Богдан Сушинский - Золото Роммеля Страница 20

– Наш глубокоуважаемый партайгеноссе Борман.

– Всего лишь? – От Скорцени не ускользнуло, что имя заместителя фюрера по партии особого удивления у рейхсфюрера не вызвало.

– Ну, еще в какой-то степени Геринг.

– Что более правдоподобно. Однако согласен: решения, судя по всему, принимал все же Борман.

– Используя, как это ни странно, абверовскую агентуру Канариса и, конечно же, свои старые партийные кадры. Впрочем, мы были заинтересованы в том же.

К паузе Скорцени прибег специально для того, чтобы позволить рейхсфюреру задать неминуемый в этой ситуации уточняющий вопрос: «Кто это “мы”?»

Зашел адъютант. Положив перед командующим войсками СС коричневую папочку с тесненным на нем золотистым орлом и произнеся при этом свое традиционное «Как вы приказывали, господин рейхсфюрер СС», он удалился. Однако Гиммлер так и не шелохнулся. Запрокинув голову, он ждал разъяснений.

– «Заинтересованы» в том смысле, что следовало максимально сузить число лиц, посвященных в тайну клада Роммеля. Только в этом случае мы можем со спокойной душой встречать «час икс».

– Но вы-то, Скорцени, понимаете, что речь идет о ценностях, которые, возможно, помогут нам продержаться в течение нескольких лет после того, как…

– Только это я и имею в виду, охраняя их, подобно разгневанному Церберу, господин рейхсфюрер СС.

– В таком случае на что рассчитывает Борман? На что вообще он может рассчитывать, помня, что клад охраняете вы?

Обер-диверсант рейха признательно ухмыльнулся: не каждый офицер СД мог рассчитывать на комплимент командующего «черной гвардией фюрера».

– Рейхсляйтер Борман владеет почти теми же сведениями о кладе, что и мы. Это вселяет в него надежду. Единственное, чего у него нет и уже никогда не будет, это очевидцев, которые бы помнили детали захоронения сокровищ, а главное, могли визуально определять, где именно следует проводить водолазные поиски.

– Что крайне важно, Скорцени. Нам не может быть безразлично, кто из нынешних руководителей рейха получит доступ к сокровищам Роммеля. Мы должны четко представлять себе, – почти патетически воскликнул он, словно дележ сокровищ должен был состояться уже завтра, – на какую идею он будет нацелен! И кто конкретно – Запад или Восток – будет стоять за его обладателями.

– За ними будет стоять Германия, – с убийственной непосредственностью охладил рейхсфюрера Скорцени. И тот, словно проигрывающий шахматист, вынужден был взять «тайм-аут».

– Значит, убирали этих людей все-таки вы, штурмбаннфюрер?

– Первых убрали люди Бормана. Но когда стало ясно, чем руководствуется при этой тактике сам рейхсляйтер, подключились мои парни. Ставка была сделана на барона фон Шмидта. Все остальные должны были исчезнуть, дабы не достаться какой бы то ни было группе кладоискателей. В этом наши с Борманом намерения почти совпали.

Гиммлер промычал что-то нечленораздельное, что можно было истолковывать и как недоумение, и как полное одобрение действий обер-диверсанта рейха. Понятно, что Скорцени предпочел второе.

– И вот теперь идет охота на душу бедного Шмидта?

– Идет, – кротко признал Скорцени. – И было бы странно, если наши оппоненты успокоились.

– Нападение на него в унтер-офицерской школе – тоже идея Бормана?

– Это оскорбило бы нас. Нападение в школе следует воспринимать всего лишь как имитацию. Стреляли мои люди.

– Зачем… стреляли?

Во время своего недавнего посещения Италии Скорцени понадобилось встретиться с одним из «донов» североитальянской мафии, поддержкой которого время от времени пользовался Муссолини. Контакты с ним понадобились Скорцени, чтобы лишний раз подстраховаться относительно неприкосновенности виллы «Орнезия», в районе которой как раз и действовало одно из благородных семейств, подчиненных дону Кастеллини.

Так вот, в эти минуты Гиммлер очень напоминал ему «дона»: та же вальяжная многозначительность, тот же налет снисходительной медлительности сатрапа, способного казнить и миловать… «Очевидно, – подумал он, – люди, достигающие огромной, неафишированной власти, независимо от того, в качестве кого они предстают легально, в обществе, приобретают какие-то особые, общие для всех властителей тайных обществ, черты характера и даже внешности. Магистр ордена СС – одно из подтверждений этой теории».

