Александр Тамоников - Бандеровский схрон Страница 2

– Вот свиньям его и отдайте, – проворчал Бабула, направляясь к лестнице. – Пусть полакомятся.

– А они будут жрать кацапа? – спросил Карагуля.

– Будут, – заявил Сморчук. – У Якова сознательные свиньи.

– Ладно, уберите тут, – распорядился Нестор, выбрался во двор, развалился на завалинке и вытянул ноги в яловых сапогах.

Начинался летний день. Солнце поднялось, дул освежающий ветерок. По небу плыли перистые облака. Сурово шумел лес, окружающий хутор Рогуч.

Потрепанный отряд Бабулы пришел сюда три месяца назад. На хуторе формально хозяйничал Яков Коряк, крепкий крестьянин, предоставивший свои владения борцам за Украину. Попробовал бы только отказать!

Хутор располагался в выгодном месте, недалеко от вертлявой Козынки с заросшими берегами. До ближайшего села Бережаны – пятнадцать верст. До Злобина – еще шестьдесят. Все значимые дороги в стороне. Вокруг дремучий лес, пройти через который могли только местные жители. Дубы, осинники, еловые чащи, чересполосица оврагов и заболоченных низин.

К хутору вели две дороги, но еще в мае люди Бабулы подорвали обрыв, по которому тянулась одна из них, и теперь на том месте зияла внушительная бездна, покорить которую могли бы лишь крылатые существа. Вторая дорога через Козлиную балку контролировалась оуновцами. Там имелись застава и надежная система оповещения и сигнализации.

Семейство Якова периодически ездило на базар в Бережаны, но никогда не делало это в полном составе. В целях безопасности отряда кто-то всегда оставался на хуторе.

Бабула извлек из кармана пачку дрянных немецких сигарет, закурил, с отвращением втянул горький дым.

Хутор жил своей жизнью. Кудахтали куры, мычала корова. У хозяйственного Якова имелись и поросята, и утки. Борцы за Украину особо не наглели, своего человека не грабили.

Хутор на одну семью был, в сущности, немаленький. Яков еще до тридцать девятого года возвел пристройку к основной хате, срубил баню, навес для повозок и скота, пару сараев. Как он выжил и сохранил свое хозяйство во время красного лихолетья – уму непостижимо. Просто повезло. Сотрудники НКВД и прочих компетентных органов не совались в такую глухомань. При немцах Якову тоже подфартило. Он выкрутился, сохранил свое крепкое хозяйство.

Бабула щелчком отправил окурок за горку сосновых чурок, потянулся.

Из сарая, оборудованного под казарму, доносился гогот. Ржали бойцы, которым нечем было заняться. Делать спектакль из допроса парашютиста Бабула запретил. Похоже, подчиненные резались в карты, хлестали проигравшего приятеля колодой по морде. К подобным забавам Бабула относился снисходительно. Лишь бы хлопцы в бою не подводили. Но мог и взгреть при случае.

Из сарая вышел рослый и сутулый Адам Буткевич, поволокся в отхожее место на восточной окраине хутора. Герой брел, подтягивая спадающие портки. Но шмайсер был при нем, висел на плече.

В конюшне заржала лошадь, что-то загремело. Выругался Яков Коряк, угрюмый мужик тридцати восьми лет.

Скрипнула дверь амбара, высунулся любопытный Степка, двенадцатилетний отпрыск Якова, и сразу спрятался. Малый рос не по годам сметливым, слушался отца. Ему не было равных, если требовался посыльный, разведчик, возникала нужда тайно проследить за каким-нибудь селом. Степка мог пролезть в любую дырку, бесшумно пробежать по лесу, заваленному буреломом, на что не способен взрослый неповоротливый мужик.

Из-за подвальной двери высунулся Сморчук, поманил Буткевича, бредущего из сортира. Тот сменил курс, оба скрылись в подвале. Вскоре Буткевич и Карагуля под чутким руководством Сморчука вытащили безжизненное тело парашютиста, поволокли через двор к свинарнику. Вот придурки, реально свиньям решили бросить! Бабуля не стал их останавливать, пусть тешатся хлопцы. Впрочем, до свинарника они диверсанта не донесли.

На крыльцо вывалилась тридцатипятилетняя Ганка Коряк, супруга Якова, голосистая, пышнотелая, в расписной расклешенной косуле, всплеснула руками, стала орать:

– Куда вы его тащите? Креста на вас нет, изуверы окаянные! Поворачивайте оглобли, волоките за хутор!

Буткевич и Карагуля потащили в лес несчастного паренька, в котором вряд ли осталось что-то живое. За ними тянулась прерывистая красная дорожка.

