Александр Бушков - Ашхабадский вор Страница 27

– И что потом? – спросила Маша.

– Потом по ситуации.

Карташ отвел их всех недалеко, в глубь сцены. Женщин он определил за положенный на бок шкаф, на котором вдобавок ко всему стояла дюралевая тумба. С этой позиции они смогут в случае чего быстро добежать до второго, закулисного выхода из зала в коридор. Гриневского он оставил, если смотреть из зала, с левого края. Таксист залег за стопкой панелей из ДСП, в случае надобности он прикроет отход женской половины отряда. Себе Карташ подобрал место с правого края, возле ступеней, ведущих в зал. Он укрылся за нагромождением ломаных кресел. Отсюда он видел вход в актовый зал и при необходимости мог, соскочив вниз, маневрировать, укрываясь за креслами. Вот такая вышла диспозиция. Оставалось ждать.

– А если никого, сколько будем терпеливо дожидаться? – спросил Гриневский.

– Не беги ты впереди паровоза, – поморщился Карташ. – Разберемся. Все, тишина в отсеках.

Поворочавшись, затихли. И актовый зал погрузился в то состояние, к которому привык за последние годы – в состояние спячки. Лишь усиливающийся ветер нарушал сей мертвый штиль своими проказами: раскачивал какие-то скрипучие деревяшки, катал по коридору, судя по звуку, пластиковую бутыль. Где-то вдалеке лязгало железо, может быть, в мертвом луна-парке подталкиваемые порывами ветра крылатые качели начинали свой разбег.

Карташу казалось, что он слышит дыхание людей, с которыми его разделяло несколько метров. А когда кто-либо ворочался, звякал ремнем или шуршал одеждой по полу, казалось, громы грохочут в актовом зале, выдавая засаду с головой. Иллюзия, конечно, обманка обостренного до предела слуха – хоть разумом он понимал это, однако нестерпимо хотелось по-командирски цыкнуть, чтоб окаменели, чтоб, сжав зубы, превратились в статуи, в саму неподвижность.

Текли минуты, и ничего не происходило. В общем-то, оно и хорошо. Хотя совсем хорошо будет, когда оттикает этак с полчасика, а то и с часик, и никто к ним не забредет на огонек. Вот тогда можно будет...

Ага!

Закрытая дверь актового зала медленно отъехала от косяка. И в зал скользнул человек.

А ведь не слышно было шагов по коридору, не хрустел коридорный мусор под подошвами, чего уж там, умел ходить этот ниндзя хренов. Хотя на японца гостюшка дорогой никак не тянул. А тянул он, прав Гриневский, на вылитого душмана. Грязно-белого балахонистого вида одеяние, серые шаровары, коричневый матерчатый пояс, небольшая чалма и ботинки штатовского армейского образца. Человек застыл, оглядываясь. Он держал у живота старый добрый АКМ-47. Конечно, оружие, прямо скажем, устаревшее, человек при наркоделах мог бы обзавестись чем-то посовременней. Однако сей казус вполне объясним: этот автомат никогда не подводил своего владельца, владелец сроссяс ним как с продолжением рук. Понятно, АКМ пристрелян лучше некуда, и вообще, если за «калашом» следить, то он может прослужить верой и правдой чуть ли не вечность.

От незнакомца прямо-таки разило опасностью. Откуда-то враз пришло понимание, что этот дух ничем другим в своей жизни не занимался кроме войны, что автомат для него все равно что для вас шариковая ручка или наручные часы, или с чем вы там не расстаетесь целыми днями.

Карташ сознавал, что разглядеть его за грудой ломаных кресел с расстояния в двадцать метров под силу разве каким-нибудь орлам да коршунам, но ощущал себя не просто неуютно – погано донельзя он себя ощущал, словно лежал под бомбежкой. Рефлекторно он еще сильнее вжался в пол. Подумалось вдруг: «Вот сейчас самое время чихнуть или кашлянуть». И конечно, как в таких случаях обычно и бывает, стоило подумать, и тут же в ноздре защекотало.

Чтобы отвлечь себя от этой ерунды с чихом, Карташ скосил глаза и увидел, как Гриневский аккуратно и медленно вытер ладонь о штаны, потом положил ее на автоматное цевье, потом его рука скользнула к защитной скобе, огладила ее, палец лег на спусковой крючок...

Наверное, то самое звериное чутье, о котором Алексей сегодня уже вспоминал, у людей, занимающихся перевозкой наркоты, обострено, как у матерых волков. Еще бы ему не обостриться, когда постоянно живешь на грани и ходишь по краю.

Как только Таксист дотронулся до спускового крючка, продолжавший озираться дух резко вскинул «калашников» и полоснул очередью по тому месту, где прятался Петр. Едва начав стрелять, азиат уже падал. Упав, перекатился под защиту кресел и затаился.

