Юлия Латынина - Бандит Страница 21

Наверху, на горе, боевики наконец сообразили, где кончается собственно яма, и теперь копали немного сбоку, продираясь сквозь белую слежавшуюся глину.

Они работали нервно и торопливо.

Где-то в лесу ухал филин, далеко-далеко на военном аэродроме пронзительно загудел самолет, пленник извивался по земле бессловесным и безруким червяком.

Движения Валерия были не совсем бесцельными: в метре или двух от борозды, где его положили, склон резко уходил вниз. Он был усыпан всяким дерьмом, и битые местной детворой стекла сверкали в лунном свете, как блестки на юбочке фигуристки.

Ах, только бы перевалиться через борозду!

Рот был заклеен, руки немели от наручников. Старая консервная банка, выброшенная из земли лопатой боевика, полоснула Валерия ржавой крышкой по щеке, и тут же впаянный в землю кремень чуть не выбил глаз. «Закопают, — думал в отчаянии Валерий, — убьют и закопают, а, черт!»

Еще один шматок желтой глины шлепнулся о плечо, подпрыгнул, ударился о землю и разлетелся на мелкие кусочки, запрыгавшие вниз по склону.

«А-а, была не была!»

Валерий перевернулся на другой бок, словно уклоняясь от следующей порции глины, сделал еще один оборот, другой, третий — и покатился вниз.

Меж тем внизу из-за складского забора высунулась вихрастая голова и сказала водителю шепотом: — Порядок, Толик, имеем. Компот болгарский, тушенка бошевская. Я арбуз прихватил — пожрать. Грузим?

— Тише, Груздь, — сказал водитель, — видишь вон тех хмырей на горе?

— А чего они там делают?

— Хрен их знает. Подождем, пока уедут.

— Да грузи ты!

— Не буду!

Тот, кого водитель назвал Груздем, перевалился через забор, приподнялся на цыпочки и принял в руки огромный арбуз, переданный ему из-за стены третьим экспроприатором по прозвищу Кроха. Еще мгновение — и Кроха тоже переправился в кабину, чтобы хозяйским глазом оценить ситуацию.

— Е-мое! — вдруг сказал Кроха.

— Чего это там катится?

Два боевика, занятых могилой, не сразу обратили внимание на отсутствие пленника. Первым среагировал на происшедшее Леха.

Пропал, — заорал он, — пропал!..

Леха выскочил из могилы и бросился к обрыву.

Пленник весело катился по склону вниз, уже метрах в двадцати. Боевики бросились за ним. «Нагоним», — решил Леха, делая огромный прыжок.

И тут его нога задела старую, вросшую в землю проволоку. Проволока разодралась с печальным скрипом, а Леха перекувырнулся в воздухе, на манер дельфина, прыгающего за свежей ставридкой, и, приземлившись на оба глаза, пропахал землю носом. Мишка споткнулся об него и едва не упал..

— А, б..! — заорал Леха, и, выхватив из кармана дуру, начал садить маслины в стекла и консервные банки, усыпавшие склон.

Внизу, в грузовике, шайка расхитителей народного имущества с ужасом наблюдала за происходящим.

— Рвем когти, — скомандовал Кроха.

Водитель, не дожидаясь второго приглашения, завел мотор. Грузовик взвыл и запрыгал по узкой дороге, левым колесом залезая на холм, а правым утопая в тракторной грязи.

Валерий катился все быстрее и быстрее, и теперь было ясно, что он катится под колеса грузовика.

— Е-мое, мы же его раздавим! — заорал водитель.

— Давай жми! — распорядился Кроха, открывая левую дверцу и вытаскивая длинный железный прут с крюком на конце, вроде тех, которыми на средневековых миниатюрах демоны волокут грешников в ад, а в советских условиях они применяются для перемещения тары и контейнеров, в том числе и в целях хищения социалистической собственности.

Грузовик взвыл и наддал. Передние его колеса разминулись с головой катящегося со склона человека на полметра. В тот момент, когда Валерий неизбежно должен был попасть сзади под грузовик, Кроха, свесившийся из левой дверцы, аккуратно подцепил его своей кочергой и втащил в кабину.

Выстрелы загремели с новой силой, и одна из пуль оставила неаккуратную медузистую дырку в стекле.

Насмерть перепуганный водитель забыл, что на свете есть тормоза. Грузовик летел, прыгая по кочкам, как курица, убегающая от хорька.

Кроха в грузовике отодрал с разбитого лица Валерия пластырь.

— Ты откуда такой красавец? — бросил через плечо водитель.

— В помойке, что ли, купался?

— Купался, — сказал Валерий, — да не сам. Ты вот что, езжай побыстрей, а то те, что меня купали, пожалуй, догонят.

