Сергей Зверев - Мертвый дрейф Страница 25

Спецназовцы переглянулись. Самым легким и молодым был Никита.

– Я так и знал, что этим кончится, – убитым голосом сообщил Никита. – Молодым везде у нас дорога – так, что ли? – Он поднялся на подрагивающих ногах, перехватил у Крамера трос, опасливо подергал его, как-то тоскливо глянул на товарищей.

– Если заберешься наверх, закрепи надежнее крюк, а сам не маячь на открытом месте, – распорядился Глеб.

– Это хорошо, что ты сказал, вдруг забуду, – тоскливо пробормотал Никита. – И, знаешь, больше всего в твоем высказывании меня порадовало слово «если».

Неизвестно, волновался ли Никита, карабкаясь наверх, но у товарищей, наблюдающих за «восхождением», чуть сердца от страха не выскакивали. Трос был тонкий, обжигал кожу, выскальзывал из рук – он меньше всего напоминал канат, висящий в школьном спортзале. Никита подтягивался, хрипя от натуги, трос дрожал, мог сорваться в любое мгновение, дул порывистый ветер, и его отбрасывало от борта, потом опять ударяло…

– Не могу на это смотреть, – пролепетал Платон, принял позу сидячего турка и закрыл глаза. – Сообщите, когда все кончится.

Это было муторно, тягостно, страшно… Вроде бы восемь метров, зато какие восемь метров! И когда правая рука Никиты совершила резкое движение по дуге и ухватилась за что-то на борту, нервы уже были натянуты до такой степени, что все тело горело! Он перебросил вторую руку, подтянулся, замелькали ноги, пропадая из зоны видимости. Дружный вздох облегчения…

– Уже всё? – встрепенулся Платон, со скрипом поднимаясь. – Можно смотреть?

Они стояли, задрав головы, и весело оскалились, когда через борт перегнулась пылающая пятнами физиономия, и нетвердый голос сообщил:

– Не, ребята, адом вы меня уже не напугаете… Слушайте, не поверите, пока я тут занимался экстремальным альпинизмом, у меня все чакры открылись, третий глаз, третье ухо, и такая, блин, связь с космосом пошла… Кстати, можете подниматься, крюк я закрепил, на палубе никого, буду контролировать надстройку…

Сомнительно, что в этот час в разрушенной взрывом кают-компании могли объявиться посторонние. Работа пошла веселее – Глеб карабкался по тросу, обдирая пальцы, мечтая о перчатках, испытывая потрясающие, берущие за душу ощущения… Перевалился через борт, с благодарностью глянув на пасмурное небо, схватил какую-то болванку, валяющуюся на палубе, и еще глубже всадил в трещину между жестяными листами клык крюка. Перекатился, стаскивая со спины автомат, подмигнул Никите, который скорчился за разбитым механизмом кормовой рампы.

Остальные взобрались без приключений. Разбегались по раскуроченному полуюту, выискивая «естественные» укрытия, залегали, таращились друг на друга с недоверием, словно на оживших мертвецов. Надо же, какие усилия приходится затрачивать, чтобы исправлять собственные ошибки…

– В надстройке никто не объявлялся, Глеб, – шипел Никита. – Чего делать будем?.. Ой, прости, сорвалось… – Он сделал испуганные глаза, когда командир пытливо и с прищуром на него посмотрел. Где-то справа гоготнул Платон.

– За мной, – буркнул Глеб, выбираясь из укрытия. – Да не толкаться, по одному…

Он повел своих людей на левый борт, где между покореженной надстройкой и прогнувшимся леером имелось пространство для прохода порядка метра шириной. Люди перебегали открытый участок, когда-то заставленный контейнерами, прятались за стену надстройки. Некогда им было таскаться за своими манатками, оставшимися в заблокированном помещении, – успеется еще… Глеб горел от нетерпения – разделаться с упырями, а потом уже и решать первоочередные задачи по спасению утопающих. Зачистку контейнеровоза он планировал начинать с верхней палубы, постепенно продвигаясь вниз. И каково же было изумление, когда он вывернул из-за надстройки… и чуть не прирос к палубе! Сердце застучало, он попятился, прижался к стене. Невероятная удача! Или… не совсем удача? Он сделал соответствующую мину, прижал палец к губам – и подчиненные прониклись ответственностью момента – Крамер отступил, остальные залегли…