– В принципе, его следовало тогда же и расстрелять: настолько нагло начал вести себя фон Шмидт в последнее время. Но… для начала пришлось популярно, с помощью шмайссеров, объяснить, кто он в этом мире на самом деле, и благодаря кому все еще не числится в покойниках. А главное, наглядно продемонстрировать барону, что в безопасности он может чувствовать себя лишь до тех пор, пока остается верным нам и обету молчания.

– И обету молчания, штурмбаннфюрер, именно так: обету молчания! – угрожающе постучал указательным пальцем по столу Гиммлер, словно требовал такого же обета, причем сейчас, немедленно, от самого Скорцени. – И пусть только кто-либо осмелится нарушить его!

21

Лишь в отеле, в своем номере, куда Курбатов вошел вместе со Шмидтом, они наконец вскрыли пакет.

Удостоверение личности, на котором красовалась фотография барона, утверждало, что владельцем документа является оберштурмбаннфюрер Фридрих Лоут.

– Что ж вы скрывали, барон, что на самом деле вы – «тот самый» Лоут, а не какой-то там фон Шмидт?

– Кем только я ни был за последние несколько месяцев. Кстати, почему эти сволочи из отдела фальшивых документов не написали «фон Лоут»?

– Очевидно, опасались, что с приставкой «фон» легче выяснять личность. Аристократов в Германии значительно меньше, нежели неизвестно когда получивших свой очередной чин оберштурмбаннфюреров.

– В таком случае плевать я хотел на их удостоверения, – проигнорировал барон попытку князя Курбатова «подколоть» его.

– А между тем Скорцени особо предупреждал меня, а следовательно, и вас, что в «Орнезии» барон фон Шмидт может появиться только под фамилией, указанной в удостоверении. Так что благодарите Бога и Скорцени, что вам хотя бы оставили ваш чин.

– Я получил этот чин по приказу самого Гиммлера.

– Лишить его тоже могли по приказу все того же рейхсфюрера, – убийственно «успокоил» барона обер-диверсант.

Услышав это, фон Шмидт отпрянул, словно от автоматной очереди, и процедил, что у него не меньше заслуг перед рейхом, чем у многих других, которые давно ходят в генералах, в том числе и в генералах от СС. Однако это довод никакого впечатления на Скорцени не произвел.

– Кстати, вот еще один документ, – как ни в чем не бывало, продолжил он. – Оказывается, это медицинская справка, из которой следует, что в течение двух месяцев вы пребывали в 117-м госпитале, на излечении по поводу контузии и воспаления легких. Как это вас угораздило, господин Лоут?

– Прекратите, полковник! – поморщился барон.

– А потом еще и попали в санаторий войск СС, где заодно подлечивали печень. Завидую.

– Лучше бы эти кретины действительно направили меня в санаторий, чтобы подлечить эту самую печень.

– И, наконец, еще один документ, которым удостоверяется, что в настоящее время оберштурмбаннфюрер Лоут выполняет особое задание службы безопасности Главного управления имперской безопасности.

– Увидев эту бумажку, английская контрразведка падет передо мной ниц.

– А по-моему, вам нечего жаловаться на судьбу, оберштурмбаннфюрер, – передал Курбатов все эти бумаги их владельцу. – Чин сохранен. Болячки ваши фронтовые основательно подлечены. Задание настолько секретное, что ни вам, ни мне – не говоря уже о Сикрет Интеллидженс Сервис – сути его понять не дано. Чего еще желать офицеру, когда вокруг – война, а ему предлагают виллу на Лигурийском побережье?

– Посмотрел бы я, как бы вы чувствовали себя, если бы в течение трех месяцев вам трижды меняли фамилию, швыряя при этом из одного конца Германии в другой, а оттуда – в Италию.

– Ну, к изменению фамилий мне не привыкать.

– Черт, вы ведь диверсант. Пардон, совершенно упустил из виду. А каково чувствовать себя в своем же тылу, когда, чуть ли не каждую неделю сообщают, что кто-то из людей, с которыми ты осуществлял некую сволочную операцию, то ли при очень странных обстоятельствах погибает, то ли сдуру кончает жизнь самоубийством?

– К этому я тоже привык. Что же касается ваших знакомых… Не кажется ли вам, что все, кому по замыслу СД, положено было исчезнуть, уже исчезли? Вам пора понять, что с исчезновением каждого из них ваши шансы – лично ваши, оберштурмбаннфюрер Лоут, на то, чтобы дожить до конца войны, резко увеличивались?

– Мне порой тоже казалось нечто подобное. Но теперь вновь мерещится очередная автомобильная катастрофа или выстрел из-за угла.

– Об этом можете забыть. Если бы он должен был прозвучать, этот «выстрел из-за угла», он бы давно прозвучал. Причем в числе первых из этой серии «устранений».