Вячеслав Денисов - Убийство с отягчающими Страница 28

– Но вылет из Внуково…

– Вы штатный пенальтист клуба? – с сарказмом поинтересовался Кряжин. – Клуб улетит без вас. И без главного бухгалтера. Таким образом все, чем будет «Олимп» заниматься в Турции, – это тренироваться.

– Я постараюсь сделать все возможное, чтобы вы были наказаны, – пообещал, поняв бесполезность сопротивления, Ресников.

– Когда я доложу руководству, чем вы занимались неделю во время следствия Крыльникова и неделю до того, как это следствие началось, к вашему ходатайству оно будет уже равнодушно.

Президент замолчал, и советник понял: только что состоялось самое главное в разговоре. Рука Кряжина сама потянулась к карману, где находился телефон, но он вовремя изменил направление ее движения и вынул платок.

– В четыре часа, Артур Олегович.

Спустившись вниз, он в холле клуба вынул трубку и нажал на ней несколько кнопок.

– Сидельников, люди Ресникова уже на Мясницкой.

– Мы тоже. И я их, кажется, уже вижу. Двое, один в сером костюме и рубашке в полосочку, другой в синем костюме и лиловой рубашке. Принесли венок и сейчас не знают, куда его деть.

Не успел он уложить телефон в карман, как тот залился полифонией – саунд-трек к мультфильму «Следствие ведут колобки». Уже дважды, забывая выключать телефон на совещаниях у генерального, Кряжин вызывал взрывы придушенного хохота в зале.

– Иван Дмитриевич, – раздался в трубке голос Смагина – начальника Следственного управления Генеральной прокуратуры. – У меня к тебе вопрос. Кто инициировал проверку ГУВД в клубе «Олимп»?

– Вы знаете тот же ответ, что и я. В деле фигурирует заявление повесившегося менеджера клуба.

– Проверка была инициирована самим ГУВД. Крыльникову поступила информация от оперуполномоченного Гринева, который, ссылаясь на агентурное сообщение, доложил руководству об имеющих место махинациях. Ты не мог об этом знать, потому что оперативная информация в делах отсутствует.

– Почему я узнал сейчас? – Сделав хищное лицо, Кряжин улыбнулся. Смутные догадки стали бередить его душу.

– Потому что я, развеивая свою новогоднюю тоску, решил развеять ее и у Стоцкого. Но парень, похоже, не понимает, что «продавился». Если эта информация для тебя ценна, имей ее в виду.

Это была не просто информация. Это был ответ на многие вопросы. Сейчас перед Кряжиным открылась еще одна сторона этого странного уголовного дела. Проверку Крыльниковым клуба «Олимп» организовал сам Крыльников.

Кряжин выделил для себя два главных момента. Крыльников, руководя аж целой следственной группой, похерил дело, им же начатое, что явно не вписывается в его крутой и самолюбивый нрав. Между тем следователи, привлеченные полковником для расследования фактов коррупции и мошенничества, в один голос заявляют о том, что в ходе работы ничего, что могло бы иметь интерес для возбужденного уголовного дела, выяснить не удалось. Они не настаивают на том, что расследование проведено в полном объеме, – это и неудивительно, если учесть, что следствие заняло всего неделю. Однако при этом упрямо свидетельствуют, что изучили всю документацию клуба и ничего подозрительного в ней не обнаружили. Подозревать группу в чем-то нехорошем трудно, ибо показания каждого из них, услышанные Кряжиным и ему же изложенные письменно, совпадают даже в мелочах. Сговор? Вряд ли. У Крыльникова было много недоброжелателей из числа рядовых сотрудников, и не могло случиться так, чтобы хоть кто-то не шепнул советнику дурного. Предполагать же, что кто-то из них движим высоконравственным принципом «О мертвых либо хорошо, либо ничего», – наивно так же, как и оценивать скорострельную проверку Крыльниковым «Олимпа».

Проверка была завершена – на этом настаивают все, кого направил к Кряжину генерал Чубасов. Запугать или заставить лжесвидетельствать он всех их не мог. Чересчур большой коллектив для демонстрации своих низменных побуждений. Чубасов не стал бы этого делать, даже если бы очень хотел.

Вот что значит выходной день в Генеральной прокуратуре, когда за ответственное лицо в ней остается начальник Следственного управления. Заскучал Смагин, спустился вниз, где следователя ждал Стоцкий, и между делом прокачал на главное. «Если для тебя ценна эта информация»… Шутит, что ли?

