Сергей Зверев - Жиган: жестокость и воля Страница 23

Гаврила по-прежнему осторожничал, вперед не рвался, ногами не размахивал. С таким противником Константин встречался едва ли не в первый раз в жизни. Нужен какой-то нестандартный тактический ход. И Константин нашел его.

Воспользовавшись тем, что путь к двери был свободен, Константин рванулся туда, подобрал с пола треснувшую пополам табличку с надписью «Саланг» и резким движением кисти отправил ее в голову «гренадера».

Неожиданный удар в ухо ошеломил Гаврилу. Он поднял руки вверх, на считанные доли секунды оставив корпус без прикрытия.

Константину понадобилась полная концентрация сил, чтобы воспользоватьсяэтой предоставившейся возможностью для атаки. Почти из положения сидя он прыгнул на противника и нанес ему прямой боковой удар в голень чуть пониже коленной чашечки.

Удар оказался настолько сильным и болезненным, что Гаврила мгновенно потерял равновесие и рухнул на колено. Со стороны это выглядело так, словно его ногу внезапно перерубили пополам.

Дальнейшее было делом техники. В полушпагате Константин ударил противника ногой в лоб чуть повыше переносицы.

Гаврила завалился на спину и, неловко взмахнув руками, ударился затылком о стол. В следующее мгновение он затих.

Василий, с тревогой наблюдавший за схваткой, наконец-то смог облегченно вздохнуть.

— Уф, — сказал он, наклоняясь через стол, чтобы взглянуть на поверженного противника. — Я думал, он тебя завалит.

Константин выпрямился, отряхнул брюки, вынул из кармана носовой платок и приложил к губе.

— По морде он мне все-таки дал, — сказал он, промахивая кровь.

— Ну-ка повернись, — произнес Василий.

— Что?

— У тебя штаны по шву разъехались, — заметил Трубачев.

Скосившись через плечо, Константин нащупал на брюках под поясом дырку в ладонь шириной.

— Твою мать, — ругнулся он, — итальянские…

— И рубашка в крови. Действительно, на левой стороне белой рубашки Константина появилось несколько небольших красных пятен.

— Ладно, пиджак надену — все прикроется.

Константин наклонился над Гаврилой, который застонал и пошевелился.

— Что за мудаки?.

— Афганцы, — сказал Трубачев, закуривая сигарету, которую он так и не выпустил из рук.

— Афганцы?

— А ты думал кто?

— Теперь уже неважно, что я думал.

Что ж, это объясняло многое. Люди Чернявого едва ли пришли бы сюда с пустыми руками. Да и руки у большинства из них были синими от росписей, сделанных на тюремных нарах. Именно поэтому их группировка называлась «Синими».

А у Гаврилы и у Черта ни одной татуировки Константин не заметил. Кстати, Черт по-прежнему стоял на четвереньках в ко-

ридоре, покачиваясь из стороны в сторону и негромко канюча:

— Уй, бля, уй, бля.

Только сейчас Константин почувствовал, что напряжение схватки спадает. Глубоко вздохнув и выдохнув несколько раз подряд) он успокоился, поправил съехавший набок галстук, снял со спинки стула пиджак, надел его и застегнул на все пуговицы.

— Василий, глянь-ка, сзади все нормально? — сказал он, поворачиваясь спиной к Трубачеву. — Дырки не видно?

— Порядок.

— Ладно, так что им от тебя надо?

— Как тебе сказать, — вздохнул Трубачев, — хотят, чтобы я сваливал отсюда.

— Почему?

— Они же местные, собираются свой союз зарегистрировать. А может, уже зарегистрировали.

— Не понимаю, — искренне удивился Константин. — Ты точно знаешь, что они афганцы? Может, урла какая-нибудь?

— Не урла, точно — махнул рукой Трубачев. — Вон тот, Черт, служил в роте охраны Сороковой армии. А Гаврила — спецназовец.

— Не может быть, — вырвалось у Константина.

— Еще как может.

— Так что же это за херня получается? Там все вместе воевали, под одними пулями ходили. А как домой вернулись, так готовы уже и глотки друг другу перегрызть. За что? Объясни, Василий.

— За что? За деньги, конечно. Льготы у нас, понимаешь? Кто раньше сел, тот раньше съел.

— А вместе никак нельзя?

— Я им предлагал. Но они говорят, что я самозванец и чтобы убрался отсюда.

— Неужели нельзя договориться? Нас же мало.

— Двоим на одном стуле не усидеть. Гаврила наконец очнулся и привстал на полу, держась рукой за ушибленный затылок.

— Ну ты и приложил меня, — хрипло сказал он, глянув на Константина.

— Мужики, я же вас предупреждал, — сказал Трубачев, — это Костя Панфилов. Не надо с ним связываться.