Господин Ландсберг и его подручный Райдер находились в семидесяти метрах от них! Они стояли спиной к надстройке, у левого борта, примерно в том месте, где заканчивалась грузовая палуба и начиналось возвышение полубака. Они не шевелились, пристально смотрели вперед и лишь изредка поворачивали головы друг к другу, чтобы обменяться короткими фразами. Всё это выглядело как-то зловеще и интригующе. От надстройки невозможно было понять, что именно привлекло их внимание, но, видимо, зрелище было достойное. Трепетали по ветру лохмотья «партикулярного» костюма Александра Карловича, шевелились, как змеи, подернутые сединой волосы. Раскачивалась косичка, свисающая с затылка Райдера. Ветер забирался под полы засаленной форменной куртки, надувал ее, как парус, но мужчина не обращал на это внимания. В опущенной руке он держал пистолет – уже знакомую по предыдущей встрече модель «стечкина». Ландсберг что-то сжимал под мышкой – с расстояния было трудно различить, но что еще может сжимать под мышкой человек, сконструировавший и собравший «высокотехнологичный» инфракрасный излучатель и трясущийся за него, как за родное дитя?

– Им чё там, кино показывают? – не понял Платон.

Глеб судорожно размышлял. Семьдесят метров – как ни крути, дистанция. Бесшумно не подойти. На палубе есть открытые участки, но есть и заваленные металлоломом… Он уже высматривал короткий путь – если напрямик, немного в сторону, дважды перепрыгнуть через загородку из тавровых балок…

– Атакуем? – деловито осведомился Никита.

– Нет, чай им предложим, – хмыкнул Глеб. – Слушайте сюда, мужики. Не знаю, что там у Ландсберга с излучателем – работает ли эта штука или уже дуба дала… но брать его нужно быстро и бесшумно, чтобы не успел ее на нас наладить. Ландсберг требуется живым. Райдер, по возможности, тоже. Но если начнет стрелять… в общем, знаете, что с ним делать. Дополнительные потери нам не нужны. Оборачиваться они пока не собираются. И не ожидают нападения, свято веруют, что мы заперты в трюме. Пошли…

Это стоило заснять на камеру. Атака голых мужчин – в трусах и с автоматами! Они бесшумно, максимально пригибаясь, выскальзывали из-за надстройки, бежали, ускоряясь, выставив автоматы, способные вести огонь практически в любой среде, кроме плазмы и вакуума. «Только не запнуться, только не шуметь…» – пульсировало под черепной коробкой. Они ускорялись, сдерживали дыхание – расстояние сокращалось стремительно! Эти черти уже рядом, уже мерцают на фоне пасмурного неба, которое в обозримом будущем начнет темнеть, поскольку ход времени неумолим… Глеб вырвался вперед, перепрыгнул, как кенгуру, через покореженную стальную балку – все, тишина уже не актуальна! Попались, голуби! И вдруг эти двое резко повернулись, услышав шум за спиной! Перекошенные лица, в глазах не просто страх, а форменный ужас! Забилась косичка, напоминающая конский хвост. Райдер так быстро вскинул «стечкина», что на бегу и не опомнились. Бабахнул выстрел, бабахнул другой, заорал кто-то справа от Глеба, грохнулся, покатился по палубе, и сердце рухнуло в пятки от страха за товарища!

– Сука! – возопил Платон. – Ногу подвернул!

Слава богу! Ну, конечно, кончаются девять жизней… Открыли огонь практически разом, в три ствола, били в упор, опустошая магазины, по идеальной мишени, которой – видит Бог – хватило бы и одной пули! Такого Глеб еще не видел – чтобы одному человеку досталось столько свинца! «Стечкин» прочертил дугу, уносясь в океан, а его обладатель трясся, как припадочный, а тело разрывалось, летели ошметки одежды, кожи, кровь хлестала фонтанами! Он рухнул, переплетя ноги, и дрожь пошла по палубе – словно кран многотонный свалился…

– Вывели из обращения! – победно ликовал Никита.

В глазах профессора Ландсберга метался пещерный ужас. Он не верил своим глазам. Какие-то голые мужики, что за бред? Он издавал горловые каркающие звуки, пятился к ограждению, потом сообразил, вскинул свою занятную вещицу – и Глеб успел заметить, что эта штука действительно напоминает с одной стороны фен для просушки волос, а с другой – электрическую дрель, на которую насадили головку, но не вставили сверло. И всё, ничего он больше не заметил! Прозвучала длинная очередь в исполнении Крамера, штуковину выбило из поднятой руки – и она умчалась в волнующийся океан вслед за «стечкиным»! Вот так номер! Ландсберг повалился на палубу, испытывая адскую боль в отбитой руке, глаза безумно вращались, его коробило и выгибало – ненависть, страх, отчаяние теснились в орущих глазах, трансформировались в хриплый лебединый крик.

– И кто из нас попался, урод?! – подскочил к нему торжествующий Никита и прижал подошвой кроссовки к палубе. – Ты арестован, ублюдок! Ты имеешь право хранить молчание, которое будет использовано против тебя!