До возвращения в «Олимп» у него было пять часов. Пока Сидельников с человеком Чубасова участвуют в тризне и наблюдают за двумя типами, прибывшими на похороны, как на званый вечер, Кряжин решил разобраться с Тузковым. Молодой человек уже довольно длительное время оставался без внимания, а после приезда к нему двоих глупцов Чубасова был, по-видимому, на взводе. Самое лучшее состояние для нечаянных откровений. Чем следователь воспользовался сразу, едва в беспрерывном течении внепраздничных будней появилось двухчасовое «окно».

Ночь в двадцатиместной камере, заполненной тридцатью четырьмя арестантами, сказалась как на психике молодого крупье, так и на его физическом состоянии. По ссадине на скуле следовало догадываться, что он, совершенно не имевший каторжанского опыта, либо плюнул в камере на пол, либо отказался стоять на шухере у «глазка» при «роботе»[5], когда «центровые» шпилили в «буру».

– Вы какой-то нынче не такой, барин, – заметил Кряжин, подталкивая к Тузкову пачку сигарет. – Словно из камеры.

– Шутите? – Потомок «небогатого, но дворянского рода» щелкнул зажигалкой следователя и моргнул свежеподбитым глазом, травму которого советник заметил только сейчас. – Держите человека ни за что с уголовниками и насмехаетесь? Меня избили.

– Могу справиться – за что?

– Один из сокамерников узнал во мне крупье. Я его тоже узнал. Он тогда спустил полторы тысячи «зеленых», упрямо делая ставки на «зеро». Пятнадцать раз кряду.

– Это всегда так было, Тузков, – заметил Кряжин. – Одни бьют, когда проигрывают, а от других получаешь за то, что помогаешь выигрывать другим.

– Да говорите вы, в конце концов, что вам нужно! – возмутился Туз. – То двоих фраеров бестолковых присылаете, то сами рака за камень заводите! Я устал, и возвращаться в камеру у меня нет ни малейшего желания!

– Вот видите, Константин, как у нас хорошо все получается. А вы на меня в прокуратуру жаловаться хотели… Кто велел вам подыгрывать Крыльникову?

– Гаенко! – без раздумий выпалил крупье. – Как полковник приходил, я должен был тотчас вставать к столу и принимать ставки.

– Что, каждый раз, когда тот приходил? А откуда вы об этом узнавали?

– Мне говорил об этом сам Гаенко. Думаю, Крыльников сообщал ему, что едет в казино, и номер стола. Управляющий тут же говорил об этом мне. Велено было делать так, чтобы «полкан» не выигрывал больше тысячи. Но и не меньше.

– И как часто он приходил?

– Раз, два раза в неделю.

– Думаете, у Гаенко были какие-то обязательства перед милиционером?

– А что тут думать? – поперхнулся дымом, едва успев затянуться, Тузков. – Дураку понятно, что «полкан» делал казино «крышу», а Гаенко за это рассчитывался. За три года работы я не видел ни разу, чтобы к управляющему приезжали бандиты. И верно – какой идиот поедет, если казино «красное». Кстати, товарищ следователь… Мне тут объяснили… Короче, поскольку я не государственное добро растрачивал, а частное, да еще и по распоряжению его владельца, то вы никакого права не имеете меня за это преследовать. Вот если бы я, наоборот, у Крыльникова…

– Ты мне еще закон почитай, – усмехнулся Кряжин и вытянул из папки, словно фокусник, прямоугольный листок. – Это подписка о невыезде. Подмахивай и иди домой. И мой тебе, с высоты прожитых лет, совет: светленьких никогда не выбирай, от них в жизни одни недоразумения.

Глава девятая

Похороны – это та часть жизни, которую всегда хочется побыстрее закончить. Плач вдовы, по деревенскому обычаю причитавшей и рвавшей на себе волосы, потемневшие от горя дети – у Крыльникова было двое мальчиков, молчание коллег полковника.

Среди родственников то там, то тут раздавались шепотки о том, что вот, мол, человек всю жизнь носил погоны, отдавал службе всего себя без остатка, а его начальство, которому он верой и правдой служил, не разрешило разместить гроб в ГУВД. Изредка слышались другие шепотки. Дескать, ГУВД – постоянно функционирующий орган, не Кремль и не Дворец спорта. И прекратить там работу, потому что умер кто-то из сотрудников, хоть и заместитель начальника, недопустимо. Не хватало еще этим гробом вызывать саркастические улыбки задержанных, привозимых и приводимых в управление.

Словом, ко второму часу прощания, когда рыдания окончательно захлебнулись, вдова, опоенная валерьянкой, затихла, присутствующие, коих на общей площади четырехкомнатной квартиры на Мясницкой насчитывалось порядка шести десятков, разбились на два лагеря: родственники с друзьями и коллеги Крыльникова по службе. Следуя процедуре мероприятия, вторые периодически подходили к первым, обещали «найти их», «помнить всегда» и заверяли, что «его дело будет продолжено».