Егор Овчаренков - Последний бросок на запад Страница 28

Емельянов в самом деле услышал шум уже идущего невдалеке боя.

— Давай скорее отсюда! — нетерпеливо подгонял его Вадим. — Не хватало только отстать от своих! Тогда — все, конец!

Дима бросил на хорватку прощальный взгляд, закинул за плечи свой вещмешок и быстро вышел вслед за Чернышевым. А сзади послышался нежный голос Златы:

— Даст Бог, еще увидимся…

— Может быть, и увидимся… — ответил Дима, придерживая дверь.

Выстрелы и взрывы слышались совсем рядом. На западной окраине городка без передыху строчили крупнокалиберные пулеметы. Время от времени, сотрясая землю, раздавались мощные взрывы. Видимо, на помощь хорватам шли танки, которые, как знал Емельянов, располагались поблизости — не далее пятидесяти километров.

Диверсионный отряд сербов, с ходу захвативший город, теперь в спешке его покидал — силы идущего сюда противника значительно превосходили силы сторонников Караджича.

Командир Ивица Стойкович, замыкавший отступление, возбужденно махнул рукой русским.

— Давайте скорее. Емельянов! Как всегда, тебя где-то носит!

Наемники молча присоединились к своим.

Когда отряд отошел на расстояние, достаточное для того, чтобы не беспокоиться об отставших хорватах с босняками, и расположился на привал, четники принялись делиться впечатлениями.

Как и подозревал Емельянов, эта операция с самого начала была задумана как набег с целью «навести шорох» и пограбить. Никто, разумеется, и не собирался удерживать захваченный город. Бойцы, е любовью поглядывая на свои тяжелые вещмешки, усталые, но довольные, хвастались друг перед другом своими подвигами.

— Ты представляешь себе, иду я с Банеком, — говорил один усатый серб, — перед нами стоит дом. Не дом, а настоящий дворец! Окна большие, чистые — все, как полагается у богатой семьи. Во дворе автомобиль — настоящий лимузин. Вхожу в этот дворец, а там… Мебель кожаная, обои на стене белые. Короче, сплошной шик. А навстречу баба. Волосы по плечам раскинуты, халатик расстегнут… А из него сиськи выглядывают… Ребята, какие сиськи! Я еще таких не видел… Ну Банек, само собой, слюну пустил, куртку расстегивает и к ней..

— Врешь ты все, ничего я не пускал… — перебил рассказчика Банек, здоровенный детина лет восемнадцати-девятнадцати.

— А ты не перебивай, когда старший говорит! Ну вот, — продолжил усач, — Банек, значит, к ней, а я смотрю — сиськи-то она вперед выставила, а руки за спиной держит! Ну я ей и говорю: «А ну, стерва хорватская, вынь руки!» А та улыбается и на нас идет! — Усач остановился и посмотрел на примолкших слушателей.

— Не тяни резину! Рассказывай! — потребовали от него.

— Ну я, короче, вскидываю автомат, затвором хлоп-хлоп, и на нее. А эта сука пистолет достает и в Банека целится! Ну, у меня, сами знаете, реакция отменная, и стрелок я классный…

Послышались смешки.

— Стрелок я классный! — с нажимом повторил рассказчик, злобно посмотрев на насмешников. — Так и выпустил ей очередь по сиськам… Пикнуть, не то что выстрелить, эта стерва не успела, как на тот свет отправилась…

Усач замер, ожидая восторженных откликов, но их не последовало.

— Вот видишь, — тихо сказал Чернышев, многозначительно посмотрев на Емельянова. — Вот на что эти шлюхи способны! А ты грудью заслонил, на ручки взял. «Как вы себя чувствуете?» — передразнил он Диму. — Трахнуть надо было хором эту сучку, а потом пристрелить, как собаку! — уже громко, распалившись, произнес он.

Эти слова вывели Емельянова из прострации, в которой он находился с момента знакомства со Златой.

Дима старался не думать о происшедшем: он приехал сюда прежде всего воевать. Ну, помог бабе, ну, отбил ее у четников — и что с того?

Ну, понравилась… Мало ли что и кто кому, в жизни нравится? Автомобили, деньги, дома… Женщины — в том числе.

Ему нравились женщины, он любил проводить с ними время, заниматься сексом… Но никогда, ни разу у него не было такого щемящего и тревожащего душу чувства…

Может быть, это и есть любовь?

Стоп! Что там вякнул Чернышев насчет «хора»?

— В чем дело? — обратился он к Вадиму. — Что ты там говорил?