— Быстрее мы только на тот свет приедем, — резонно заметил водитель, перепрыгивая на немыслимой скорости буераки и колдобины.

На вершине свалки Мишка сообразил, что добыча заворачивает за угол и выходит из зоны обстрела.

— По коням! — заорал Мишка. «Шестерка» взвизгнула всеми четырьмя колесами и запрыгала к подножию свалки. Она уже прошла половину пути, когда переднее правое колесо с размаху налетело на железный штырь от старой ограды, высунувший из-под земли предательскую головку. Камера мгновенно зашипела. В ту же секунду другое колесо взлетело на булыжник. Двойное потрясение оказалось слишком велико для машины. Руль выбило из рук Мишки, «шестерка» вильнула задом, поднялась на дыбы и закувыркалась по склону.

Тем временем грузовик выбрался на проселочную дорогу и изо всей силы припустил в направлении шоссе. Кроха извлек Валерия из ковра, облепленного всякой дрянью и усеянного впившимися в твердую ткань осколками стекла.

— У тебя напильник есть? — спросил Валерий, когда грузовик проехал мимо большого указателя с надписью: «300 м — МКАД».

— А что? — Я в наручниках.

Кроха опасливо обозрел пассажира.

— Ну, парень, круто ты залетел! Это кто ж тебя так?

— Меньше знаешь, дольше живешь.

— Понял, парень. В ментовку не пойдешь?

Валерий только хмыкнул.

— Дошло, — сказал Кроха.

— Я просто хотел сказать, что в ментовке светиться не стану.

Глава 5

Было уже семь утра, когда Валерий вошел в подворотню, за которой располагалась старая подсобка Павла Сергеевича.

Кроха, добродушный, хотя и ворчливый мужик, не задавая ему лишних вопросов, довез его до своей развалюхи, нечаянно уцелевшей близ кучки новых шестнадцатиэтажек, возведенных у МКАД. Лобзик у Крохи был, но наручники Кроха перепиливать не стал. Зачем портить хорошую вещь? Устроив Валерия брюхом на столе, Кроха поковырялся в замке и через пять минут снял наручники целыми и невредимыми. Кроха оставил их у себя — авось пригодятся в хозяйстве.

Через час, когда пошли первые электрички, Валерий распрощался со своими новыми друзьями и погрузился в первый же поезд, спешащий к Курскому вокзалу.

Валерий шагнул в подворотню и сразу понял, что его ночные приключения еще не кончились. Фургончика — его фирменного фургончика с надписью «Снежокъ» и улыбающейся глазастой снежинкой, у подсобки не было: зато стояли две «синеглазки». Вокруг магазина топталось пять или шесть человек, из которых только двое были в штатском, но и в штатских можно было за версту распознать ментов.

Валерий похолодел, понимая, что лучше всего будет вот сейчас же нырнуть направо и раствориться в сыром утреннем тумане. Еще ни одна встреча с ментами, защитниками граждан и опорой правопорядка, не кончалась в пользу Валерия. Обычно менты обыгрывали его всухую. И сейчас Валерий чуть не сделал разворот кругом, чтобы обдумать, как да что, но в этот миг из двери,подсобки выскочил плачущий Павел Сергеевич и полетел к Нестеренко, как голодная курица к зерну: — Валера! Господи!

— А, а! — поспешил за завмагом участковый. — Вот и гражданин Нестеренко явился! Собственной персоной! Да в каком он виде!

Валерий поглядел на себя. Действительно, ночные события отрицательно сказались,на состоянии его гардероба. Серый костюм основательно изгваздался и в багажнике, и в гараже, а летний слалом по подмосковным холмам и вовсе отправил обновку в нокдаун. Волосы Валерия слиплись от смеси запекшейся крови и водки. К тому же, пока Валерия волокли в гараж, Рыжий пару раз вмазал мороженщику по титульному листу — еще чудо, что зубы не выбил. Хотя какое чудо — просто кулачок у Рыжего слабенький, не дал Бог кулака бодливой корове, вот и носит с собой бодливая корова волыну.

— Вазген Аршаков, следователь прокуратуры, — представился человек, вышедший из подсобки вслед за участковым. Человек был толст, как перекормленный цыпленок, — двух Валериев Нестеренко можно было бы сделать из этой бочки с салом, и еще килограммчиков пять осталось бы. Лицо у следователя, несмотря на июльскую жару, было незагорелое, сероватое и напоминало кусок размороженного мяса, в который воткнуты два живых глаза цвета ежевики. Возраст его, как у всех очень толстых людей, угадать было трудно — пожалуй, было ему немногим за тридцать, но он и в пятьдесят выглядел бы так же.

— Пьяный, — сказал участковый, — обратите внимание, Вазген Аршалуисович, пьяный, еще шатается.