Евгений Сухов - Алмазный остров Страница 21

– А мне известен человек, взявший это письмо? – поинтересовался Влодзимеш.

– Положим, нет, – ответил генерал-адъютант.

– Тогда я постараюсь сначала узнать о похитителе письма как можно больше, – заявил Ренке.

– А что именно? – спросил Иван Александрович, поглядывая на юношу с уже некоторым интересом.

– Характер, наклонности, привычки, взгляды на жизнь, мировоззрение… По возможности, конечно, – поспешил добавить Ренке, так как уже хорошо знал в свои семнадцать лет, что чужая душа – потемки.

И вообще, сей юноша весьма быстро накоплял жизненный багаж, и его «дорожная сумка», именуемая жизненным опытом, стремительно тяжелела и весила уже более, нежели у рядового молодого человека, скажем, двадцати трех – двадцати пяти лет…

– Еще пристрастия, интересы, увлечения, слабости, пороки, если они имеются… – продолжал перечислять Ренке качества, присущие человеку в отдельности и людям вообще. Выражение лица генерал-адъютанта сменилось со снисходительного сначала в удивленное, затем в любопытствующее и заинтересованное…

– А каким образом вы намерены узнать все это? – чуть подавшись к юноше, спросил начальник жандармского управления.

– Путем розыскных действий и личного знакомства с похитителем письма, – ответил Влодзимеш и поднял живые ясные глаза на генерал-адъютанта.

– Вы намерены лично познакомиться с ним? – с интересом спросил Иван Александрович.

– Намерен, – подтвердил Ренке.

– С какой целью?

– Дабы иметь подтверждение к уже собранным на него материалам. Или опровержение, – быстро добавил Влодзимеш.

– Любопытная точка зрения. А зачем вам, милейший, нужно знать этого человека? – задал вопрос генерал-лейтенант, который, как надеялся главный жандарм Варшавской губернии, поставит упрямого парня в тупик.

– Это мне необходимо по двум причинам, – не раздумывая, ответил Ренке. – Первая. Возможно, узнав о его пристрастиях, пороках и слабостях, на него удастся собрать компрометаж. Тогда может состояться простой обмен: я ему отдаю компрометаж на него, он мне – письмо, компрометирующее пани высшего света…

– Ну, это понятно, – скорее пробормотал, чем ответил генерал-адъютант Фуллон, поскольку паренек Володя оказался не таким простым и наивным, как поначалу о нем подумал Иван Александрович. – А какова вторая причина?

– Вторая причина… Если знать об этом человеке как можно больше, это позволит догадаться, где он прячет письмо. А догадавшись, мы сможем изъять его, – ответил Ренке.

– Поясните, – предложил Влодзимешу генерал-адъютант.

– Поясняю, – ответил Ренке. – Если похититель письма человек мышления обыкновенного, то есть массового, то он наверняка спрячет письмо куда-нибудь в ножку стола, потайное дно бюро, двойное дно чемодана или какой-либо подобный тайник. Тогда, воспользовавшись его отсутствием, можно будет метр за метром исследовать на наличие тайника его квартиру или дом и, в конце концов, сыскать письмо. Если же данные, собранные о похитителе, позволят сделать вывод, что человек этот мышления неординарного, то, скорее всего, письмо будет лежать на самом видном месте, то есть невидимом для обычного глаза. Ведь когда объект близко – часто искажена перспектива. И этот объект глаз просто не видит. К тому же истина не всегда сокрыта за семью печатями и может просто лежать на поверхности. К примеру, обычно – скажем, на карте – мы очень внимательно ищем и находим все мелкие наименования населенных пунктов, а вот крупные, да еще написанные с большими интервалами между буквами, не видим. Так же и с этим письмом. Его тогда нужно будет искать среди бумаг, разбросанных на столе, на бюро, в кармане шлафрока, а возможно, и приколотым к стене…

– Браво, Владимир Августинович, – генерал-лейтенант Фуллон уважительно назвал юношу по имени-отчеству и даже два раза прикоснулся ладонью к ладони, изображая аплодисменты. – Вы прекрасно справились с первой задачей. А разрешите задать вам еще одну?

– Извольте, – спокойно произнес Влодзимеш.

– Хорошо. – Генерал Фуллон совершенно серьезно посмотрел на собеседника. – Вам показалось, что за вами следят. Как удостовериться в этом? Или в обратном? И, по возможности, незаметно для того, кто следит за вами, – добавил начальник жандармского управления.

– Это довольно просто, – заметил Ренке.

