Валерий Рощин - Подводные волки Страница 24

– Вот что, коллеги. Мне неизвестно, когда они проснутся, но ускорять выход из этого состояния я не стану, – устало выдохнул Нойманн. – Слишком большой риск возникновения побочных эффектов. Поэтому разделимся на две смены. Первая остается дежурить до трех ночи…

Пробуждение шло своим чередом и строго по плану, минуя все страшные прогнозы, которые зачастую рисовало воображение бывшего эсэсовского врача. Первым окончательно очнулся от долгого сна Хайнц Мор. Нойманн сразу нашел в этом некую символичность: организм командира подлодки – опытнейшего подводника, награжденного Рыцарским крестом с дубовыми листьями, – оказался сильнейшим в экипаже.

Сфокусировав зрение, корветтен-капитан сделал судорожный глоток, глубоко вздохнул и спросил:

– Сколько я спал?

– Долго, дружище. Очень долго! – рассмеялся в ответ врач. – Шесть лет и четыре месяца.

– Неужели сейчас весна пятьдесят первого?

– Молодчина, Хайнц! Ты обнаруживаешь способность быстро восстанавливать память. Как ты себя чувствуешь?

– Поганей не бывало, – прохрипел Мор и попытался пошевелить рукой. Попытка увенчалась неудачей – рука не двигалась.

– Не торопись. Сейчас тобой займется массажист, – успокоил профессор. – А движения начинай с кончиков пальцев.

Моряк едва заметно кивнул и, пробуя шевелить пальцами, поинтересовался:

– Какие новости на базе?

– Продукты на складах заканчиваются – это главная новость. Экономим. Я максимально урезал суточную норму питания. Подводники из экипажа «Верены» продолжают умирать от неизвестной науке болезни – на сегодняшний день их осталось ровно пятнадцать.

– Ценкер выжил?

– Да, твой коллега пока жив. Сдал, ослаб, но держится.

– А что с моими людьми?

– Экипаж U-3519 прибыл из шестилетнего сна в полном составе, – расплылся в довольной улыбке Нойманн. – Правда, ты очнулся первым.

– Неужели все?

– Все. Скоро твои «подводные волки» проснутся и будут такими же счастливыми, как и ты.

– А сигнал?

– Какой сигнал?

– Сигнала на рабочей частоте Кригсмарине не поступало?

– Увы, Хайнц, – покачал головой профессор.

– Неужели за шесть лет ни одного намека?! – взволнованно прошептал Мор.

– Успокойся, дружище. Тебе нельзя нервничать…

Наконец миновали все опасные стадии пробуждения. Наступал последний реабилитационный этап – наименее опасный, по расчетам Нойманна, для выхода из физиологического эквивалента сна. На четвертые сутки все пациенты бодрствовали, неплохо соображали, питались витаминным коктейлем, говорили и даже смеялись. Над их мышцами колдовала парочка опытных массажистов, а сам профессор заставлял подводников по семь-восемь раз в день заниматься легкой гимнастикой. Дважды – утром и вечером – к каждому подходил один из ассистентов и тщательно измерял давление, температуру, пульс.

По мере возвращения мышцам способности переносить нагрузки Нойманн усиливал питание, увеличивал продолжительность массажа и физических упражнений. На пятые сутки после пробуждения Хайнц Мор поднялся с постели и, опираясь на трость, сделал первые неуверенные шаги. За ним, не желая отставать или показаться слабаками, потянулись другие…

– А ты почти не изменился, – с нотками зависти говорил Ценкер.

Он сидел на табурете возле кровати однокашника; в бледной руке поблескивала опасная бритва, которой он осторожно снимал с лица Хайнца рыжую бороду, густо перемешанную с мыльной пеной. Он сам вызвался для этой работы, дабы побыть рядом с другом, пообщаться, выговориться…

– Да, ты отлично выглядишь, – повторил он. – А я здорово постарел – по утрам даже противно смотреть на себя в зеркало. Еще появилась отвратительная слабость, и я стал хуже видеть – иногда не сразу узнаю тех, кто идет навстречу по коридору…

Мор нащупал ладонь товарища.

– Брось, Альфред, ты в хорошей форме. Я едва настроил резкость «перископа» и сразу же тебя узнал – это о чем-нибудь говорит?…

Тот промолчал, жалко улыбаясь и гадая: правда это или дежурные слова утешения?

– Так что там с твоими людьми?

– Умирают. Каждый год по несколько человек.

– Ого! И сколько же вас осталось? – удивленно воскликнул Мор, натягивая левую щеку.

Сняв с нее остатки щетины, Ценкер отложил бритву и подал другу полотенце.

