Станислав Олейник - Тени прошлого Страница 21

— Понял, Семен Алексеевич, а…. - но трубка уже квакала короткими гудками.

В десять пятьдесят Павел уже парковал свою «пятерку» на стоянке городской прокуратуры, а без трех минут одиннадцать, уже был в приемной Веригина. Одарив симпатичную секретаршу широкой улыбкой, он назвал себя, и сказал, что ему назначена встреча в одиннадцать ноль-ноль.

После обязательных, в таких случаях, приветствий и любезностей, которые бывают при встречах давно не видевшихся однокашников и бывших коллег, Веригин вдруг замолчал и сожалеюще покачал головой:

— Это же сколько, Павел Александрович, мы не виделись, а?

— Три года, Сеня, три года. Последний раз мы столкнулись в коридоре конторы, когда я выходил из отдела кадров, где решал свои пенсионные проблемы…

— Да, да…. точно. А я думал больше, — закивал, поморщившись, Веригин, которому явно не понравилось фамильярное обращение к нему Павла.

— Ни хрена, переживешь, — злорадно подумал Павел, заметив пробежавшую по лицу Веригина недовольную гримасу, а вслух спросил:

— Так чем, Семен, я обязан тебе? Ты же хотел видеть меня не для обмена любезностями? — Павлу захотелось закурить, но, пробежав глазами по столу и не обнаружив на нем пепельницы, от своих намерений отказался.

— А ты не догадываешься, Павел Александрович? — барственно откинулся в своем кресле Веригин.

— Ума не приложу, зачем я тебе вдруг понадобился, — пожал плечами Павел.

— Эх, Павел Александрович, Павел Александрович, — снова покачал головой Веригин. — У нас в городе наш однокашник Витя Лустенко, с которым ты встречаешься, а говоришь, понятия не имею.

— Ну и что? — снова пожал плечами Павел. — Что-то я не пойму тебя, Сеня. С каких это пор встречи с однокашниками стали считаться криминалом. А как тогда наша сегодняшняя встреча с тобой?

— А ты знаешь, о цели его приезда в наш город? — ответил вопросом на вопрос Веригин.

— Знаю. Деловая.

— А если конкретнее…

— А если конкретнее, Сеня, ты можешь спросить его об этом сам.

— А ты не мог бы мне в этом помочь? — Веригин посунулся на полировку стола, — так сказать, по старой дружбе. Ты же знаешь, мы никогда с Лустенко не были друзьями…

— Ты что же, Сеня, уж не вербовать ли меня собрался? — усмехнулся Павел.

— Что ты, Павел Александрович, такие экземпляры, как ты, вряд ли пойдут на вербовку, — неприязненный взгляд Веригина, не останавливаясь, скользнул по лицу Павла.

— Слушай, Сеня, — Павел уперся жестким взглядом в Веригина, — не юли вокруг, да около. Говори, что от меня надо.

— Хорошо, я был уверен, что мы поймем друг друга. Я знаю, что ты можешь мне связаться с Лустенко. Передай, что я хотел бы встретиться с ним.

— Не обещаю, но попробую передать, если он только не уехал.

— Не уехал, не уехал, — усмехнулся Веригин. — Здесь, — протянул он Павлу свою визитку, — все мои телефоны. Пусть позвонит. Я согласен встретиться с ним в любой, — официальной, и неофициальной обстановке…

Павел вышел на Лустенко по мобильному телефону сразу, как только оказался в своем автомобиле…

— Боже-е мой! Витя! — явно с наигранным радушием раскинул в разные стороны руки Веригин, поднимаясь из-за стола навстречу гостю.

— Проходи, проходи, присаживайся. — Он подхватил Лустенко под локоть, и подвел к стоящему напротив стола креслу.

— Это сколько же мы не виделись? — деланно засмеялся он, опускаясь в свое, похожее на царский трон, кресло.

— Да уж, пожалуй, перевалило уже за двадцать годков, — в тон ему ответил Лустенко.

— Летит время, лети, — с грустью покачал головой Веригин, и вдруг, его словно прорвало. А помнишь, Балашиху?.. Кабак, «Бычий глаз»! В кабак тот пускали только наших, с «Объекта»!

Закатив глаза, Веригин захохотал, — а какую брюнетку ты там отхватил!.. А? — подмигнул он и снова закатил глаза.

— Не я, Сеня, не я…. Ты перепутал…. То был Женька Боровик…

— А…да, да… Точно, Женька…. Вот летит время, — явно сбавляя пыл наигранного радушия, забормотал Веригин и, достав платок, трубно высморкался. Интересно, где он сейчас?

— В Киеве. Тоже на пенсии…

— Ну, и как ты меня нашел? — прервав гостя на полуслове, Веригин неожиданно прошелся он барственным взмахом руки по кабинету.