– Не думаю, – возразил ему на это Иван Александрович. – Обнаружить слежку опытного филера – целое искусство, которому нужно долго и основательно обучаться.

– Совершенно с вами согласен, господин генерал. Этому искусству вполне возможно обучиться, – невозмутимо ответил Влодзимеш.

– Тогда… Слушаю вас.

– Существует несколько способов обнаружить за собой слежку, – начал Ренке. – Первый, я называю его «способом развязавшегося шнурка», состоит в том, что вы якобы обнаруживаете, что у вас развязался шнурок ботинка. Вы наклоняетесь и незаметно бросаете взгляд назад. Он более незаметен, нежели просто оглянуться, и будет невидим для преследующего вас человека…

– Хм, возможно, – отреагировал генерал Фуллон. – Продолжайте…

– Второй способ, я называю его «зеркало», предполагает остановиться у какой-нибудь зеркальной или просто стеклянной витрины и, якобы рассматривая выставленные в ней товары, проследить по отражению в ней, не остановился ли кто также. Запомнить его. И в случае, если он встретится или будет замечен еще раз, можно сделать вывод, что этот человек за вами следит. А затем постараться оторваться от него, если в этом есть серьезная необходимость.

– А как оторваться? – с большим интересом спросил Иван Александрович.

– Уйти проходными дворами…

– Еще какие-либо способы обнаружения слежки вам известны? – поинтересовался генерал Фуллон.

– Да, – ответил Влодзимеш.

– Слушаю вас.

– Следуя, скажем, по улице, надо вдруг остановиться, словно спохватившись, что вы чего-то забыли, и повернуть назад прямо в противоположном направлении тому, каким вы шли до этого. Идти, скользя взглядом по лицам прохожих, стараясь их запомнить. Потом снова повернуть назад через какое-то время, снова как бы мимоходом глядя на лица прохожих. И если встретится знакомое уже лицо, – все! Этот человек явно за вами следит…

– Вопросов больше не имею, – удовлетворенно произнес генерал-лейтенант и взялся за раструб телефона. – В жандармские офицеры я вас пока, – паузой он подчеркнул последнее слово, – взять не могу, но буду рекомендовать вас начальнику сыскного отделения господину надворному советнику Сысоеву Константину Дмитриевичу. Вас это устроит?

– Устроит, – расплылся в улыбке Влодзимеш.

– Так я телефонирую ему о вас? – повторился генерал-лейтенант. – Учтите, секретный агент – это на всю жизнь.

– Я согласен, – сказал Ренке.

– Хорошо, – сказал Иван Александрович, и через несколько минут Ренке уже ехал на извозчике к надворному советнику Сысоеву.

Константин Дмитриевич принял его по-простому. Напоил чаем, а затем много и долго расспрашивал. Задавал разные вопросы, кажущиеся Влодзимешу пустыми, малозначащими и к делу не относящимися: кто его отец и мать, есть ли у него девушка, нравится ли ему синематограф, какие игры были у него самыми любимыми в детстве и что он в настоящий момент читает. К примеру, Ренке совершенно был сбит с толку вопросом, любит ли он стихи. Стихи Влодзимешу нравились, но ответить правду было как-то неловко. В конце концов, он ведь не барышня, чтобы ему нравились стихи, верно? Так примерно он и ответил, чем вызвал у надворного советника кривоватую усмешку.

– Читать стихи и любить их очень полезно, – заметил надворный советник. – А писать – тем паче. Это развивает образное и аналитическое мышление. Советую начать.

– Ну, я пописывал… немного… в детстве, – попытался исправить свою ошибку Ренке.

– Вот и славно, – хмыкнул на это Сысоев и добавил: – Я, признаться, так и думал.

Он начальника сыскного отделения нельзя было скрыть даже крохотную тайну. Его глаза были словно рапиры, которые пронизывали все потаенные места, о которых хотелось умолчать. Поняв, что надворному советнику лучше говорить чистую правду, Влодзимеш расслабился и на последующие вопросы отвечал искренне и без намека на утайку. Оказалось, что это легче и проще, чем обдумывать ответы, чтобы подать их «в лучшем свете», дабы произвести положительное впечатление. К тому же с Сысоевым сделать это было положительно невозможно: свое впечатление о человеке он всегда формировал самостоятельно и никогда не попадал под влияние других взглядов.

Сысоев тотчас заметил, что кандидат теперь вполне искренен, и ходом «дознания», как он это называл для себя, остался доволен. А парень… Что ж, он производил впечатление весьма неглупого и исполнительного малого, готового добиваться своих целей независимо от количества преград и трудностей. А это в деле сыщика весьма важное качество.