Танковое жало - Александр Александрович Тамоников Страница 27

судорогой. От страшной боли противоположный берег перед глазами застилало черной пеленой. После каждого взмаха рукой сил становилось все меньше, одежда камнем тащила вниз, под толщу черной ледяной воды. Капитан то и дело менял руку, потому что почти не чувствовал оледеневшие конечности. Ему казалось, что они плывут целую вечность. Даже когда берег был в нескольких метрах и он уже мог идти по дну, преодолевая несильное течение воды, эти несколько метров никак не кончались. Все вокруг будто замедлилось, время и движение, и чудилось, что эта безумная мука не закончится никогда. Оттого, оказавшись на суше, Глеб без сил опустился на землю. Его тело трясло, скручивало от боли, а руки и ноги совсем перестали слушаться. На несколько секунд он будто провалился в черную бездонную яму, откуда его вырвал тонкий голос Баро:

– Нет, нельзя лежать. Надо идти. Вставай.

Горячее дыхание мальчика согрело щеку, и капитан вернулся назад из черной бездны. Он почувствовал, что лежит, распластавшись на берегу. Мокрая одежда, как ледяной кокон, облепила его тело, окоченевшее после тяжелой переправы, а на груди шевелился теплый живой комок – Баро. Разведчик отстегнул ремень и освободил мальчика. Приказал осипшим голосом:

– Шевели руками и ногами, двигайся, надо согреться.

Сам же стащил одежду с себя и мальчика, выжал ее как следует, чтобы не осталось и капли стылой влажности. Потом надел все обратно, подхватил мальчишку и кинулся бежать со всех ног, чтобы согреться и прийти в себя. А Баро вдруг приник к его уху:

– С песней все делать веселее. – И тихонечко запел:

Нанэ цоха, нанэ гад,Мэ кинэл мангэ ё дад!Сыр выджява палором,Мэ кинэл мангэ ё ром!Тай-да-да-ра-ра, та-ра-ра-ра-ра,Та-ра-ра-ра, та-ра-ра-ра-рай,Та-ра-рай-ра, та-ра-ра-ра-рай,На-ра да-ра-дай-да.

От напева бежать и вправду было легче. Шубин сам не понял, как ноги его начали двигаться в такт припеву, все быстрее и быстрее. Он даже хохотнул, несмотря на холод и усталость:

– Ты не только лошадьми умеешь управлять, а волшебные слова и для людей знаешь.

Слабая улыбка мелькнула на детском лице, Баро крепче сжал кольцо рук на шее своего спасителя и дальше продолжил напевать свои песни.

Они успели добраться до лесного массива до рассвета, пройти уже знакомой тропой на советскую территорию. Через полкилометра из кустов неожиданно навстречу Шубину бросился боец:

– Стоять, руки вверх.

– Не могу, – прохрипел в ответ разведчик. – У меня ребенок на руках, раненый. Я капитан фронтовой разведки Шубин. Возвращаюсь с задания.

Пехотинец с облегчением опустил трехлинейку:

– Ну наконец, товарищ капитан. Так и думал, что это вы. Форма немецкая, в грязи вся, мокрая, и ребенок на руках. На фашиста не похоже такое. А нас майор Джахеев сюда поставил, караулить, когда вы обратно с немецкой территории вернетесь. Там и грузовик ждет в кустах.

– Хорошо, – с облегчением выдохнул Глеб. Он попытался отцепить Баро от себя и передать его солдату. Но мальчик открыл черные глаза, на густых ресницах висели слезы.

– Нет, не бросай меня, не бросай! Ты слово офицера дал. – И снова провалился в полуобморок.

– Ладно, хорошо, хорошо. Не бойся, все, мы у своих. Мы вернулись, все позади.

Шубин говорил и говорил слова утешения. Самому себе и Баро, чтобы осознать наконец, что они вырвались из ловушки, ушли от смертельной опасности. С помощью бойцов он взобрался в кузов грузовика, лег на дощатом дне, прижимая к себе невесомое тельце мальчика. Сверху их накрыли плащ-палаткой и несколькими ватниками. Наконец стало тепло, тело перестало содрогаться от лихорадки и боли. Стало спокойно – они выбрались, они в безопасности. Капитан Шубин с головой укрылся накидкой, закрыл глаза и провалился в сон.