— Слов нет, Семен, слов нет! — Зная слабость Веригина к роскоши, и подыгрывая тому, поднял обе руки Лустенко. — Один полированный стол, что значит, — махнул он по полировке рукой.

Знал Лустенко, как шагал его однокашник по этой жизни. Ради карьеры шел буром, сметая все и вся со своего пути, забывая при этом, что существует еще и совесть, и порядочность, отдавая предпочтение лжи, лести, угодничеству и подлости.

И наблюдая сейчас за этим самодовольным, обрюгсшим с висящими брылями, лицом, которое и близко не напоминало того юного старшего лейтенанта с факультета военной контрразведки, Лустенко с неприязнью думал, сколько на совести этого человека загубленных судеб. На память неожиданно пришел случай с сыном своего товарища, в те далекие годы, — заместителя командира авиационного полка далекого Приморья.

Сын его тогда был курсантом выпускного курса высшего военного авиационного училища летчиков, который курировал отдел военной контрразведки, руководимый Веригиным…

А началось все с того, что в одной из дискуссий, спровоцированных агентом из числа курсантов, этот паренек имел неосторожность усомниться в правильности политики СССР области экономического строительства…. И все. Сотрудник Веригина, с его санкции, заводит на паренька дело оперативной проверки с окраской «Антисоветская агитация и пропаганда». А дальше? Дальше все, как обычно бывает в подобных случаях: Паренька исключают из кандидатов в члены КПСС, и, конечно же, из училища. Из Приморья срочно прилетает отец. Встречается с начальником училища, который, беспомощно разводя руками, ссылается на Особый отдел. От встречи с отцом паренька, Веригин уклоняется.

Немного позднее Лустенко связывается по телефону с Веригиным. Тот клянется, что лично будет ходатайствовать о восстановлении отчисленного через год, но…. Абсолютно ничего не делает…

По взгляду полному злобы и ненависти, который Лустенко успел поймать, он понял, что Веригин видит фальшь в его восхищении, и, конечно же, не удивился этому. Они оба знали, что ведут игру, которая является преддверием острой между ними схватки. И каждый, наблюдая за оппонентом, гадал, что же известно о нем его оппоненту…

Бывший хорошим психологом, Лустенко, наблюдая за Веригиным, пришел к выводу, что тому пока не известно, что пакета с героином, подброшенным его людьми в один из боксов, там уже нет. Его еще вчера вечером, обнаружили и изъяли его специалисты. Было предельно ясно, что Веригин пригласил его к себе, не просто так, а специально, чтобы предъявить, обнаруженный на автопредприятии, героин.

Его нервозность, частые взгляды на телефонный аппарат, все говорило, что «работа» его людей на автохозяйстве, все еще ведется.

— Семен, — нарушил затянувшееся молчание Лустенко. — Ты через Пашу Калинника передал, что хотел видеть меня. Хотелось бы знать, по какому вопросу? Если просто пообщаться, как с бывшим однокашником, извини, зная тебя, я этому не поверю.

Веригин откинулся на спинку кресла и, с шумом выдохнув воздух, произнес:

— Да, ты прав. Встретиться с тобой я хотел совсем по другому вопросу…

— И поэтому установил за мной «наружку»? — перебил его Лустенко.

— Можно подумать ты все это время сидел, сложа руки, — в тон ему ответил Веригин.

— Конечно, — кивнул Лустенко. — Я не скрываю этого. Я знал, что рано или поздно встречусь с тобой, и поэтому присматривался, кем и чем, в настоящее время стал Сема Веригин. И узнал, что Сема, помимо выполнения своих, сугубо профессиональных обязанностей, работает еще на некую корпорацию, которая его за оказываемые услуги, неплохо прикармливает…

— Да ты, в своем уме?! — едва не задохнувшись, возмутился Веригин. — Как ты смеешь!

— Смею, Сеня, смею, и в уме я своем, — невозмутимо ответил Лустенко, после чего снова наступила затяжная пауза.

— Сема, — снова нарушил он ее, — скажи откровенно, на кой хрен, ты затеял эту авантюру с автобазой?

Хотя Веригин и ожидал этого вопроса, все же, прозвучал он для него, неожиданно. Он поперхнулся и закашлялся. С трудом, приходя в себя, невнятно пробормотал;

— Сигналы, Витя…. Нехорошие сигналы… Ты же сам когда-то получал сигналы, и знаешь, что они подлежат проверке…

Веригин явно уходил от ответа на поставленный вопрос, и Лустенко прекрасно видел и то, что тот находится в явной растерянности.

Телефонный звонок прозвучал неожиданно и резко.

— Слушаю! Да, да! — прокричал фальцетом в трубку Веригин.

Трубка что-то верещала тонким металлическим голосом. Но потому, как менялось лицо Веригина, превращаясь из растерянного в злое, и наоборот, — вести для него были далеко не те, которых он ожидал.