Ганка, уперев кулаки в боки, придирчиво смотрела им вслед. Потом фыркнула, повернулась, чтобы уйти. Мазнула взглядом Бабулу, сидящего на завалинке, как бы невзначай облизнула губы и скрылась в доме, покачивая бедрами.

Бабула с Ганкой частенько посматривали друг на друга, но до конкретных действий дело не доходило. Нестор не хотел из-за личной похоти рисковать безопасностью всего отряда.

На земле его предков все смешалось. Здесь, в Восточной Галиции, в сорок третьем году царила полная неразбериха. Немецкие войска и батальоны фельджандармерии предпочитали сидеть в гарнизонах. Айнзатцгруппы СС и СД полностью уничтожили местных евреев и не появлялись здесь уже два года. Хотя и надо было!

В лесах орудовали отряды польской Армии Крайовой. Здесь действовали советские партизаны и диверсанты, забрасываемые в тыл немецким войскам.

Организованная и многочисленная Украинская повстанческая армия вырезала польское население, которого в этих землях хватало во все времена. Она вступала в перестрелки с партизанами Ковпака, впрочем, крупными победами на этом поприще похвастаться не могла.

На Третьем чрезвычайном соборе ОУН было принято решение о борьбе на два фронта – против «московского и германского империализма». Борцы за вольную Украину стали нападать на тыловые учреждения вермахта, громить немецкие склады, устраивать засады на дорогах. Впрочем, эта «война» велась в щадящем режиме. Немцев, захваченных в плен, оуновцы отпускали, забирали продукты, боеприпасы.

Немцы тоже не сильно выступали против УПА. Видимо, они понимали, что с приближением линии фронта эти две силы могут снова встретиться в одном окопе.

Ставка на немцев оказалась серьезной стратегической ошибкой. ОУН ушла в подполье. В независимом украинском государстве националистам было отказано наотрез. Зачем нужна великой Германии эта подозрительная самостийность на оккупированных территориях? Равноправия захотели хохлы? Смешные люди!

Степана Бандеру немцы арестовали еще в сорок первом, когда взяли Львов и нарекли его Лембергом. Впрочем, расстреливать Бандеру они не стали, отправили в Заксенхаузен, где он до сих пор и пребывал в компании однопартийцев. Закрытый блок, отдельное питание, особый режим с неплохими послаблениями. Но все равно это концлагерь, а не дом отдыха!

Немцы держали националистов на коротком поводке, особо не репрессировали, но и не поощряли. Они иезуитски использовали их нелюбовь к большевикам и всему русскому. Выходили печатные издания на украинском языке, не разгонялись митинги и собрания, если гнев ораторов не был направлен на германских воинов-освободителей.

Чего добились немцы своим несогласием с ОУН? Могли бы действовать единым фронтом, поднять всю Украину, изнемогающую под пятой коммунистов! Битвы за Москву, Сталинград и Курск продули, понесли невосполнимые потери.

В победу Германии националисты уже не верили. Вся их надежда была на то, что эти две махины сломают друг другу хребет, выдохнутся, исчерпают ресурсы, надорвутся. Тут-то и заявит о себе мощное проукраинское движение.

В последнее время сотник Бабула чувствовал неясную тревогу, какое-то подспудное замешательство, даже растерянность. Интуиция и природный ум подсказывали ему, что все приближается к своему логическому завершению, Советы одолевают. Остановить их практически невозможно. Рано или поздно они свернут Гитлеру шею.

Приказы из Злобинского куста – теневого органа местного самоуправления – начинали злить и раздражать Нестора. Помощи никакой, продовольствия и пополнения не шлют, хотя прекрасно знают, какие потери он понес в прошлом месяце в стычках с поляками и партизанами. Только требуют, зачастую невозможного!

Пока ему удавалось выкручиваться, избегать смерти. Он даже рос в чинах.

В тридцать шестом простой львовский учитель вступил в ОУН, боролся с поляками. Подпольные ячейки, явочные квартиры, конспирация, прямо как при царизме. Он бросил школу, где преподавал соплякам географию, перебивался случайными заработками.

Потом Нестор понял, что можно безбедно жить, грабя польских чиновников и важных жандармов. Незачем отдавать всю добычу в партийную кассу. В те годы он и обнаружил, что безнаказанно убивать – увлекательное занятие. Оно бодрит, повышает уровень адреналина. Никаких кошмарных снов, мучительных воспоминаний, сожалений.

В тридцать восьмом, накануне мюнхенского сговора, ему приглянулась Оксанка, горничная в доме, обитателей которого он пристрелил. Нестор женился, через год дочь родилась. Сейчас они далеко, проживают на Житомирщине у родни. Там другие порядки, нежели в Галиции. Оксанка изредка пишет, что все нормально.