– Пятнадцать. Два офицера, три боцмана и десять матросов.

– А что говорит Нойманн?

– Ничего.

– Как ничего? Разве его это не волнует?

– В последнее время его волнует только одно: сколько на складах осталось провизии…

Улучив подходящий момент, Мор вновь заговорил с профессором о состоянии подводников из экипажа «Верены». Однако тот не оставил надежды:

– Мне не известен способ лечения этой болезни.

– Но ты же отличный врач, ученый!

– В здешних условиях мои возможности ограничены. Нам удалось за эти годы добиться в этом направлении только одного – отсрочки летального исхода.

Не понимая, подводник пристально смотрел на профессора.

– Я попробовал переливать больным кровь, взятую у здоровых доноров – в данном случае у инженера-механика Гюнтера, его машинистов и парочки моих инженеров. Это помогло и замедлило развитие болезни.

– Так в чем же дело?! Возьми кровь у нас.

– Крови нужно много, Хайнц.

– Значит, ты бессилен и Ценкер обречен?

– Имея соответствующий «материал», я бы попытался его спасти, – заверил Нойманн. – Тем же интенсивным переливанием крови или более радикальной мерой – пересадкой костного мозга. Но ты же не согласишься, чтобы я потрошил одних немецких моряков ради спасения других?

– Да, в этом нет никакого смысла…

Спустя двенадцать дней профессор объявил процесс реабилитации завершенным. Все пятьдесят подводников чувствовали себя нормально, настроение было бодрым, никаких патологических изменений в их организмах врачи не выявили.

Прошло всего две недели с того знаменательного часа, когда Нойманн отдал приказ о начале пробуждения пятидесяти подводников. Всего две недели, а он не узнавал преобразившейся базы. Здоровые, бодрые и почти не изменившиеся за шесть лет мужчины ходили по коридорам и каменным тротуарам, шумели, смеялись, радовались жизни. Казалось, от их широких улыбок даже электрические лампы вдруг засияли ярче. А ведь совсем недавно подскальное пространство напоминало царство мертвых, с его пугающей тишиной и призрачными тенями, с безысходностью и мрачной атмосферой.

Однако за всеобщим весельем все же тлела неоспоримая проблема, состоявшая в том, что за шесть лет врачи, инженеры и подводники с «Верены» изрядно подчистили содержимое двух продуктовых складов. К тому же почти закончилось топливо для дизель-генераторов.

Едва Мор окреп и восстановил способность нормально передвигаться, Нойманн повел его в продовольственные склады.

– Ого! – присвистнул подводник, переступив порог первого. – Здесь осталось не больше десятой части от первоначальных запасов!

– Так и есть. И это, заметь, при минимальной норме питания. Меньшую норму выдавали только в концлагерях.

– М-да-а… Сколько, по-твоему, мы продержимся на этих остатках?

– Без вас мы прожили бы месяцев восемь-десять. Теперь прибавилось пятьдесят человек. Думаю, месяца два-три протянем.

– Значит, будем готовиться к выходу в море на свободную охоту, – твердо произнес Мор.

– Ты прав. Но с походом торопиться не стоит – твоим ребятам надо окрепнуть.

– И не только окрепнуть, – улыбнулся Хайнц. – Как минимум дней десять займут тренировки экипажа – это обычная практика перед боевыми походами.

Весть о предстоящем выходе в море всколыхнула обитателей подскальной базы. В особенности тех, для кого предыдущие шесть лет не пролетели одним махом, а тянулись однообразной и мучительной пыткой…

Десять дней команда повторяла теорию и методично отрабатывала действия по срочному погружению и всплытию, по маневрированию на глубине и устранению течи, по подготовке торпедной атаки и отражению зенитными расчетами налета авиации.

В перерывах между учениями инженер-механик Гюнтер с бригадой машинистов копался в главных электродвигателях и контролировал емкость аккумуляторных групп. Торпедисты суетились у боезапаса и электромеханического устройства быстрого заряжания. Зенитчики чистили и смазывали механизмы автоматических пушек Flak-38, торчащих из двух башен приземистой рубки. Акустики проверяли эхолот и сонар «Нибелунг»…

– Хайнц, возьми меня в море, – взмолился накануне выхода Альфред.

– Зачем?

– Пожалуйста, возьми! Я больше не выдержу здесь ни одного дня и готов пойти в поход кем угодно! Хоть рядовым торпедистом!

Посмотрев на изможденное постаревшее лицо друга, Мор согласился:

– Хорошо, пойдешь вторым вахтенным офицером. А твоего старшего помощника оставим заместителем Нойманна…

Выход был назначен на шесть утра.