Константина охватило странное чувство брезгливости, перемешанное со стыдом и болью. Болью не физической, но душевной.

Армейское братство, скрепленное кровью и общей судьбой, рушилось прямо на глазах. Неужели нет в этом мире ничего надежного и настоящего?

— Ты где служил? — спросил Константин своего поверженного противника.

— Триста семидесятый отдельный отряд спецназа Двадцать второй отдельной бригады.

— Да какой же ты, к едрене матери, спецназовец, — взорвался Константин, — если на своего брата прешь?

Гаврила угрюмо молчал. Константин замахнулся на него кулаком.

— Сучий потрох!

Внезапно накатила горячая волна ненависти и презрения. Но Константин все-таки смог сдержаться. Опустив подрагивающий кулак, он мотнул головой, будто пытаясь избавиться от наваждения.

— Кто их прислал? — обратился Константин к Василию. — Или они сами по себе?

— Да есть там один. Матвеев его фамилия. Они его зовут Матвей.

— Где его можно найти?

— Не знаю. У этих спроси.

— Слышишь, ты, спецназовец, где твоего Матвея найти?

— Зачем он тебе? — хмуро поинтересовался Гаврила.

— Побазарить хочу. Ну?

— Мы по вечерам тренируемся в спортзале четвертого ПТУ.

— Проваливай с глаз моих долой и Черта своего забирай. А то вам долго еще не придется тренироваться.

Гаврила тяжело поднялся и, припадая на левую ногу, вышел из комнаты. В коридоре он помог подняться с пола своему спутнику, и вскоре непрошеные визитеры покинули подвал. Константин еще на минуту задержался — выкурить сигарету.

— Не думал я, что в этой жизни все так обернется.

— Вот поэтому я и не хотел возвращаться на гражданку, — сказал Василий. — Там все казалось проще. Свои, чужие, «духи» на одной стороне, мы на другой. Нет нам здесь места.

Константин долго молчал, дымя сигаретой. Все происшедшее не укладывалось у него в голове. Что-то не то происходит вокруг… Что-то не то.

Если даже люди, прошедшие бок о бок через огонь и смерть, готовы забыть обо всем и перегрызть друг другу глотки только за право доступа к кормушке. Да что же это за братство?

Кому верить, кроме самого себя?

Какой правде следовать, кроме своей?

Кто может дать на это ответ?

Глава 11

— Добрый день, Наталья Дмитриевна, — обратился Константин к пожилой медсестре, возившейся с документами за стойкой приемного отделения городской больницы.

Она подняла взгляд, и тут же на ее лице появилась приветливая улыбка.

— А, здравствуй, здравствуй, касатик.

Одет-то ты как хорошо. Брата пришел проведать?

— Да. Как он там?

— Ох, — вздохнула она, — не знаю, что тебе сказать. Все так же, без перемен.

— Ясно, — кивнул Константин.

— Ты вот что, — словно стесняясь того, что сообщила посетителю плохие новости, произнесла пожилая медсестра, — ты не расстраивайся, все образуется. Поверь мне, я тут давно работаю и уж такого перевидала. Может, это и к лучшему, что он без сознания. Так организм сам по себе начнет восстанавливаться, а голова ему дурными мыслями мешать не будет.

— Вы так думаете?

— Конечно, — убежденно сказала медсестра. — Знаешь, какие у нас случаи бывают? Лежит себе человек в реанимации без сознания, и ничего. Потом придет в себя, переведут его в обычную палату. А он, глядишь, и помирать собрался. Тяжело мне, говорит, как же я инвалидом жить-то стану?

Что-то, видимо, изменилось в лице Константина, потому что медсестра тут же осеклась и озабоченно сказала:

— Иди проведай брата.

— Савельев сегодня дежурит?

— Евгений Семенович-то? У себя он. Дымит в своем кабинете.

Константин накинул на плечи белый халат, прошел в реанимационное отделение и, немного поразмыслив, решил сначала навестить брата, а уж потом поговорить с Савельевым.

В отделении было тихо. Не слышалось ни стонов, ни криков. По коридору прошла молоденькая миловидная медсестра в ослепительно белом халате и аккуратной шапочке, полностью скрывавшей волосы. Кокетливо посмотрев на Константина, она на мгновение задержалась.

— Вы к кому? — почти детским голосом спросила девушка.

— К Панфилову.

— А к нему нельзя, — с легким сожалением сказала медсестра. — Он еще не приходил в сознание.

— Я знаю, мне в приемной сказали. Но я хочу только посмотреть на него.

— Вы ему кто?

— Брат.

— Хорошо, я провожу вас до палаты. Только, пожалуйста, не задерживайтесь.