Пули вспороли верхние ДСП в стопке, другие прошли поверх плит и покрыли темными отметинами дальнюю стену и потолок, но Гриневского, сразу же вжавшегося в пол, ни одна не задела. Петр, стоило только прекратиться обстрелу его укрытия, одной рукой поднял над головой и над плитами автомат и выдал несколько неприцельных коротких очередей по рядам кресел.

Но Алексея в этот момент уже не было на сцене. Пригнувшись, он пробрался вдоль стены, скользнул по спуску вниз и на последней ступени замер, прильнув к краю сцены. Карташ не стал кричать Таксисту: «Не давай ему высунуться!», – надеясь, что бывший вертолетчик и сам понимает, что ему делать.

Пока Гриневский делал все правильно: чуть сместился, уйдя под защиту непонятного деревянного бруса, и снова начал палить по залу, патронов не жалея – и правильно, что не жалея, молодцом. Под прикрытием его огня Карташ рывком одолел пять метров открытого пространства между сценой и первым рядом.

Алексей надеялся, что его маневр остался незамеченным. Иначе худо. Иначе тяжеленько будет снять этого душманского ниндзю. Карташ осторожненько прошел на корточках чуть вперед и между третьим и четвертым рядом и залег на полу. Устроился в классической позиции «стрельба лежа», положив автоматный ствол на поперечину кресельной ножки. Он надумал прибегнуть к снайперской стратегии. Все просто: ждать, пока покажется враг, и мягко потянуть спусковой крючок. Если умнее и ловчее окажется тот, на кого ты ставишь засаду, то траурный марш сыграют в твою честь.

Наконец Карташ его увидел. Тот по-пластунски, с поразительной, с какой-то зачаровывающей ловкостью полз вдоль кресельных рядов, так же, наверное, ползал он и по горам, от камня к камню, подбираясь к врагу, которому потом одним движением руки перерезал горло. Алексей лежал и ждал, когда дух поравняется с ним. И наконец тот поравнялся.

Алексей держал палец на спуске, внутренне собравшись, отогнав мысли о том, насколько все осложнится, если он промахнется.

А за мгновение до выстрела дух этим своим невыносимо звериным чутьем почуял опасность.

Карташ будто в замедленной киносъемке увидел поворачивающееся к нему лицо. Смуглое лицо с тяжелыми скулами и волосатыми ноздрями. Они встретились взглядами. По лицу азиата пробежала короткая судорога – такая судорога, наверное, заставляет оскалиться зверя, загнанного в ловушку. Вот в этот момент Алексей и втопил спусковой крючок.

Душман увернулся бы, будь он на ногах. Но лежа уворачиваться сложнее. И все же он почти увернулся, немыслимым образом изогнувшись и выбросив перед собой автомат в попытке поставить хоть какой-то заслон разящему свинцу. Почти...

Но почти не считается.

Алексей расстрелял полный рожок.

Все было кончено. Карташ добрался до убитого, протискиваясь между креслами. Не испытывая никаких особенных эмоций – видимо, перегорели все эмоции во время короткого боя, – обыскал покойника. Забрал автомат, запасные рожки, достал из карманов куртки (или как эта хламида обзывается?) две гранаты Ф-1 с вывинченными запалами, нашарил в карманах и запалы. Обнаружил и небольшую рацию. Подумав, сунул ее себе в карман.

Подошел Гриневский.

– Все кончено, – сказал ему Карташ. – Пошли к женщинам.

– А вдруг он не один?

– Другие бы уже объявились.

Они поднялись на сцену. Напуганной выглядела не только Маша, но даже Джумагуль. Однако успокаивать, говорить, что все обойдется, Алексей посчитал занятием бессмысленным. Лучше говорить честно и по делу.

– Ну вот и напоролись, – коротко, со злостью выдохнув, сказал Карташ. – Если б стекла были целы, еще можно было бы надеяться, что его дружки выстрелов не услышат. А так... – Алексей махнул рукой. – Ладно, как выпало, так выпало, уже не переиграть. Придется воевать. Делаем вот что. Через парадную лестницу уходить нельзя, чего доброго сойдемся с абреками лоб в лоб, а это было бы некстати. Поэтому уходим по пожарной лестнице – есть на нее выход с третьего этажа. Пожарка идет по стене, противоположной фасаду. Оттуда переулком – к раскуроченному универмагу. Там удобно прятаться, много всякого хлама, есть где зашхериться. Да и сам черт ногу сломит, пока кого-нибудь отыщет среди того мусора. Вот там Маша с Джумагуль схоронятся до нашего возвращения. А мы с Петром...

– Я с тобой! Я не собираюсь отлеживаться, хватит, под тем столом в ауле належалась! – сдвинув брови, воинственно заявила Маша. Да еще потрясла автоматом. Ни дать ни взять, амазонка на охоте за мужскими скальпами, бляха-муха. А а глазах-то бултыхается самый неподдельный страх.