Вадим, обрадованный, что его наконец-таки услышали, повторил:

— Я говорю, что с тобой происходит? Бросился выручать эту сучку, как средневековый рыцарь. И было бы кого! Роста — метра полтора, может, чуть больше… Вот и надо было трахнуть ее…

Емельянов взорвался:

— Слушай, ты! Или ты заткнешься, или…

И, не договорив, он резко повернулся и пошел вперед, твердо ступая по раскисшему снегу.

Они оба не подали вида, что в их отношениях произошел разлад, когда на следующий день после возвращения на базу спустились в гостиную.

Ивица, кинув проницательный взгляд на друзей, ничего не заметил. Поэтому, недолго думая, подозвал их к себе.

— Завтра вам, как самым опытным, нужно сходить на разведку, — разложив на столе мятую карту, он начал водить по ней пальцем. — Это — нейтральная территория. Это мост. Там — объединенные хорватско-босняцкие войска. Замечено их передвижение. Вам надо подсчитать количество бронетехники…

Стойкович долго рассказывал подробности предстоящей операции, то и дело поглядывая на наемников — те, хмурясь, слушали серба.

— Все понятно?

— Да.

— Территория, хоть и нейтральная, но нашпигована минами — и нашими, и их. Кроме того, она наверняка хорошо пристреляна. Так что будьте осторожны.

— Понятно, — процедил Емельянов сквозь зубы. — Не маленькие…

Затем, еще раз окинув взглядом друзей, сербский офицер сказал:

— А пока можете расслабиться, отдохнуть…

А отпустив их, заметил, что те пошли в разные стороны.

Глава 5

Выйти решили еще затемно, чтобы в сумерках незаметно пробраться к мосту, который наступающие войска не могли миновать.

В тот ненастный день, ставший, как позже выяснилось, для него во многом роковым, Дмитрий Емельянов проснулся очень рано, много раньше обычного — часов в шесть или в половине седьмого утра, с каким-то ощущением неясной тяжести в груди, непонятной тоски, тревоги, которую он никогда не испытывал прежде.

Он встал и подошел к окну. Отдернул грязное одеяло, заменяющее штору, и, протерев глаза, посмотрел на улицу.

Спать не хотелось.

День занимался серый, затянутый холодным, вязким туманом. Слякотная погода превращала балканскую зиму в сущую гадость.

Упершись рукой в оконную раму, он смотрел на вырисовывавшиеся в тоскливом рассвете мокрые крыши коттеджей, где жили остальные наемники. «Братья по оружию». Братья? Что он забыл на этой чужой и страшной войне. Пожалуй, ничего, кроме денег.

Емельянов осторожно тронул Чернышева за плечо и коротко сказал:

— Пора.

— Поспать бы еще…

Емельянов чувствовал себя странно — спать не хотелось, но в то же самое время чувствовалась огромная усталость. Сейчас бы лечь и лежать, смотреть в серый с трещинами потолок и ни о чем не думать…

Поспать удалось немного. Весь вечер играли в карты, к которым почти всех пристрастил Егор. Удалось выбить у сербской общины небольшой аванс, и теперь, как только появлялось свободное от рейдов и караула время, все садились играть.

Нет, сейчас не время расслабляться. Дима побежал на улицу умываться. С водой по-прежнему были большие проблемы, и приходилось использовать обыкновенный или растопленный снег.

— Только долго там не закаляйся, — вдогонку сказал Чернышев.

Емельянов не ответил. Несмотря на то, что друзья вроде как помирились, в их отношениях чувствовался холодок.

Выскочив на улицу, Емельянов подбежал к своему любимому дереву и начал разминку.

Приведя себя в форму и почувствовав, как кровь быстрее побежала по жилам, он обтерся снегом и вернулся в комнату.

Вадима не было. «Наверное, кофе пошел ставить,» — подумал Дима и стал собираться в дорогу, стараясь ничего не забыть — часы, компас, побольше патронов, фанат и еще много очень необходимых мелочей, без которых наемнику не обойтись.

Хорошо почищенный и смазанный автомат стоял в углу и тускло отсвечивал вороненой сталью. Его предстояло закинуть за спину в самую последнюю очередь.

«Хорошее оружие,» — в который раз подумал Емельянов, глядя на автомат Калашникова производства Ижевского завода. Хорошо, что удалось поменять. Предыдущий автомат, югославского производства, был точно таким же, только сделан был настолько некачественно, что Емельянов уже несколько раз чуть не расставался с жизнью по вине заклинившего затвора или других неполадок.

Вернулся Чернышев с импровизированной туркой, сделанной из пустой жестяной банки из-под пива. Он действительно варил кофе, и теперь его аромат распространялся, по всей комнате.

— Хочешь кофе? — холодно спросил Чернышев.

Емельянов кивнул.