Глава 6

Очнулся Глеб от крепкой руки, что трясла его за плечо:

– Шубин, Шубин, очнитесь. Срочно! Штаб требует сведения по результатам разведывательной операции. – Над ним склонился майор Джахеев. Где-то в стороне вскрикнул Баро.

Разведчик вскинулся, стряхнул остатки сна:

– Где мальчик, что с ним? Почему он кричит?

Майор нахмурился:

– У него перелом, переложили на носилки, я приказал доставить его в госпиталь. Почему он вообще оказался с вами на секретной операции?

– Я все объясню, товарищ майор, – пообещал офицер. – Сначала задание. Можно мне карандаш и бумагу, за полчаса зафиксирую все полученные сведения. Можно будет отправить шифровкой в штаб.

Командир сразу же дал ему блокнот и химический карандаш, достав их из своего планшета:

– Вот, держите!

Глеб пристроился прямо на большом пне, что торчал неподалеку от здания, где расположился узел связи. Он не замечал ничего: ни любопытных взглядов шифровальщиц и связистов, что рассматривали грязного, измученного разведчика, который только что вернулся с задания; ни нетерпеливых кругов Джахеева, который отмерял шагами пятачок между домами; ни серой стылости зимнего утра.

Как и обещал разведчик, через полчаса он отдал густо исписанные листы.

– Готово, товарищ майор. Сведения можно шифровать и пересылать в штаб.

Джахеев кивнул, перехватил ценные записи:

– Ничего не забыли?

– Никак нет, товарищ майор. – Капитан Шубин был даже немного задет таким замечанием, он отличался фотографической памятью и даже после тяжелого перехода все картинки, которые он видел во время вылазки, отпечатались перед глазами во всех мелких деталях.

– Ждите, я скоро. – Джахеев заторопился в узел связи.

Разведчик переспросил:

– Товарищ командир, могу я пока навестить Баро, цыганенка, в госпитале. Переживаю, как он там, его серьезно избили.

– Полчаса, потом жду обратно. Вы мне так и не ответили, почему он был с вами на боевом задании. – Голос Джахеева был строг как никогда.

Только разведчик уже не обращал на это никакого внимания, он торопился к своему маленькому другу в госпиталь. Там, в смотровой комнатке, хирург уже колдовал над маленьким тельцем. А Баро лежал с закрытыми глазами, только страшная бледность и закушенная губа выдавали его сильную боль. Хирург качал головой и вздыхал, ощупывая пациента. Мальчик вдруг почувствовал присутствие разведчика рядом и, не открывая глаз, сказал:

– Товарищ командир, Шубин, Шубин, ты здесь?

– Да, Баро. Я зашел узнать, как у тебя дела.

Хирург покачал головой, лицо его было серым и недовольным, как смятая застиранная шапочка на голове. Но он все же пробурчал обнадеживающие слова:

– До свадьбы заживет. Сейчас будем накладывать шины и гипсовать, пара месяцев – и будет бегать как новенький. Придется потерпеть, анестезии у нас давно нет, а спирт тебе нельзя. Сейчас принесу все что нужно и начнем.

Капитан подошел поближе к мальчику:

– Спасибо, Баро. Ты спас мне жизнь, и не раз. Ты настоящий герой. Но обещай мне, что больше не сбежишь. Тебя отправят в тыл, где ты пойдешь в школу и будешь таким же, как обычные ребята. Обещай мне, что будешь счастливым обычным ребенком. И что научишься писать и читать, мы сможем тогда писать друг другу письма.

– Обещаю. – Белые губы дрожали от страшной боли, которая терзала ребенка много часов.

Рядом хирург загремел инструментами, уложил ворох бинтов. Кивнул офицеру:

– Санинструктор спит, она трое суток