Так чего мы ждем? – обратился Стивенсон к Армстронгу. – Командуйте!

Черное лицо капитана посерело.

– Потише. Вы еще здесь не командир.

Стивенсон покраснел, глаза налились кровью. Он бросился к пульту и, оттолкнув рулевого, схватил микрофон.

– Полный ход! – заорал он в рупор.

Турбина дико взвыла, чтобы через секунду вдруг тихо заснуть. Лодка дернулась и вместо того, чтобы ускориться, стала терять ход. Армстронг подошел к пульту.

– Проклятье, – выругался он, наклоняясь к рупору. – В чем дело?

– Рули заклинило, – виновато захрюкала трубка, – слишком сильно переложили на полный вперед.

Стивенсон тоже грязно выругался.

– Перестаньте, – сказал ему Армстронг. – Вы же майор, а не портовый грузчик. Отремонтируем.

– Сколько времени уйдет на это? – помолчав, спросил Стивенсон.

Капитан хмуро посмотрел на него.

– Сначала надо узнать объем повреждений. – Он повернулся к старпому. – Вызывайте водолазов.

22

Через полчаса трудного, на четвереньках, пути спасателям впервые улыбнулась удача – перед ними открылось гладкое пространство, напоминающее гладь замерзшей реки. Ни гребней, ни завалов, ни расселин, ни даже узеньких трещин, вроде той, куда угодил Зубринский. Только чистый, ровный, как бильярдный стол, лед, к тому же даже не скользкий: от ударов несомых ветром крохотных ледышек его поверхность стала шероховатой и матовой.

Один из них по очереди выдвигался головным, а в это время остальные двое поддерживали с боков Зубринского, который молча, без единой жалобы скакал на одной ноге. Когда они прошли по гладкому льду метров пятьсот, Тяжкороб, шедший как раз впереди, вдруг остановился так неожиданно, что они чуть не налетели на него.

– Дошли! – прокричал он, перекрывая вой ветра. – Мы все-таки добрались! Чуете?

– Что?

– Гарью пахнет. Неужели не чувствуете?

Дроздов стащил защитную маску, прикрыл раскрытыми ладонями лицо и осторожно втянул в ноздри воздух.

Этого было достаточно. Запах горелой резины ударил в нос. Он снова надел маску, покрепче ухватил лежащую у него на плече руку Зубринского и последовал за Тяжкоробом.

Через несколько метров гладкий лед кончился. Перед ними вырос высокий курган, куда, израсходовав почти все оставшиеся силы, они кое-как взгромоздили Зубринского.

С каждым шагом едкий запах гари все усиливался. Теперь Дроздов шагал впереди. Обогнав остальных, он двигался спиной к ветру, сняв очки и водя по льду лучом фонарика. Запах теперь уже так бил в нос, что в ноздрях щекотало, и он морщился.

Похоже, его источник был совсем рядом. Дроздов снова развернулся лицом к ветру, прикрывая рукой глаза, и тут его фонарик ударился обо что-то прочное и твердое, похоже, о какой-то металлический предмет. Майор присмотрелся и сквозь плотную завесу ледовой пурги различил искореженные стальные конструкции, покрытые льдом с наветренной стороны и несущие явные следы огня с подветренной, – все, что осталось от буровой.

Они все-таки нашли ее, дрейфующую полярную буровую…

Дроздов подождал своих спутников, провел их мимо жутких остатков человеческого жилья, потом велел им повернуться спиной к ветру и снять очки. С минуту они осматривали руины при свете фонарика. Все молчали. Потом снова повернулись лицом к ветру.

Дрейфующая буровая состояла из высокой металлической ажурной конструкции бурильной вышки и восьми отдельных домиков, по четыре в двух параллельных рядах; расстояние между рядами составляло двадцать, а между домиками в рядах – двенадцать метров – противопожарный разрыв. Этого оказалось недостаточно. Взорвались емкости с соляркой, и тысячи литров пылающей жидкости понесло ветром по льду. Ирония положения заключалась в том, что огонь, без которого человек не может выжить в арктических льдах, являлся одновременно и врагом. Воды было много, но она заморожена и ее нечем растопить. Разве что тем же самым огнем…

Восемь сооружений, по четыре в каждом ряду. Первые два с обеих сторон были полностью уничтожены. Ни следа не осталось от стен, состоявших из двух слоев бакелизированной фанеры с прокладкой из полиуретанового утеплителя, даже крыши из листового алюминия словно испарились. В одном из домиков обнаружилась груда почерневших деталей аппаратуры; они были так искорежены и оплавлены, что разобраться в их назначении было невозможно. Какой же силы и ярости было пламя!

Пятый домик, третий справа, ничем не отличался от первых четырех, разве что каркас пострадал от жара еще сильнее. Спасатели как раз отошли от него, до глубины души пораженные увиденным и не в силах произнести ни слова, когда Рукавишников выкрикнул что-то нечленораздельное. Дроздов придвинулся к нему, откинув капюшон.